Он, отдуваясь, вылез из машины. Лола уже выскочила на улицу и, потрясая белокурыми волосами, слюнявя пухлые губки, судорожно приглаживала льняную юбку. «Нет, я просто обязан ее отыметь!» — злобно констатировал очумелый Жанно.
Мерье был уже на месте, его «пежо» стоял на углу. Этот идиот включил свет в салоне и сидел там, как серая рыба в грязном аквариуме. Жанно подхватил Лолу под локоток, но та деликатно вывернулась. «Дурак! Еще пиццей ее пичкал! Нет уж, в следующий раз — пакетик чипсов на лавке, и баста!»
Не прекращая играть, Филипп взглянул на часы — старые механические часы, некогда принадлежавшие дедушке, которые Грэнни презентовала ему после ИНЦИДЕНТА. Папа-Вскрой-Консервы собирался в «Меч-рыбу», он мог пропустить замечательную музыкальную подборку — с двух до трех ночи там ставили записи легендарных концертов современности: Эллингтон в Мехико, Диана Ривз в Нью-Монинг и Эрл Хайнз в Вилидж-Вангуард…
От такой музыки вокруг него будто начинали ходить стены, рот наполнялся слюной, а тело словно бы становилось вибрафоном. Наступало ВИДЕНИЕ ИКС: обманчивые оболочки плоти являли свое содержимое, он зрел человеческие АУРЫ и в этом зыбком полу прозрачном мире чувствовал такую близость к НЕМУ, так истово сотрясался от электрических разрядов ЕГО ПРИСУТСТВИЯ, что даже пускал в штаны.
Впервые с ЕГО образом он познакомился благодаря Грэнни. Он должен был простаивать на коленях и, глядя на нее, шевелить губами, выпрашивая ПРОЩЕНИЕ за то, что опять сделал пи-пи в кровать и что был просто противным ГРЯЗНУЛЕЙ, который так мучит Грэнни. Он должен был думать о страдании, о ГВОЗДЯХ и еще слизывать кровь с ГОЛОГО тела, потому что только так становятся ЕГО ДРУГОМ, только так восходят на НЕБО, как МАМА и ДЕДА, которые теперь блаженствуют на облаках. «Я тоже туда хочу!» — кричал Филипп, но Грэнни говорила, что еще рано: «Ты отправишься туда позже, когда придет время». Так вот, время пришло! Он устал от этого мира и хочет стать ЗВЕЗДОЙ.
Ну вот, еще часик игры для дам из «ДИВАНА», и он может идти — завернуться в нежную кожу ночи, обжечь губы горячей плевой тьмы.
— Два бокала вина! — распорядился Жан-Жан.
— Мне свежевыжатый апельсиновый сок, — устало сообщила Лола официанту.
— То есть один бокал?
— Нет, мне джин с лимонным соком, — выдавил Жан-Жан.
— То есть все-таки два бокала: один апельсиновый сок и один джин. Сию минуту! — пискнул официант и исчез.
— Придурок! — процедил Жан-Жан сквозь свои ровные зубы.
Лола промолчала. Она демонстративно отвернулась к квартету духовых инструментов на сцене.
— Неплохо свингуют, — бросила она шефу, который размечтался о том, как бы посвинговал с ней он. — Обожаю духовые инструменты, а вы?
«А я твою задницу обожаю», — чуть было не ответил Жан-Жан, но сдержался и просюсюкал:
— О да, я тоже. Особенно контрабас.
Он так и не понял, почему она рассмеялась. Впервые за этот вечер.
Тяжело вздохнув, Мелани шагнула в «Меч-рыбу» и подошла к махнувшей ей от стойки Джоанне. Нет, это кощунство! Она вообще не должна была сюда возвращаться!
— Гляди, гляди, он — супер! — прокричала Джоанна.
Дамьен раскланивался перед публикой. В свете прожекторов блистали взмыленные косички, заговоренной змеей вывертывался саксофон.
