Вот так, без суеты и толкотни, мы отправились за военными трофеями, как и многие победители этого сражения. Собственно говоря, я, как человек склонный к правдивому изложению событий, должен сказать, что по прошествии многих лет и побывав потом не в одной кровавой схватке, свой первый абордаж я вспоминаю смутно. Тем более, что бой был скоротечен, так как моряки испанского «купца» не были прирождёнными воинами и не стояли насмерть за чужое золото. Вообще-то, если мне не изменяет память, оставшиеся в живых испанцы, после нашего абордажного натиска, сгрудились на полубаке, а их капитан вступил с Морганом в переговоры. «Купцы», перевозившие на свой страх золотую руду без должного военного конвоя, многим рисковали, однако, старались всё же по возможности сохранить свои головы. Но ведь океан большой, пираты не всегда на пути, зачем же платить морскому охранению? Такой вот расклад сил как у одних, так и у других непримиримых врагов, но, в общем-то, безжалостных грабителей.
Пока испанцы смиренно ждали на палубе своей участи, мы поочерёдно осматривали их рундуки и арсеналы. Скоро у меня появилась собственная драга и отличный кинжал, не говоря уже о выходной одежде. Или как сказал по этому случаю Панталон:
— Не проходи мимо приличного костюма, чтобы было чем блеснуть в притоне мадам Лоры Витоль на Тортуге.
Так у меня появилась рубашка с кружевными манжетами, атласные мужские панталоны до колен, жилет из парчи и камзол дамасского полотна, как заверили меня товарищи, знавшие толк в карибской моде.
— Деньги поделим на нашем острове, — заверил подоспевший ко времени Кэрол Понт, — мистер Энрико не обидит, если взяли хороший куш.
Прихватив законную добычу, согласно военному времени, мы поспешили на палубу, где нас радостно встретило вечернее ласковое солнце, свежий ветер и понурые испанцы, сидевшие безоружными в ожидании конца переговоров офицеров обеих кораблей. Я даже расслабился нервами, как истинный победитель, но тут ко мне подкатил Билли Клинт и официально сказал:
— Мистер Блуд, капитан Морган приглашает вас в кают-компанию галеона в качестве клерка и переводчика при допросе капитана «Ури де Лима».
Я не ожидал такого быстрого возвышения по карьерной лестнице в первый же день сражения, но быстро нашёлся:
— Друзья, — обратился я к товарищам, — возьмите на сохранение мои трофеи, но не посчитайте за навязчивость, ибо служба есть служба, — и уже обращаясь к помощнику, бросил:- Не будем далее задерживаться, мистер Клинт, поспешим на помощь капитану Моргану!
Билли как-то странно вытаращился на меня, переваривая мою изысканную речь, но, ни слова более не говоря, пошёл вперёд, прокладывая между испанцами дорогу в капитанскую каюту.
В скромно обставленной походной мебелью каюте галеона кроме Генри Моргана, сидящего во главе небольшого стола, находился посторонний человек явно испанского вида. Довольно молодой, с аккуратной бородкой клинышком и в одежде кабальеро или гранда. Одним словом, испанский дон в нелепых штанах пузырём и кафтане с позументами, от которых меня тошнило ещё в плену. Несмотря на богатое одеяние, человек скромно сидел на краешке табуретки в некотором отдалении от столешницы и выглядел пленником.
— Дик, — разъяснил ситуацию капитан Морган, обращаясь ко мне как к равному, — Дик, мистер Клинт, — и он указал пальцем на помощника, — испанским языком не владеет, а я хоть и понимаю, но не в полной мере. Поэтому сядь в сторонке, никому не мешай и внимательно слушай мой разговор с доном Диего Эстебаном. По мере надобности буду обращаться к тебе за дословным переводом, но надеюсь, этого не понадобится. Ты же был настолько тесно знаком с испанцами, что должен без труда понимать их речь. Я прав?
— Абсолютно, мистер Морган, — заверил я капитана, — испанский язык за время скитаний так навяз мне в уши, что даже и вспоминать не хочется.
— Тем не менее, Дик, — перебил меня мистер Клинт, — придётся напрячься и помочь нам в беседе с испанцами. Сядь в угол и не мозоль глаза капитанам.
Сознавая историческую ответственность момента и возлагаемые на меня почётные обязанности толмача, я уютно расположился на деревянной скамеечке для ног прямо под иллюминатором и весь ушёл во внимание, вслушиваясь в ненавистную для меня испанскую речь. Однако, вскоре внимание моё ослабло, я стал более детально рассматривать обстановку каюты и одежду дона Эстебана, а под конец и вовсе клевать носом, перебирая в памяти все ужасы отлетающего дня. А всё дело было в том, что капитан Морган не испытывал языкового барьера при допросе испанца. И вообще, как я понял, это был незлобивый разговор двух старых знакомых врагов. Они вспоминали прежние стычки, убитых или отошедших от дел товарищей, рассуждая о смертельных схватках как о привычной и обыденной работе. А ведь так оно и было на самом деле! Испанцы грабили американских аборигенов, а пираты в свою очередь охотились за подданными Мадридского двора. Обычный круговорот событий при переменном успехе враждующих сторон. То есть, никакой вековой вражды между капитанами не было и быть не могло. Ведь отнимались не результаты личного труда, взращённые потом и кровью, а чужие спелые плоды с чужого же дерева.
