– Почему?.. – На пути мыслей клубились вопросы, и клубок никак не распутывался. – Почему мне не сообщили? – наконец выдавил он.
– Я не имею представления, как эта бумага, которую я впервые вижу, вообще попала в ваше досье, – сказал Мильде. – Это большая загадка. Бюрократия – загадочная стихия. – Он, видимо, сообразил, что юмористические замечания сейчас неуместны. Кашлянул. – Прискорбно, повторяю.
– Может, ошибка, – сказал Джо. Наверняка, подумал он, я же видел отца сегодня в Хобокене! – Приняли его за другого.
– Это никогда нельзя исключать, – ответил Мильде. Он встал и протянул соболезнующую руку. – Я напишу своему преемнику меморандум касательно дела вашего отца. И прослежу, чтобы провели расследование.
– Вы очень добры, – произнес Джо, медленно поднимаясь. Его захлестнула благодарность к герру Мильде. Проведут расследование. Хотя бы этого Джо добился для своих родных. Теперь кто-то ими заинтересуется – хотя бы в таких пределах. – До свидания, герр Мильде.
– До свидания, герр Кавалер.
После Джо совершенно не помнил, как вышел из кабинета Мильде, миновал лабиринт коридоров, спустился на лифте, шагнул в вестибюль. Он прошагал по Бродвею квартал, прежде чем сообразил задаться вопросом, куда идет. Свернул в салун, позвонил в контору. Наткнулся на Сэмми. Тот начал было в высокопарных выражениях распространяться о страницах Джо, но расслышал молчание в трубке, сдулся и спросил:
– Что?
– Я прихожу из консульства, – ответил Джо. Телефон был старомодный, с рупором и цилиндрическим динамиком. Такой стоял на кухне в квартире вблизи от Грабен. – У них были для меня плохие новости. – И поведал, как узнал ненароком, что его отец мертв.
– А ошибки быть не может?
– Нет, – сказал Джо. Мысли уже прояснились. Его потряхивало, но в голове вроде бы наступил порядок. Благодарность к Мильде снова обернулась гневом. – Я уверен, что это не ошибка.
– Ты где? – спросил Сэмми.
– Где я? – Джо огляделся и наконец сообразил, что он в салуне на Бродвее, в самом мыске города. – Где я. – На сей раз это был не вопрос. – Я на пути в Канаду.
– Нет, – услышал он голос Сэмми, уже вешая динамик на крючок. Пошел к бару.
– Может быть, вы способны мне помочь? – спросил он бармена.
За стойкой бара стоял старик с блестящей плешью и большими слезящимися голубыми глазами. Когда Джо его прервал, бармен как раз объяснял посетителю, как вести учет на счетах. Посетитель, кажется, обрадовался, что им помешали.
– Монреаль, Канада, – повторил бармен, когда Джо сообщил, куда хочет направиться. – По-моему, тебе надо уезжать с Гранд-Сентрал.
Посетитель согласился. Сказал, что Джо надо сесть на «Адирондак».
– А что ты там забыл? – спросил он. – Извини, коли не в свое дело лезу.
– Я завербуюсь в Королевские ВВС, – сказал Джо.
– Да ну?
– Да. Да, я устал ждать.
– Вот молодчина, – сказал посетитель.
– Они там по-французски болтают, – заметил бармен. – Ты уж поосторожнее.
3
Домой за вещами Джо не зашел. Не хотел рисковать – вдруг наткнется на кого-нибудь, и его станут отговаривать. Да и вообще, все необходимое можно купить в аптечной лавке или найти в автомате на автовокзале, а паспорт и виза у Джо всегда при себе. Королевские Военно-воздушные силы оденут его, обуют и накормят.
В поезде он поначалу отвлекал себя, тревожась из-за беседы с вербовщиками. А вдруг его статус иностранца-резидента помешает ему поступить на службу в Королевские ВВС? А вдруг в его теле обнаружится некий неведомый изъян? Джо слыхал, парням отказывали из-за плоскостопия и близорукости. Если его не возьмут в ВВС, он пойдет в Королевский Военно-морской флот. Если не сочтут годным для ВМФ, попытает счастья в пехоте.
Однако к Кротон-он-Хадсон он начал падать духом. Взбадривал себя фантазиями о бомбежках Киля и Тобрука, но решил, что эти картины слишком напоминают его же месилово на страницах «Радио», «Триумфа» и «Монитора». В конечном итоге ни опасения, ни бравада уже не вытесняли из головы мысль о том, что он теперь безотцовщина.
Джо с отцом любили друг друга эдаким комическим робким манером, но теперь, когда отец умер, Джо переполняли одни сожаления. Не только обычные сожаления о несказанных словах, невыраженных благодарностях и непроговоренных извинениях. Джо еще не жалел о потерянной возможности разглагольствовать на любимые общие темы – о кинорежиссерах (оба преклонялись перед Бастером Китоном) или породах собак. Это придет позднее, спустя несколько дней, когда его постигнет осознание: смерть взаправду означает, что ты никогда-никогда больше не увидишь умершего. Теперь же он больше всего жалел о том лишь, что не был рядом, когда это случилось; что свалил ужасную обязанность смотреть, как умирает отец, на мать, деда и брата.
Эмиль Кавалер, как и многие врачи, был никудышным пациентом. Не признавал, что может пасть жертвой болезни, в жизни своей не провел ни дня на больничном. Свалившись с гриппом, сосал ментоловые пастилки, обильно поглощал куриный бульон и продолжал работать. Джо не мог даже вообразить отца больным. Как он умер? В больнице? Дома? Джо представил отца в кровати-санях, посреди захламленной квартиры, как в том доме, где прятали Голема.