Номер закончился. Еще не отдышавшись и не успев сойти со сцены, он почувствовал, что кто-то схватил его за руку. Опустив глаза, Дамьен наткнулся на суровый взор какого-то плотного брюнета.
— Дамьен Феллегара? — спросил брюнет голосом легавого.
— Ну да…
— Полиция, — прошептал Жанно. — Девица, которую кадрил Камель Аллауи, здесь? Подумайте, это важно.
Разгоряченного Дамьена прошиб озноб.
— Да нет, вроде не видно.
— Если подойдет, предупредите меня незаметно, о'кей?
— Конечно… хотя я не уверен, что ее узнаю.
— А ты постарайся. Очень тебе советую, — прищурившись, прошипел Жанно. — Для твоего же блага.
Освободившись, Дамьен какое-то время лавировал меж кучками посетителей и в конце концов подошел к бару.
— Привет, девчонки! — вымученно бросил он. — Эй, ты знаешь, что тебя легавые ищут? — прошептал он Джоанне.
— Легавые?.. Чушь какая!
— Не чушь. Они ищут свидетеля, который последним видел Камеля в ночь его исчезновения.
Джоанна пихнула его ногой:
— Я? Камеля? С чего бы мне его видеть?
— Ну… не знаю… так… — замялся он, осознав, что натрепал лишнего перед Мелани.
— Да, с чего бы ей видеть Камеля? — ледяным голосом переспросила та.
— Я-то почем знаю? Ладно, до скорого, — пробормотал Дамьен и скрылся в толпе.
Мелани обернулась к Джоанне, которая уставилась в свой стакан.
— Что он тут нес?
— Не знаю, дурак он, а я правда ничего не знаю!
— Значит, с Камелем гуляла?
— Я-а-а-а-а? Ты что-о-о? Совсем рехнулась?
— Ах ты…
— Тише, пигалицы! — огрызнулся Жан-Жан. Он ничего не слышал из их разговора, просто Джоанна налетела на него, шарахнувшись от разъяренной Мелани.
— Пошел в жопу! — завопила в ответ Джоанна.
— Куда? — поперхнулся джином Жан-Жан. — Да ты с кем разговариваешь?!
— Шеф! Сядьте, шеф! — вцепилась в его ремень Лола, подобно девочке, которой не справиться со своим питбулем.
Джоанна презрительно повела плечами — уж лучше пикироваться с этим старым дураком, чем подставляться под громы и молнии Мелани.
Злобно на нее зыркнув, старый дурак снова уселся подле своей кислой топ-модели. В это время Мелани тщетно пыталась найти Дамьена, затаившегося где-то в туалете.
Джоанна со вздохом прикончила свою текилу «бум-бум». С Камелем она особо и не гуляла. Той ночью он попросту затащил ее в тачку, сразу же после того как пай-девочка Мелани отправилась восвояси. Они остановились за Палм-Бич, на пустынной автостоянке. Но когда они собрались обратно, их развалюха больше не заводилась. Великодушный Камель вызвал по мобильнику такси и отправил Джоанну домой, прежде чем ее отец успел переполошить полицию. «Я постерегу тачку, — объяснил он ей. — Это же машина Дамьена… »
Улыбнувшись, она помахала ему рукой из открытого окна. Отъезжая, она заметила, как рядом с Камелем, ослепив ее фарами, остановилась другая машина. «Ну вот, сейчас ему помогут», — зевнув, подумала она.
Усаживаясь на место, Жан-Жан еще не знал, что беседовал с главным свидетелем. «А если мои близняшки вырастут и превратятся в двух идиоток по метр семьдесят ростом, проколотых всякой ерундой с головы до пят? — думал он. — Пусть только попробуют! В церковном приюте сгною!»
Лола флегматично потягивала апельсиновый сок. Ей очень нравился этот джаз и шум вокруг, который мешал им поддерживать разговор. Жаль все-таки, что Жанно не закатили оплеуху. Вот бы смеху было!
