Теперь вспомнишь все это, сообразишь, как изменились времена, и улыбаешься былой детской наивности. В самом деле. Чему удивлялись? Будто с Кубани в Петербург или из Петербурга в Саратовскую трудно пробраться.
Теперь дело обстоит так:
Приезжает в Париж из Абиссинии Ольга Петровна, передает всякие новости о родине, об общих знакомых, привозит с собою в подарок друзьям браслетки, свитые из хвоста жирафов, тросточки из гиппопотамовой кожи, шкурки молодых леопардов. Хотя абиссинская жизнь немного засасывает, кругозор постепенно суживается и за политикой внимательно не удается следить, однако, природный ум берет свое. Кроме того, сколько бодрости, наблюдательности, знания жизни!
– Ну, как период дождей в этом году, Ольга Петровна? В вашем имении на станции Моджо все благополучно?
– Спасибо, дорогой, кофе в этом году отличный урожай принесло. Эвкалиптов, кроме того, насадили, мандарины начали культивировать…
– А как Ляля?
– Слава Богу здорова. По-прежнему занимается музыкой, рисованием, изучением амгарского и галасского наречий. Совсем взрослой барышней стала.
Или приедет с Сенегала Александр Платонович. Тоже – целая куча новостей о житье-бытье, а вместе с этим обязательно и подарки друзьям:
Кому вырезанного из дерева слоника местной негритянской работы; кому кожу змеи для дамских туфелек; кому банку с черными скорпионами.
Сидишь за чаем, с интересом рассматриваешь заспиртованного скорпиона, размерами не уступающего хорошему доброму раку, удивляешься огромным клешням, хвосту, красноватому пузырьку на конце, наполненному ядом… И расспрашиваешь:
– Ну, как работа шла в этом году?
– Спасибо, дорогой. Благополучно.
– А что поделывает Елена Никитишна? Как ваш сосед по тропикам доктор Адамов?
– Елена Никитишна, слава Богу, поздоровела, загорела. Огород собственный завела, укроп сеет. Как-то раз даже охотиться на слонов вздумала, меня все подбивала. А Адамова, к сожалению, видел давно. Хотя раcстояние пустяковое, всего восемьсот верст, но как-то не вышло…
А иногда, хотя и не часто, случается, приезжают в Париж одновременно и Ольга Петровна с Лялей из Абиссинии, и Александр Платонович с Еленой Никитишной с Сенегала и Кирилл Николаевич из Сиднея – и начинается оживленная беседа за чаем.
– Ну, как у вас, в Сиднее? Мост уже окончили строить?
– Да, арка готова, спасибо.
– А на острова Фиджи ездили в этом году?
– В этом не пришлось. Зато по делам в Новой Каледонии побывал. Хотите посмотреть фотографии?
Сидим, беседуем, расспрашиваем друг друга о новостях, о климате, о городке, о туземцах… И удивляемся:
– Все – родные, все – знакомые, а как разбросаны по разным уголкам русской провинции!
Разве так было раньше?
«Возрождение», рубрика «Маленький фельетон», Париж, 3 сентября 1930, № 1919, с. 3.
Кризис республиканизма
Каждый день видишь в газетах фотографии:
«Мисс Джоан Воулен – королева нью-йоркских купальщиц».
«Мистер Джек Браун – король нью-йоркских велосипедистов».
«Ивонна Шепа – королева французских молочниц».
«Божена Насмешил – королева чехословацких уборщиц».
Словом, короли и королевы всюду – всех состязаний, званий и рангов. Короли тенниса, футбола, воздуха, железа, угля, марганца, подполья… Коронованные особы среди продавщиц, покупательниц, вязальщиц, дровосеков, пильщиков, кондукторов, вагоновожатых, метельщиков улиц.
Какую газету ни возьмешь, отовсюду на тебя глядит рожа какого-нибудь его королевского величества, высунувшего язык от усталости при восшествии на престол. И вокруг подозрительного вида приближенные. Различного рода бескровные принцы, фавориты, конюшие, ловчие, спальники.
Человеку монархических взглядов все это, если иногда и противно, однако перенести кое-как можно. Все-таки идея монархии торжествует, хотя и воплощается не там, где надо.
Но, вот, как себя должны чувствовать республиканцы? И не простые, а демократические?
По-моему, каждый газетный снимок с королем или королевой в центре приводит демократического республиканца в ярость. Императоры, цари отжили свой век, похоронены, память о них должна совершенно изгладиться из сознания молодых поколений…
А толпа реставрирует!
Молодежь, как на зло, носится со своими королевами, подносит цветы, устраивает банкеты, восторженно кричит «бис», «гип гип ура», «наздар»[229]…
Обычное успокоительное объяснение, будто королевы красоты, купанья, раздеванья и прочего только дискредитируют идею монархии, а вовсе ее не возвеличивают, это самоутешение, конечно, не выдерживает критики.
Вот если бы королями воздуха именовали самых неудачливых летчиков, расшибших себе лоб, королевами красоты самых уродливых женщин, от которых все отворачиваются, а королем пешеходов называли того, кто явился к финишу самым последним, тогда дело другое.
