Ни на похороны, ни на поминки нас не позвали, только через некоторое время заявилась к нам древняя Инира. Пришла одна, если не считать нашего толмача, долго разглядывала каждого по отдельности, словно что-то прикидывая в уме, а потом огорошила:
— Я с самого начала была против вашего свидания с Седной, — тут даже и переводчик впал в изумление. — Морская царица и сама бы обиделась, если б мы хороший товар загубили без надобности. Но теперь, когда вы ещё и всю свою тайную силу показали, даже Ка-Ха-Ши перестал противиться и согласился с Советом матерей стойбища. И теперь вы ни покинуть нас, ни за подкреплением выдвинуться не захотите, потому как будем вас женить, как я о том и думала с самого первого известия о появлении новых мужиков в наших краях. Если бы не властолюбие шамана и безволие старого Паналыка, я бы заставила вас работать во славу продления наших родов сразу же, как только привезли вас на стойбище. Подкормила бы сначала и тот же час пустила в дело.
Это известие поразило нас как пуля в лоб ранним утром, когда природа только-только начинает пробуждаться и жить своим законом. Первым очнулся Водянников:
— А в чём тут подвох? — прищурился он на сваху.
Инира же, как бы предвидя вопрос, просто махнула рукой в сторону Нануя и тот всё растолковал. Как оказалось, в Юлаке возникла большая недостача мужиков. Особенно с прошлой навигации, когда при неудачном промысле раненый кит своим хвостом потопил целую байдару охотников. И теперь женщины стойбища перебиваются как могут, выходя замуж второй женой, а то и вовсе становясь обменной собственностью удачливого в охоте мужика. Словом, отцы для семейств были нарасхват, поэтому выпускать из бабьих рук здоровенных, а потому и плодовитых пришельцев никто не хотел. Один Ка-Ха-Ши не поддавался женским уговорам, а тем более соблазну, а навязывал свою волю единовластия, пугая бабий народ Тангаджуком и вечным голодом в случае неподчинения. Да ещё старый Паналык, который давно позабыл как пахнет женская ночная повязка на чреслах, поддержал колдуна, как радетель за чистоту крови инуитов. Вот и согласилось племя на заклание лупоглазых чужаков. Но кто же знал, что бледнокожие без гарпуна или ножика могут лишить жизни таким любопытным для зрителя способом даже помощника Ка-Ха-Ши? Да всё это красиво и наглядно, без красной крови и синих кишок по снегу, как после медведя.
— Теперь вас не то что хотят оженить для приплода, а и вовсе будут оберегать от невзгод, пока вы не научите здешних смекалистых охотников огонь в палку прятать и направлять его по надобности на любого зверя. Когда будете жениться? — так закончил разъяснение Нануй и добавил:- Много удовольствия задаром и без стеснения получите, как мы с Олешкой.
Уходя, Инира дала нам сутки на подготовку, если судить по нашему летоисчислению. А вообще-то свадьба тут была скорая — перешёл в дом к девке, вот и весь обряд! Ни застолья тебе недельного, ни разгула по пьяному делу, ни брачной ночи с показам простыней. Залез в полог под общие шкуры, как поведал тот же Нануй о местных обычаях, нашёл промеж гладких ног петушиный гребень невесты, вот уже и муж, вот ты и хозяин всех её закромов и сусеков.
Сказать по правде, не долго мы обсуждали будущий праздник. Я смолчал, Буза и Зырян сомневались, а Водяников всё торопил:
— Я, — говорит, — не первый год в бобылях маюсь, поэтому знаю почём фунт лиха, а тут судьба, если повезёт, сразу двух кобылиц законным образом пришпорить посылает. Тут и думать нечего!
— А как дети пойдут, — осадил Буза.
— Ты, Елисей, понятие имей, что даже сам Семейка Дежнёв на якутке женился. Чем тебе не пример?
— Это верно, — теребил бороду командир, — можно и иноверкой соблазниться, раз не под венец идти. А жена моя Анфисушка, что на Лене осталась, простит великодушно, если по принуждению наследников рожать приходится. А с другой-то стороны, эти детки будут опорой нашей же державе. Воспитаем их в русском духе и православной вере.
— Тогда насчёт малых чад придётся расстараться, раз государево дело, — враз поддержал плотник. — А ты, Ивашка, как смекаешь?
— Моё дело сторона. Раз выйдет приказ, — и он кивнул головой в сторону Елисея, — то будет всё исполнено в лучшем виде, хоть на цельную батарею солдат наготовим!
Меня же никто и не спрашивал, хотя после Стешки строгать детей для меня было не в тягость. Я бы даже сказал, что в охотку и хоть до седьмого пота.
Да, слаб мужик супротив женского соблазна! Уж на что я, малой крошкой питался от даров Степаниды, и то воспылал непотребством. А кто до этого ложкой хлебал дармовое угощение, тот и вовсе не шутейно раззадорился.
— Назначай, Елисей, смотрины завтра, как только приберёмся и первостатейный вид примем, — подвёл итог разговорам Водянников, сладко потягиваясь и поблескивая дурным глазом.
