Потому и сидим (сборник) — страница 144 из 153

Все эти милые доброжелатели самоедов и якутов буквально холодеют от ужаса при мысли о том, что различные российские этнические группы могут опять подпасть под власть великороссов и снова насильственным образом составят общую Империю.

По утверждению этих благородных государственных деятелей мировая демократическая справедливость требует, чтобы Великой, Единой и Неделимой России вообще никогда не было. А если самой России суждено, все-таки, быть, то чтобы была она не великой, не единой и чрезвычайно делимой.

В своей братской любви к представителям наших отдельных народностей западные благодетели самоотверженно делятся с ними не только своими идеями, продуктами своего сердца, высоких чувств и литературных дарований, но посылками, консервами и даже деньгами. Самостоятельных украинцев кормят и поят, чтобы они как следует отъелись к началу активной деятельности на своей родине. Сепаратистов грузин снабжают средствами для издания журналов, чтобы на веленевой бумаге могли они высказывать свои веленевые мысли.

А в придачу ко всему этому, чтобы подкрепить указанных гордых любителей самостоятельности, охотно снабжают наших специалистов средствами и поручают им провозглашать российскую федеративную республику в Мюнхене, в Штутгарте, в Париже и вообще всюду, где можно найти самоедов.

Картина трогательная, умилительная, колеблющая лучшие струны души.

* * *

Вот одно только странно и непонятно: почему все эти иностранные опекуны и устроители будущего строя России более внимательны и благожелательны к нашим российским народностям, чем к своим собственным?

Ведь у них самих тоже есть свои украинцы, свои грузины, татары, башкиры, которым нужно помочь в борьбе против правительственного централизма, для которых нужно было бы полностью восстановить историческую справедливость.

Взять хотя бы негров и индейцев, или южан и северян в Соединенных Штатах. Пришли чужие люди из-за океана, часть коренных жителей уничтожили, часть загнали в самые дрянные места; понавезли черных рабов, захватили чужие земли и стали распоряжаться как у себя дома. Между тем еще совсем недавно, меньше ста лет тому назад, американцы-южане четыре года дрались за независимость против американцев-северян, пока несчастный генерал Ли[561] не сдался свирепому Гранту[562], а бедняга Джонстон[563] – Шерману[564].

И, несмотря на это, никто до сих пор не созвал в Америке индейского учредительного собрания и не организовал индейскую самостоятельную республику.

Эта история куда похуже истории с Грузией, которая сама неоднократно просилась под руку русских царей, пока была принята. Между тем, как известно, североамериканские индейцы никогда не просили англосаксов и прочих европейцев приезжать к ним и брать их под свою высокую руку.

А затем: если есть в Америке такие сердобольные господа, которые хотят отделить Украйну от Великороссии, то почему эти справедливые люди не похлопочут об отделении своих южных штатов от северных? Ведь Украйна никогда не воевала с Великороссией, а наоборот – добровольно присоединилась к ней в 1654 году.

Таким образом, если не воевавшую Украйну необходимо отделять от Великороссии, то тем более нужно отделять горячо воевавшие южные штаты от северных. Пусть об этом позаботятся справедливые американцы, насаждающие историческую справедливость в России. Пуст для начала отделят хотя бы униженный и оскорбленный Техас, гордо провозгласивший в 1835 году свою самостоятельность; затем – пусть организуют учредительное собрание для индейцев, для негров… А после этого уже займутся чужими делами.

* * *

Кроме американцев чрезмерную заботливость о будущности России проявляют и многие политические деятели Западной Европы. Не только Украйна и Грузия, но чукчи и юкагиры их тоже весьма озабочивают. И это, естественно, заставляет их забывать о счастье своих собственных племен и народностей.

Вот, для французов, например, Эльзас с Лотарингией. Или Бретань. Да и Прованс тоже. При любви к самоопределению какой полезный и благодарный материал.

Эльзасцы считают своим языком – немецкий. Бретонцы говорят на совершенно особом кельтическом наречии, который для парижанина также понятен, как для москвича. А Прованс для Франции – настоящая Малороссия! И национальный поэт его Мистраль[565] – ни дать, ни взять – наш малороссийский Тарас Шевченко!

Почему же французам, прежде чем заниматься федерацией российских народов, не устроить федерацию у себя дома, сделать Эльзас самостоятельной Грузией, Бретань превратить в Белоруссию, а хохлацкий Прованс освободить от империалистических парижских кацапов?

Вслед за Францией любители российского самоопределения народов должны были бы пересмотреть и вопрос о племенных различиях в Англии. Для гордой Великобритании даже как-то обидно: о российском населении говорят много и с таким интересом, а о них самих ни полслова. А разве у них, помимо Уэльса, нет Шотландии и нет Ирландии?