Однако, каждая королева красоты, действительно, очень недурна собой, черт возьми. Король железа тоже не пролетарий, у коего в руках всего на всего один перочинный ножик. Свиной король не ограничивается небольшим свинушником при своем доме, а на самом деле вызывает зависть всех свиноводов.
И что же получается? В странах, где еще царствуют короли, о подобной пропаганде монархизма не слышно. Не видно даже настоящего короля, скромно ютящегося во дворце, чтобы не мозолить глаза населению.
А в республиках, где королевская власть канула в вечность, от королей проходу нет. Куда ни повернешься – король. На какую компанию ни на толкнешься – обязательно королева внутри.
Некоторые историки, вроде Ферреро[230], утверждают, будто мы вступили в критический период парламентаризма. В эпоху, когда парламент потерял авторитет, как это было с римским сенатом перед падением Империи.
Однако, если говорить правду, сейчас дело обстоит значительно хуже. В мире наблюдается не только кризис парламентаризма, но даже кризис республиканизма. Увлечения республиканским строем, после того, как появились на свет республики китайская, советская, турецкая и польская, сильно стали охладевать.
Королевы красоты, воздуха, принцессы тенниса, графы футбола, герцоги бокса, короли железные, угольные, деревянные, шерстяные, кожаные, все это результаты охлаждения к республике, все это – страшная брешь, через которую может, в конце концов, хлынуть реставрация.
И вот я искренно рекомендовал бы республиканским демократам обратить на это тревожное явление пристальное свое внимание и своевременно принять необходимые меры.
Начать оздоровление основ хотя бы с того, чтобы не печатать фотографий, бесчисленных коронованных лиц. Ну, а если печатать, то, во всяком случае, называть их не королями и королевами, а по-республикански:
Президент воздуха.
Председательница красоты.
Префект океана.
Свиной вице-президент.
«Возрождение», рубрика «Маленький фельетон», Париж, 5 сентября 1930, № 1930, с. 3.
Седьмой день
Что может быть для беженца приятнее воскресного отдыха?
Шесть дней непрерывной работы. Шесть дней раннего вставания, стремительного бега на службу, возвращения домой к позднему вечеру в изнеможенном, выжатом состоянии…
И вот, наконец, воскресенье. Чудесный день, когда исключительно сам от себя зависишь, когда ты сам себе и слуга, и хозяин, и бог, и червь, и раб, и царь.
Наблюдаю я, например, воскресное препровождение времени наших русских дам и умиляюсь. Как оживленно, как беззаветно отдаются они заслуженной радости седьмого дня, завещанной еще на Синае! Лишь только в счастливое воскресное утро забрезжит свет и в небе загорится серая парижская зорька, они уже на ногах, уже со щеткой в руках, с пыльной тряпкой, с суконкой для натирания пола.
Глаза блестят, на лице блаженная улыбка, во всей фигуре достижение долгожданной свободы. С грохотом начинают сдвигаться с места кровати, пляшут по квартире столы, диваны, стулья.
– Миша, убери ноги!
– Коля, встань с кровати сию минуту!
Часа два продолжается бурное наслаждение утренним отдыхом. Затем – краткий перерыв за чашкой кофе… И наступает новая фаза дольче фарниенте[231]: базар.
Независимым торопливым движением руки сдирается со стены клеенчатая сумка, быстро натягивается на плечи пальто, водружается на голову шляпка, и веселый стук каблучков по деревянной лестнице возвещает, что Мария Ивановна идет дышать чистым воздухом.
– Маня! Не забудь селедки! – слышится сверху.
– Мамочка! Шоколаду тоже! – раздается детский писк.
Кто не видел то воскресеньям на базаре отдыхающих русских женщин? Живой энергичной походкой движутся они от одного прилавка к другому, что-то рассматривают, что-то обнюхивают, что-то пробуют, перебирают пальцами. Все движения показывают, что они сегодня полноправные существа, свободно распоряжающиеся своим досугом, беспрепятственно проявляющие свои вкусы и прихоти. В то время, как местные жительницы бродят по базару понуро, пугливо, чувствуя себя рабынями тяжелых социальных условий, наши дамы ходят уверенно, бодро, с видом исключительных баловней суровой судьбы.
Да и как же иначе, если сегодня воскресенье?
Затем, по возвращении домой, новое развлечение, длящееся несколько свободных часов: приготовление обеда на сегодня, на завтра, на послезавтра. И кое-какая мелкая стирка. Как-то незаметно заполняясь впечатлениями, бегут минуты среди дымящихся сковородок, звенящих кастрюль, шипящего масла. Сколько разнообразия, содержания, сколько ощущений, неизвестных в служебные будние дни!
Готов обед, вымыто белье, семья садится за стол, и в передней звонок: Иван Иванович пришел в гости.
– Опять котлеты? – строго говорит он. – Ведь в прошлый же раз были котлеты!
– Извините, Иван Иванович… Так вышло.