. Ты другая. Я бы никогда не вписался, понимаешь? Не умею я с такими, как вы. Это только в кино принцесса и пастух… или как там, а я всегда считал, что всяк сверчок знай свой шесток. Я часто думал о тебе, я рад, что мы опять встретились, честное слово! Как будто вернулись назад и попытались…
Он помолчал. Ирина внимала, перестав дышать…
— Я тебя никогда не забуду, Ирка. Ты девочка из прошлого, когда все было впереди. Ну, будет, будет… жизнь не кончается. Впереди еще много интересного. Вы поставите ваш спектакль про Буратино, ты напишешь новый, у вас спетая компания, ты не одна. Сын возвращается. Ирка, это счастье — иметь сына!
Ирина молча плакала, боясь всхлипнуть, боясь унижения. Он снова бросает ее…
— Я уйду сегодня.
Ей показалось, что его слова прогремели громом. Она плакала и ненавидела себя за эти слезы, за то, что не смогла удержать его, за свое постылое одиночество. И ничего уже нельзя было исправить…
— Пошли купаться! — вдруг сказал Дельфин.
— Холодно, — пробормотала она, больше всего на свете боясь, что он заметит ее слезы, чувствуя себя униженной и никчемной.
— В самый раз! — Он осторожно снял ее голову с живота, вскочил и побежал к воде — сильный, поджарый, гибкий. Она смотрела ему вслед, и ей казалось, что ее сердце сию минуту разорвется от горя. Он вошел в воду, взмахнул руками и нырнул, оставляя за собой длинный белый след. В тот же самый миг предчувствие укололо ее в сердце — он останется там, в темной холодной глубине… навсегда! Спустя минуту он вынырнул уже на середине реки и стремительно поплыл к тому берегу.
Дельфин… Дельфины не тонут.
Глава 15. Смерть стрелка
Светлана Михайловна, или баба Света, ломая пальцы и чертыхаясь, пыталась отпереть проклятущую дверь. Сто раз говорила Витьке: «Вставь новый замок или подрихтуй, мужик ты или не мужик, честное слово, это же никаких пальцев не хватит так мучиться!» Дверь наконец распахнулась, и баба Света, подхватив объемистые сумки, протиснулась внутрь и в сердцах пнула дверь ногой. Та с громким стуком захлопнулась. Хозяин, Виктор Алексеевич Бурый, на работе, так что можно не спешить. Для кого Виктор Алекссевич, а для нее Витька — по причине давнего знакомства. По плану сегодня стирка, уборка, мытье окон на зиму, еще бы успеть убрать на балконе и повытаскивать из заповедных мест пустые бутылки. И главное, сколько ни говори, всегда одно и то же — пихает куда попало! Что значит холостяк. Бобыль бобылем.
Баба Света потащила сумки на кухню, распахнула холодильник и принялась перекладывать туда продукты. Нужно будет сготовить на пару дней, да мяса поболе — Витька мужик здоровый, жрет, только успевай подавай!
Она включила кофеварку, достала из шкафчика банку кофе и сахар. Сняла с «вешалки» любимую керамическую кружку. Тяжело уселась на табурет.
Напившись кофе, баба Света отправилась в гостиную определить фронт работ. Она стала как вкопанная на пороге, уже занеся ногу для шага, поднесла руку ко рту и, вылупив глаза, закричала от ужаса! Так и испускала вопли, один за другим, не в силах остановиться, не сводя глаз с неподвижной фигуры в кресле, прямо под бордовым абажуром горящего торшера. Хозяин Виктор Алексеевич сидел прямо, как штык, привязанный к спинке кресла веревкой, а из груди его торчала стрела с красным оперением. Лицо его в темно-красном свете было почти черным, руки безвольно лежали на коленях, а на груди, в том месте, куда вошла стрела, расплылось зловещее черное пятно…
…Первой мыслью капитана Астахова при виде человека в кресле была невнятная мысль о товарище, Федоре Алексееве, гребаном философе, который все-таки накликал. А оторванный от жизненных реалий простак Савелий поддакивал. Вот и получается, что эти двое клоунов оказались правы, а он, капитан Астахов, лопухнулся.
Правда, он тут же подумал, что связи между стрелой и джокером может и не быть, но подспудное «нутро» подсказывало ему — не надейтесь! Ни с чем подобным в своей оперативной карьере капитан Астахов еще не сталкивался. Федор однажды рассказывал про священника, патера Брауна… что-то там было такое, всякие странные события, которые оказались связанными между собой и вели к разгадке преступления, он еще предложил дать книжку почитать, но капитан отмахнулся — ему и в жизни хватает подобной радости, какие, к черту, книжки!
Убитого звали Виктором Алексеевичем Бурым, был он хозяином квартиры, бизнесменом и владельцем тира, что около базара, человеком далеко не бедным. Проживал один, но не скучал и ни в чем себе не отказывал. Случались подруги, загулы с друзьями, всякие холостяцкие излишества вроде мордобоя и вызова соседями полиции. Хозяйство его несколько лет вела пожилая пенсионерка Самусенко Светлана Михайловна, она же обнаружила труп.