Что станет с матерью, дедом и братом? А вдруг их имена уже впечатаны в другой список смертей, просто никто не потрудился сообщить об этом Джо? А пневмония заразна? Нет, скорее всего, не заразна. Но ее могут спровоцировать слабость и невзгоды. Если отец был так уязвим, в каком же состоянии Томаш? Наверное, скудную пищу и лекарства первым делом получал Томаш, а уж потом остальные. Может, отец пожертвовал здоровьем ради младшего сына. И что, вся семья умерла? Как выяснить?
«Адирондак» прибыл в Олбани за полдень; к тому времени отважный прыжок в непостижимость войны стал чересчур непостижим. И мать, и Томаш, вероятнее всего, живы, внушил себе Джо. А если так, их по-прежнему надо спасать. Нельзя бросить их и сбежать, дабы, подобно Эскаписту, в одиночку прекратить эту войну. Джо обязан сосредоточиться на возможном. По крайней мере – мысль жестокая, но Джо не смог удержаться – теперь из хватки рейха предстоит вырывать на одну визу меньше.
Сойдя с поезда на Юнион в Олбани, он стоял на перроне, мешая пассажирам, садившимся в поезд. Мужчина в круглых очках без оправы толкнул Джо, и тот вспомнил человека на сходнях «Роттердама», которого принял за отца. Задним числом это виделось знамением.
Проводник посоветовал соображать побыстрее: Джо задерживает весь поезд. Джо колебался. На одной чаше весов сомнения, на другой – мощный порыв убивать немецких солдат.
Джо посмотрел, как поезд уходит без него; затем в него вгрызлись сожаление и самобичевание. Вот стоянка такси. Можно сесть и велеть шоферу ехать в Трой. Если Джо не успеет перехватить поезд в Трое, можно махнуть на такси до самого Монреаля. Денег в бумажнике полно.
Спустя пять часов Джо возвратился в Нью-Йорк. По пути вдоль Гудзона он передумывал семь раз. Всю поездку просидел у бара в салоне и знатно перебрал. Вывалился в вечерний город. Похоже, на Нью-Йорк надвинулся холодный фронт. Воздух обжигал ноздри, когтями расцарапывал глаза. Джо побрел по Пятой авеню, свернул в «Лоншан» и заказал виски с содовой. Затем снова пошел к телефону.
Сэмми добирался полчаса; Джо успел напиться пристойно, хотя и не вдрызг. Сэмми зашел в шумный бар «Лоншана», стащил Джо с табурета и поймал в объятья. Джо старался, но на сей раз сдержаться не смог. Самому ему казалось, что рыдания его смахивают на грустный хриплый смех. Никто вокруг не понимал, что с ним такое. Сэмми отвел Джо в кабинку в глубине зала и протянул носовой платок. Проглотив остаток рыданий, Джо поведал Сэмми то немногое, что знал.
– Может, ошиблись? – спросил Сэмми.
– Этого никогда нельзя исключать, – с горечью ответил Джо.
– Ой мамочки, – сказал Сэмми. Он заказал две бутылки «Руппертса» и пялился в горлышко своей. Обычно он не пил и сейчас не сделал ни глотка. – Тошно подумать, как я матери скажу.
– Бедная твоя мать, – сказал Джо. – И бедная моя мать.
Подумав про овдовевшую мать, он снова заплакал. Сэмми обошел стол и подсел к Джо. Так они и сидели. Джо вспоминал утро – как он высунулся навстречу дню и почувствовал, что могуч, как Эскапист, бурлит таинственной тибетской энергией своей ярости.
– Без толку, – сказал он.
– Что?
– Я.
– Джо, не надо так.
– Я никчемный, – сказал Джо.
Он понимал, что надо уйти из бара. Уже неохота сидеть тут, пить и плакать. Охота что-то делать. Он придумает, что можно сделать. Джо схватил Сэмми за рукав и за плечо бушлата и толкнул, чуть не выронив из кабинки.
– Давай, – сказал Джо. – Пошли.
– Куда мы? – спросил Сэмми, поднимаясь.
– Не знаю. Работать. Я буду работать.
– Но ты же… ладно, – сказал Сэмми, глядя ему в лицо. – Может, и неплохо.
Они вышли из «Лоншана» и спустились в прохладный вонючий сумрак подземки.
На южной платформе неподалеку стоял темноволосый сердитый господин; прочтя покрой его пальто или нечто неопределимое в подбородке, или в глазах, или в прическе, Джо со всей уверенностью решил, что господин этот – немец. Господин на него зыркал. Даже Сэмми впоследствии вынужден был признать, что господин на них зыркал. Немец был прямиком с панелей Джо Кавалера – крупный, прогнатически, волчьи красивый, в прекрасном костюме. Поезд все не прибывал, и Джо решил, что ему не нравится, как высокомерно зыркает этот теоретически немецкий господин. Джо прикинул ряд возможных способов по-немецки и по-английски выразить свои чувства касательно господина и его зырканья. В конце концов, предпочтя декларацию более универсального толка, он как бы неумышленно сплюнул на платформу между собой и господином. В те времена в этом городе курильщиков на улицах плевали все кому не лень, и плевок остался бы на безопасной территории двусмысленного, если бы снаряд не совершил перелет. Кончик ботинка у господина покрылся глазурью слюны.