На том и закончилась наша холостяцкая вольная жизнь, так как на другой день припожаловала к нам в гости добрая чёртова дюжина девиц на выданье. Все как одна красавицы неписанные, кухлянки расшиты гусиными шейками и морской ракушкой, мордочки снегом натёртые до чистой кожи и ясности в наколках, волосы по плечам как смоль, и пара-тройка уже с ребятишками в своих заплечных мешках, как на всё готовые вдовицы с приданым. И все невесты, как одна, в радости пребывают, то зубки показывают, то чёрные очи щёлками пускают и на полог косятся. И наши глаза разбегаются, не знаешь, кого вобрать, с кем судьбу повязать, тем более, что все красавицы на одно лицо, как, наверное, и мы для них. Стоим вкруг жирников, молодайки теряются в выборе, и мы со всех ног не кидаемся. Не лёгкое это дело, среди одинаковых меховых кубышек свою пару найти и не прошибить в выборе, так чтоб не хомутом на шею, а ухватистой сыромятной петлёй на моржовый клык.
Чаи распивать, либо какие другие посиделки устраивать не стали. Что время тратить, раз в отказ пойти никто и ни с какой стороны не думал? Тут скорее бы за дело да в семейный омут с головой! Старая Инира девок вкруг жирника строем определила и представила поимённо. Молодки загляденье, как с одного поля ягоды! Скуластенькие, с лица посвежее мужиков, и крепенькие, словно наливное райское яблочко. Раньше-то вблизи рассмотреть этакий трофей не приходилось, а тут хоть и в северных шубейках, но сразу видно, что товар молью не битый и без залежалости. Но не успел я к купеческому ранжиру привыкнуть, как многоопытные товарищи свой выбор сделали, выхватив своих сударушек за руки из женского ряда, а Зырян успел-таки два раза поменять своих избранниц. Сильно переборчивым солдат оказался. Вот что значит строгая окопная закалка!
Один я растерялся, стою как пень при большой дороге, мешаю общему продвижению к семейному счастью. Выручила сваха.
— Нулик, — говорит Инира уже без толмача и указывает на крайнюю кухлянку.
Посмотрел я тут острым глазом на иноверку и не разглядел ничего особого. Она же вдруг так вылупилась изо всех своих прищуренных сил, что у меня мороз по коже. Может от холода, так как мы в одних летних кожушках красовались, а может и от первобытной любви. И только я руку протянул знакомиться, а невеста уже рядом и что-то лопочет без устали радостным до визга голосом. Видать, совсем молодая, если себя от привалившего счастья в руках содержать не может. Я тогда и подумать не мог, что в таком холодном климате у баб язык без костей бывает. Вот так мы и переженились, потому как свадебный обряд на этом и закончился. Больше всего мне понравилось имя будущей жены, то есть словно кругленький бублик с дыркой. Я так и стал её сразу называть — мой Нулик, за что впоследствии, когда мы совместному языку обучились, она называла меня — моя Афоня. И повели нас молодые жёны по разным углам в свои снеговые дома знакомить с роднёй и семейным уставом домостроя.
Встретили меня хорошо, без ругани и рукоприкладства к чужеземцу. Мама Атуят за чай со строганиной усадила, папа Кайутак на нарах остался раскорякой сидеть. По ихнему обычаю голый, но с важным видом. Детишки тоже в чём мать родила, но без отцовского гонора и мало-мальского страха пред белым человеком. За чаем старшая мать определила место нашего с Нуликом проживания во втором пологе вместе с семейством сестры Тыкывак. Сама же тёща угнездилась в первом пологе возле входа вместе с ребятнёй и второй женой главы семейства.
Первая брачная ночь прошла под общим одеялом из шкур бок о бок с семейством сестрички Нулика. Раздевались до полной победы телес над шкурьём, как тут и положено для голого сна. Свояк без стеснения меховые портки скинул, я с опаской и под одеялом, а женщины растелешились просто отвернувшись от жирника и потупившись долу. Ребятня, как была весь вечер голой, так голой и полегла в общем с нами пологе. Под шкуры семейство залезало с головой, чтоб чёрные головешки не застудить ненароком на воле. Скоро так согрелись, что ужарели, а я так и вовсе припотел и вьюном с непрвычки крутился возле своего гладкого Нулика. Однако, жёнушку всё время под рукой в прицеле держал, чтоб с курса не сбиться. Держать-то держал, а приступить к делу стеснялся. Оторопь брала от близкого соседства с роднёй, вплоть до случайного кровосмешения по недогляду полового признака.
Это уже потом, когда малолетний житель общего гнезда заснул, а старшие занялись своим привычным делом, и я под шумок не сплоховал, тем более, что Нулика и подгонять не надо было. Так что к утру только и успокоились без обиды друг на друга. Правда, я малость разочаровался. Думал, ну север, ну мерзлота, ну не совсем чтобы поперёк, а, всё ж таки как-нибудь наискосок кое-что кое-где перекошено от холода. Так ведь нет, всё как у Стешки. И размер, и кучерявость, а главное — результат тот же самый. Я сходу два раза проверил и разницы не нашёл. Выходит, бери любую бабу с какого хочешь края земли, какого хочешь колера, а всё равно одним и тем же утешишься. Хотя, может это и к лучшему. Будь какое различие, кроме запаха и одежонок, так мужики из одного конца земли в другой конец бы бегали, сшибаясь лбами, никакого иного занятия не зная. И царили бы от такого мужского любопытства кругом разор и запустение. Какое тут земледелие и скотоводство, когда новая борозда не в тот конец стелется? Только в глубокой старости, если кому не повезёт с молодости силу рассчитать. Да и бабы отлучились бы от любого хозяйства. Одна перед другой своим достоинством гордиться не переставали б. И дело не только до прилюдных смотрин доходило бы, но и до рукосуйства к чужой кучерявости, что помимо головы произрастает. Вот и выходит, что мать-природа уберегла род людской от раздора и вымирания, подогнав родительниц под одну гребёнку.