– Разве тебя не было со мной в больнице? Разве ты сам не слышал все собственными ушами?
– Конечно, я все слышал. Он обругал нас, а мы в ответ обругали его.
– Тебе даны все ориентиры, а ты так ничего и не видишь! – заметил Чиун. – Это он спешит, а не мы, поэтому он должен напасть на нас первым.
– Но он таким образом получает инициативу!
– Вовсе нет.
– Но почему?
– Потому что он не знает, где мы находимся.
– Ну и что?
– Значит, он должен нас найти.
– Не думаю, что ему это удастся.
– Именно так. Поэтому он должен сделать что-то чтобы нас привлечь. И тем самым он обнаружит собственное место нахождение.
– А мы снова попадемся к нему в ловушку, – сказал Римо и принялся ждать, когда кончится новый эпизод.
На этот раз непристойное предложение исходило от Катрин и было обращено к доктору Дрейку Марлену, женатому, насколько ей было известно, на Нэнси Уитком, которую никто не изнасиловал, но которая тем не менее размышляла, стоит ли ей сделать аборт, поскольку состояла в интимной связи с собственным психоаналитиком. Дождавшись рекламы, Римо спросил:
– Так почему временной фактор важнее для него, а не для нас? Я хочу сказать, что металл и транзисторы долговечнее плоти.
– Если бы ты внимательно слушал, что я говорил в больнице, то понял бы, что я вложил ему в голову одну мысль, которую он легко воспринял, потому что она верна.
– Я не уловил тогда никакой мысли.
– Человек долговечнее любого творения собственных рук.
– Но ведь это не так. Взять хотя бы надгробия.
– Ну, и что надгробия? Где могилы скифов или кельтских племен? Все они давно стерты с лица земли, а персы продолжают существовать, и ирландцы процветают.
– А пирамиды?
– Они постепенно разрушаются, а египтяне живут. А вспомни Стену плача в Израиле! Это все, что осталось от величайшего храма. Но посмотри, как себя чувствуют новые жители этой страны! Нет, человек постоянно обновляется, а вещи умирают. И робот это понял. Он знал, что Дом Синанджу переходит от мастера к мастеру и останется по-прежнему полон жизни и сил, когда все шестеренки мистера Гордонса заржавеют. Поэтому именно он должен попытаться уничтожить нас, а не наоборот.
– Почему же он не тронул меня в больнице? Когда был переодет медсестрой и легко мог меня устранить?
– Должно быть, решил, что ты начеку. А это означает, что даже самые совершенные электронные системы способны на ошибку. А может, он не знал, что станет делать один из нас, если другой погибнет. Похоже, он хочет расправиться одновременно с нами обоими, потому и заминировал палату, где лежит Смит.
– Вот еще одна проблема – Смитти.
– В мире есть и другие императоры.
– Я почему-то предан именно этому.
– Дом Синанджу славится своей преданностью. Но преданность – это одно, а глупость – совсем другое. Императоров много, а мы одни. И мы должны хранить верность многим вещам. И прежде всего Синанджу, хотя ты этого еще как следует не осознал. Кстати, ты должен быть предан Синанджу больше, чем кто-либо другой, поскольку однажды ты станешь Мастером Синанджу.
– Мы должны что-то сделать для Смитти, – продолжал настаивать Римо.
– Если бы мы уехали в Персию, со Смитом не случилось бы этого несчастья. Самое большее, что можно сделать для императора, – это служить ему, пока он пребывает в здравии. И больше ничего.
– Я не согласен. И хотя он больше не сидит в своем кабинете, забавляясь с компьютером, он все еще наш босс. Как мой, так и твой.
– Твой – возможно. Но не мой. Если ты наемный работник, то я свободный человек, работающий по контракту. – Чиун поднял вверх руку. – Но Смита мы спасем.
– Как?
– Ты видел, как в его палату вошла обычная сестра И она не потревожила взрывное устройство!
– Да, видел.
– Мина настроена только на нас – тебя и меня. Мы спасем Смита тем, что будем держаться подальше от него и таким образом не приведем в ход взрывной механизм.
Римо хотел еще что-то сказать, но Чиун уже не слушал его – он снова отвернулся к телевизору, и Римо пришлось покорно ждать, пока кончится очередная серия «мыльных опер» «Пока вертится Земля» и «Невинные и порочные», чтобы получить ответ на еще один злободневный вопрос.
– Как ты думаешь, какую ловушку подстроит нам Гордонс? – спросил наконец он.
– Такую, какую мы сами подскажем ему, – ответил Чиун и наотрез отказался обсуждать далее этот вопрос, приведя пословицу, что, если лить воду на мокрый камень, он не станет более мокрым.
Днем Римо позвонил Смиту из придорожного кафе. Играл музыкальный автомат – мелодия напоминала завывания подростка, заглушаемые грохотом барабанов. В кафе сидели несколько рокеров в черных куртках – прически их выглядели так, будто они использовали вместо расчески корни деревьев из мангровых лесов. Они пили пиво и приставали к посетителям. Бармен пытался сохранять достоинство, делая вид, что ничего не замечает. Потому что иначе ему пришлось бы что-то предпринять, а ему этого очень не хотелось.
Дозвонившись, Римо узнал, что Смит в целом чувствует себя лучше.