Когда же, наконец, насилие Генриха Седьмого над несчастными ирландскими кельтами будет признано международным преступлением, и не только южная часть, но весь остров получит полную самостоятельность?

А Шотландия? Потерявшая самостоятельность при королеве Анне и до сих пор находящаяся под английским игом, несмотря на неоднократные восстания свободолюбивых горцев – гайлендеров? Неужели справедливые английские политики, заботящиеся об Украйне и Белоруссии, не догадаются в первую очередь устроить учредительное собрание для Шотландии, для Ирландии и для Гибралтара в придачу, где андалузские жители должны, все-таки, когда-нибудь демократически высказаться: считают они Гибралтарскую скалу своей или нет?

* * *

Конечно, мы, русские националисты, глубоко тронуты заботами иностранных политиков о судьбе наших народностей. Спасибо им.

Но, право, господа, успокойтесь. Не тратьте сил. И вместо наших, займитесь своими народами. Иначе из зависти они не взлюбят нас, а на вас самих могут обидеться.


«Россия», Нью-Йорк, 27 марта 1954, № 5330, с. 2–3.

Рецепты социального счастья

I.

Нет ничего возвышеннее и прекраснее, чем любовь человека к своему ближнему и забота о нем. Такой человек достоин всяческого уважения и преклонения.

Но когда человек, пренебрегая ближним, начинает любить дальнего и заботятся не о реальных людях, его окружающих, а обо всем человечестве во всей его совокупности, это уже не так хорошо. И можно даже сказать, вызывает тревогу.

Социальные реформаторы принадлежат обычно именно к такому подозрительному типу людей. Индивидуальная радость и счастье ближних их мало интересует. Конкретный ближний – будь то родственник или соотечественник – для них слишком ничтожный объект внимания. Им нужно охватить своим благодеянием все уголки нашей планеты, со всеми обитателями, страдающими от несправедливости жизни.

И их сердце, равнодушное к страданиям отдельного индивидуума, обливается кровью от жалости только тогда, когда страдания происходят в планетарном масштабе.

Да это и понятно арифметически. Если всех людей на земле около двух миллиардов, то на каждого отдельного человека приходится одна двухмиллиардная часть той любви, которая вмещается в сердце социального реформатора.

* * *

Вот, сейчас, на наших глазах происходит один из опытов социальной реформы, предложенной благодетелем рабочего класса Марксом и осуществленной в России его последователем Лениным. Опыт происходит с уклонениями и с извращениями основных марксистских идей, но тянется долго, уже около сорока лет. Вызывает в мозгу нормальных людей изумление, в чувствах нормальных людей отвращение и в душе неустойчивых и пугливых создает даже панику: а может быть коммунизм как раз и есть та социальная форма общественной жизни, которую должно пережить человечество?

Вот, чтобы успокоить этих испуганных, и чтобы показать, что социальную жизнь нельзя надолго включить в искусственные рамки какой-либо теории, что жизнь сама прорывает всякие плотины доктринерских учений, мы позволим себе сделать небольшой экскурс в область истории.

* * *

Первую дикую социальную фантазию осуществил на европейской почве в IX веке до Р. Х. спартанский законодатель Ликург. Боясь того, что высший класс населения Лаконии – спартиаты не удержат власти под давлением среднего класса периэков и рабов илотов, Ликург придумал создать из спартиатов нечто вроде конского завода, с отбором наиболее крепких и выносливых людей. Чтобы из каждого спартиата вышел впоследствии физически сильный и мужественный воин, все хилые и слабые дети, согласно постановлению Ликурга, подлежали уничтожению: их относили на скалы горы Тайгет и там оставляли на съедение хищным зверям. Остальные дети отбирались от родителей и воспитывались в общежитиях наподобие казарм. Воспитание было чисто «спартанское»: спали дети и юноши на голых досках, прикрываясь в холодное время тростником, который сами собирали; ели отвратительную черную похлебку; сладостей не смели есть, кроме сушеных фиг; учились только грамоте и начальной арифметике, все время посвящая «физкультуре» и умению обращаться с оружием. В виде ритуального праздника юношей иногда в присутствии родителей пороли, причем пороли до тех пор, пока из тела в достаточном количестве не вытечет кровь. Иногда детей засекали на смерть, причем эта смерть считалась такой же почетной, как смерть на поле брани.

Девушки воспитывались приблизительно так же, как юноши. На спортивных празднествах и те, и другие выступали совершенно голыми, несмотря на присутствие посторонних зрителей. «Влюбленность» между девушками и юношами считалась ненужной. Когда приходило время сочетать молодых людей браком, определенное количество невест загонялось в совершенно темное помещение и туда же затем впускалось такое же количество мужчин.