А капитаны меж тем говорили о количестве драгоценного металла на галеоне, запасов табака, пряностей и шкур животных в его трюмах, а также примерную стоимость всего груза. Выходила очень приличная сумма, но так как я не знал, какая часть из всего этого добра принадлежит мне, то не особенно вникал в эти денежные вопросы. К тому же, я не особо понимал, зачем вообще был приглашён на эти базарные разговоры, ибо капитаны и так прекрасно обходились без моих услуг, а помощник Билли более всего был заинтересован в малаге, что обременяла стол, но была недоступна мне в силу воспитания.
— Генри, — вдруг сбился с торговых путей испанец, — а как ты узнал про мой новый маршрут? Ведь я этим курсом шёл впервые.
— Диего, — ответил Морган, прищурившись на один глаз, — извини, но это не моя тайна. Но с другой стороны, ты и сам знаешь, что за испанскими «купцами» идёт постоянная охота наших кораблей, а зная время вашего выхода из Маракайбо, и выслав навстречу пару шхун, вполне можно наткнуться на ваше судно уже где-то в районе Барбадоса. Кстати, ты давно не навещал старину Джеймса Флауера?
— В последний раз я заходил туда за пресной водой года два назад, как раз после подписания мирного договора нашими королями.
— Так у нас и сейчас нет открытой войны, — улыбнулся капитан Морган.
— Войны нет, просто предел собственности, — слегка улыбнулся в ответ дон Диего, — и они вновь углубились в пересортицу товара, в воспоминания о мирном договоре, о международном праве и способах их нарушений без каких-либо последствий для англичан.
И я даже тихо загордился своею безнаказанностью при разбое под защитой британского флага и законов, оправдывающих любое насилие, приносящее в конечном итоге доход королевству. Как, скажем, набеги английских пиратов на золотые караваны испанцев. И тут я мог быть спокоен за себя, пока нужен и приношу пользу.
Я так увлёкся политическими измышлениями собственной головы, что даже пропустил вопрос капитана Моргана, обращённый непосредственно ко мне. Об этом я самостоятельно догадался по вопросительным взорам всей троицы ко мне, поэтому немедля ответил:
— Да, господа, на Руси морского разбоя нет, а если кое-где и грабят, то только пешим порядком или на конной тяге. И сие деяние весьма не поощряется царской властью, что правда, то правда!
— Дик Блуд! — хлопнул кулаком о хлипкую столешницу капитан Морган. — Нас не интересует история твоей родины и её законы. Мы тебя спрашиваем о жизни на Барбадосе!
— О, да! — воскликнул я, приходя в себя. — На острове хорошая погода, а сахарный тростник обещает дать богатый урожай.
— Тебя спрашивают о плантаторе Флауере, — вмешался Билли Клинт, легко понявший последнюю тираду Моргана, произнесённую по-английски со всею площадной прямотой.
— Старина Джеймс чувствует себя хорошо и с любовью вспоминает о вас, капитан Морган, как о прилежном ученике с мачете в натруженных руках.
Я понимал, что несу околесицу, но никак не мог взять в толк, что от меня нужно всей этой дружной компании. Я поочерёдно заглядывал каждому в глаза, но ответа не находил. Но, наконец-то, помощника Билли осенило, что я ещё не вполне отошёл от кровавой бойни на палубе, поэтому он спросил без обиняков:
— Старик Флауер всё ещё плачется по своей непутёвой дочери?
— А как иначе? — я вроде как начинал ловить нить разговора, а поэтому весомо приврал:- Эсквайр Джеймс Флауер денно и нощно молится о возвращении своей любимой доченьки Менди под родительский кров.
— Верно, — кивнул головой Морган, — девчонку именно так и звали.
— Да, её звали Менди, — неожиданно согласился и дон Диего Эстебан.
— Старик умывается скупой слезой при воспоминании о своей кровинке, — не мог унять я собственного вдохновения. — Мы, его друзья, утешали его как могли. Особенно ваш покорный слуга, знающий не понаслышке о зверствах испанцев, — и я испепелил взглядом капитана галеона.
— Нет, Дик, ты ошибаешься, — неожиданно спокойно молвил Морган, — тут как раз сердечный случай. Менди добровольно сбежала в объятия помощника капитана «Ури де Лима».
— Причём тайно. Я узнал о присутствии на корабле девушки, переодетой в мужское платье, лишь далеко в открытом море, — как бы вздохнул дон Эстебан. — Ведь моя правая рука на галеоне Хозе де Ривальдо никого не посвятил в историю своей страсти. Да и донна Менди хороша! Покинула тайком отчий дом ради любви. Однако, как это по-испански, хотя девушка английской холодной крови.
— Любовь зла, — поделился догадкой мистер Билли, так как беседа перешла в английское русло, — особенно если у созревшей девки нет подходящего причального кнехта.
— Нет, Билли, девчонка была ещё подростком. Тут скорее романтика французских книжек и отсутствие материнской ласки. Но всё равно, искренне жаль мистера Флауера. Ведь хороший человек, хоть и плантатор, — печально произнёс Морган, — но от судьбы не скроешься. А как теперь сложились судьбы строптивой англичанки и вашего пылкого испанца, дон Диего?