Судмед Лисица, пребывающий, как всегда, в самом приятном расположении духа, сказал, что, по предварительному заключению, смерть наступила около тридцати часов назад, то есть тринадцатого августа, около двух-трех ночи. Стрела выпущена не из лука, а с силой всажена в грудь жертвы, смерть наступила практически мгновенно. Почему Бурый не защищался? Почему дал себя привязать? Парень здоровый, такого так просто не скрутишь. Ну, во-первых, был пьян, во-вторых, убийца применил электрошокер. После чего привязал Бурого к креслу и…
«Веревка не наша, — сказала Светлана Михайловна, — у нас такой веревки отродясь не водилось». То есть убийца привязал Бурого к креслу веревкой, которую принес с собой, после чего с «нечеловеческой» силой воткнул ему в грудь стрелу. Откуда взялась стрела, Светлана Михайловна ответить не могла — в чулане их полно, а такая ли, другая — ей неизвестно.
Она уже притихла и обмякла, напившись валерьянки, говорила монотонно и все шарила вокруг себя руками, словно искала потерянное.
— Хороший человек, нежадный, веселый, ну, шебутной, как водится, денежный, компании любил, но ведь неженатый, почему не погулять? И гуляли, а потом бутылки хоть возом вывози. Но нежадный, всегда к празднику, к Новому году, к Рождеству вроде как премию выдавал… — Она вздохнула. — Чего украдено? Вроде все на месте, вон кубки, он чемпионом по стрельбе из лука был, медалей полно в серванте. Витя говорил, чистое золото. Может, деньги и еще чего в сейфе, не знаю, не заглядывала. Аж не верится… это же его из лука порешили, а где же лук? У него в спальне на стене три висело, и тутдвое, так, вроде, все на месте. Он же здоровый, лук, как же его можно с улицы притащить-то? Или он на машине приехал? Может, кто из его клиентов, у него их десятки, я раньше у Вити в тире прибирала, потом отказалась, они там на пол плюют, курят, чисто гопники, прости господи! А разговоры! Просто охальники, такие личности попадались, маму родную зарежут! Я и отказалась от греха подальше, так Витя мне предложил работать у него на дому. Хороший человек, царствие ему небесное! Такое зверство, такое зверство, ума не приложу, кому так припекло! Я считаю, все можно решить через разговор, покаяться, повиниться…
— Покаяться, повиниться… в чем? — тут же спросил капитан Астахов.
— Ну, не знаю, было, видать, в чем. Порешили из лука, может, соперник какой, не уступил Витя, а он и порешил. Витя горячий был, дрался… у него шрамов полно на груди да на руках.
— У него была подруга?
— Ну, бывали всякие-разные, как по мне — чисто шалавы и грязнухи, сигареты с губной помадой везде валяются, посуды не вымоют за собой, в ванной салфетки грязные. Я ему говорила: ты, Витя, догуляешься, состареешь, ни жены, ни детей, да и останешься у разбитого корыта, а он мне все хи-хи да ха-ха, успею, баба Света, да успею. Вот и успел!
— Возможно, были угрозы, может, он говорил, или настроение плохое в последнее время, или звонил кто-нибудь, может, письма?
Светлана Михайловна задумалась, пожала плечами:
— Не говорил. Вроде веселый был, как всегда. А письма… какие ж письма, одни счета, уже и не пишут писем теперь, не то что раньше. Они собирались через месяц куда-то, чуть не в Индию, с компанией. А позавчера день рождения был, собирался в ресторан с дружбанами гулять… — Она вдруг ахнула: — Это ж его аккурат в день рождения порешили, двенадцатого у него день рождения! После ресторана!
— Не может быть! — воскликнул трепетный Савелий Зотов. — Убит стрелой? Но почему такой странный способ убийства?
Друзья сидели, как обычно, «на точке» — в своем излюбленном баре «Тутси».
— Малко тоже убит необычным способом, — заметил Федор Алексеев. — Вечером десятого августа он был замечен с Ромой, а спустя пару часов, уже одиннадцатого августа, между часом и двумя ночи, убит. Следующая жертва, Бурый, убит после ресторана, где двенадцатого августа праздновал с друзьями свой день рождения. Смерть наступила тринадцатого между двумя и тремя ночи. То есть между первым убийством и вторым прошло всего-навсего около двух суток. Убийца не теряет времени даром и, похоже, спешит. Вернее, не столько спешит, сколько действует по тщательно разработанному плану.
— Ты думаешь, эти убийства связаны?
— Не знаю, Савелий. Доказательств у нас нет, но подумай сам…
— То есть твое внутреннее чутье говорит… что оно тебе говорит, Федя?
— Мое внутреннее чутье допускает, что убийства связаны — оба в каком-то смысле трюкачество. Да и разница во времени никакая — двое суток, а ведь для второго убийства нужна была тщательная подготовительная работа. Да и для первого… Коля, а Малко и этот Бурый…
— Бурый — это кличка? — перебил Савелий.
— Фамилиетакое, Савелий, причем, известное, — сказал Федор. — Чемпион по стрельбе из лука. Кроме того, владелец тира. Коля, Малко и Бурый были знакомы?
— В мобильнике Бурого Малко нет, а там… черт его знает. Зинаида, девушка Малко, про Бурого не слышала. — Коля кашлянул, а Федор ухмыльнулся.
— Почему он не сопротивлялся? Почему дал себя привязать?
— Его вырубили электрошокером и привязали к спинке кресла.
— И убили?
— В каком смысле? Конечно, убили!