Лоран умирал со скуки. Мимо проходили смеющиеся галдящие компании. Из клацающей железной двери бара то и дело вырывались раскаты джаза. Он в сотый раз поменял радиостанцию и попытался со средоточиться на дебатах по поводу современной экономики.
Марсель беспокойно ворочался во сне. Когда они входили в квартиру, там надрывался телефон. Он снял трубку. Мари Перен. В 23 часа! Ей одиноко. Как на счет того, чтобы посидеть где-нибудь?
Он покосился на Надью, которая устанавливала гладильную доску перед телевизором.
— Гм… просто я не один… — пробормотал Марсель, вокруг которого гоняли пакетик из-под чипсов.
— Кто это? — спросила Надья.
— Да так, коллега…
— Что, теперь и по ночам будут трезвонить?
— Я сейчас объясню…
— У тебя что, кто-то есть? — удивилась Мари на другом конце провода.
— Да, в своем роде…
— Папа! Па-а-ап!
— Ладно, пока. Развлекайтесь — у вас там, гляжу, не соскучишься…
Он вздохнул и повесил трубку. Неожиданно ему захотелось остаться одному, посидеть где-нибудь на террасе и попить пива — без детей, которых нужно укладывать в постель, вообще без какой-либо расписанной наперед программы. Что это? Ностальгия по холостой жизни? По юности?
Вскоре он забылся, но сон его был беспокойным: вездесущие сандалии священника, разбитое лицо юного Диаза и волны джазовой музыки, в которых тонут крики мальчика.
Папа-Вскрой-Консервы проскользнул в темное прокуренное помещение и прищурился. Из репродукторов струилась «The Jumplin'Jive» Кэба Кэлловэя. Тихонько нащелкивая ритм, он двинулся к стойке. Там сидела ДЕВИЦА ТОГО, ИЗ «ШАВЕРМЫ». Вместе с другой девицей — ТОЙ, СО СТОЯНКИ. Когда он подходил к ТОМУ, ИЗ «ШАВЕРМЫ», он ясно разглядел ее в свете своих фар.
Опасны ОБЕ ДЕВИЦЫ.
Он облокотился о стойку рядом с Мелани и махнул бармену:
— Одну кока-колу, пожалуйста.
Никакого алкоголя. Алкоголь нельзя. Он — для ВЗРОСЛЫХ. К тому же от него БОЛЕЮТ и ДУРЕЮТ, а он не дурак.
Глубоко вздохнув, он навесил улыбку:
— Могу я вас чем-нибудь угостить, девушки?
Девица с заколками смерила его пристальным взглядом. Да, комплексами этот старикашка в смокинге не страдает. Но, кажется, безобидный: рокерские очочки, бородка…
— Мне текилу, пожалуйста. А тебе чего, Мелани?
— Ничего. Спасибо.
«Никогда не принимай выпивку от незнакомых мужчин, — заповедь мамы. — Все, что они хотят, — это вычерпать взамен твой энергетический источник».
«ЧУЧЕЛО. Посмотрим на твой ВЫПЕНДРЕЖ, когда Папа-Вскрой-Консервы засадит тебе свой СПЕЦИАЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ. Куда поглубже».
Он улыбнулся и, не моргнув глазом, заказал текилу.
— Вы музыкант? — спросила Джоанна.
Ей-то откуда известно? Что, уже на хвост сели? Он нервно кивнул.
— На чем играете?
«На КИШКАХ!» — чуть было не ответил он.
— На пианино.
— Правда? Классику, что ли?
— Когда как. Моцарта… Элтона Джона — по настроению.
Ах, если бы Франсин слышала! Он поддерживает самый настоящий разговор, причем без единой ГЛУПОСТИ.
СЛАВНАЯ Франсин, от которой он избавился с помощью своей верной Тележки, распихав самые здоровые куски по мусорным бакам, а части, которые по виду не распознать, разбросал по городским скверам, к вящей радости кошачьего народца.