– Состояние стабилизировалось, – сообщил Смит, – и врачи обещают, что к концу недели снимут повязку с левого глаза. Они говорят, что на следующей неделе я уже смогу вставать.
– Только не смейте это делать! – воскликнул Римо.
– Я знаю. У вас есть какие-нибудь зацепки? Я здесь оказался совершенно не у дел. Не могу же я пользоваться обычными телефонными линиями! Я даже не могу установить секретные – кто знает, от чего эта штука взлетит на воздух?
– Да, – согласился Римо.
– Итак, ваши идеи? – повторил Смит.
– Ну, видите ли, мы... разрабатываем один план.
– Отлично, – похвалил Смит. – Если бы не вы, меня бы, наверно, уже не было в живых.
– Держитесь, Смитти, – произнес Римо, чувствуя себя совершенно беспомощным.
– И вам того же, – сказал Смит.
Римо повесил трубку и попросил у бармена стакан минеральной воды. Рокер с волосатыми, как у обезьяны, лапами и украшенным свастикой немецким шлемом времен Второй мировой войны предложил ему выпить что-нибудь покрепче.
– Я не пью, – ответил Римо. – А также не курю, не ем мяса, не хитрю и не испытываю враждебности к окружающим.
– А что же ты тогда делаешь, педик несчастный? – спросил парень и заржал, повернувшись к друзьям. Они тоже заржали. Веселый у них приятель.
Сзади на куртке розовой и белой краской у него было написано: «Черепа крыс».
– Я ручной хирург, – произнес Римо.
– Да? И что же это такое – ручной хирург?
– Делаю пластические операции с помощью одной лишь руки без каких-либо инструментов.
– Да? Может, и мне сделаешь, а, голубой? Хе-хе!
– О, спасибо за приглашение, – сказал Римо и подошел поближе к столу, где сидели «Черепа крыс». – А сейчас, господа, я покажу, как умею хватать за нос.
– Детская шутка, – заметил один из «черепов». – Проводишь рукой ребенку по лицу, а потом стоишь фигу и говоришь: «Видишь, твой нос у меня в руке».
– Пусть сделает, – разрешил главарь, тяжело поднимаясь со стула у стойки. – Давай, гомик, покажи, на что способен, а потом я покажу, какие операции делают при помощи цепи. – Он посмотрел на Римо сверху вниз и поиграл огромной цепью, которую не выпускал из рук.
Остальные громко загоготали.
– Не надо, ребята, – неуверенно запротестовал бармен.
– Ты что-то сказал? – обратился к нему главный «череп», сжимая цепь.
– Я имею в виду... Понимаете, это бар...
– Он первый начал. – Владелец цепи кивнул на Римо.
– Да, конечно, все в порядке, – забормотал бармен. – Я понимаю, вы вынуждены защищаться.
– Ага, – хором сказали «крысиные черепа».
– Вы готовы? – приятным голосом спросил Римо.
– Готовы, – подтвердили «черепа».
– Только чур, не блевать, – предупредил Римо. – Может быть много крови.
– С нами такого не бывает, – заверил его главарь.
– Отлично. Потому что иначе мне придется вас наказать. И помни – ты лишаешься носа.
– Давай-давай, – хихикнув, подбодрил его главарь «черепов».
– Сейчас будет фокус-покус, – произнес Римо, перебирая пальцами. Поначалу рука его двигалась медленно – так обычно замахиваются клюшкой при игре в гольф, но когда достигла цели, то всем показалось, будто она закреплена на конце длинного кнута. Пальцы раздвинулись и снова сомкнулись со щелчком, напоминающим удар хлыста. Главарь «черепов» ощутил быстрое прикосновение, словно ему вырвали молочный зуб. Из самого центра лица. И сразу он стал как-то странно дышать – как будто делал вдох прямо головой. Но то, что проходило внутри, было более влажным, чем дыхание. Он так и застыл на месте. На лице его расплылось большое красное пятно с двумя дырками посередине. Он вдруг почувствовал страшную боль.
– А вот и наш носик-курносик, – дурашливо произнес Римо и показал сидящим «черепам» правую руку. То, что лежало у него в ладони, вполне могло быть большим пальцем. Если только на пальцах бывают ноздри.
Римо повернул ладонь, и кусочек плоти скатился одному из рокеров в стакан. Пиво тут же окрасилось в розоватый цвет.
– Только без глупостей, – предупредил Римо.
– О Господи! – пролепетал рокер, в пиво которому попал оторванный нос главаря.
Как ни странно, они не полезли в драку, а восприняли все так спокойно, словно это было лишь детской шалостью. Римо приобрел над ними такую власть, что они и не думали вступать с ним в конфронтацию. Особенно когда он заметил, что ему особенно удаются операции на половых органах.
Тогда уж все поспешили согласиться, что это было лишь невинной шуткой.
– А теперь допивайте пиво, – предложил Римо, и «череп» с розоватой жидкостью в стакане тут же лишился чувств.
Пока Римо ехал в мотель на своем взятом напрокат автомобиле, по радио шла дискуссия по поводу тюремной реформы. Какая-то дама жаловалась на жестокость законов.
– Жестокие законы лишь провоцируют новые преступления, – говорила она.
Дама почему-то забыла об одной интересной закономерности: чем реже полиция пускает в ход оружие, тем больше ни в чем не повинных людей попадают под добровольный арест в собственных домах из страха перед подонками, которые не боятся показаться слишком жестокими.