Тут необходимо отметить, что очень многие нью-йоркские немцы были рьяными противниками Гитлера и нацистов. Они писали гневные письма редакторам крупных ежедневных газет, проклиная бездействие союзников и американцев после аншлюса и аннексии Судет. Они объединялись в антифашистские лиги и бились с коричневорубашечниками – Джо был отнюдь не единственным юношей, который той осенью выходил на улицы Нью-Йорка, напрашиваясь на драку, – и решительно поддерживали политику президента, когда тот выступил против Гитлера и его войны. Тем не менее немало немцев в Нью-Йорке открыто гордились гражданскими, культурными, спортивными и военными достижениями Третьего рейха. А среди них кое-кто объединялся во всевозможные патриотические, националистические, вообще расистские, а порой и военизированные организации, сочувствовавшие устремлениям родины. Из Йорквилла Джо нередко возвращался с антисемитскими газетами и трактатами – прочитывал их от корки до корки, чувствуя, как внутри от гнева все каменеет, и запихивал в ящик из-под персиков. (Три ящика служили ему картотекой. В двух других хранились письма из дома и комиксы.)
Как-то раз, шляясь по Йорквиллу, Джо заметил вывеску, намалеванную на окне второго этажа:
АРИЙСКО-АМЕРИКАНСКАЯ ЛИГА
Стоя под окном и глядя на эту вывеску, Джо пережил мрачную фантазию о том, как взбегает по лестнице в контору и врывается в это змеиное гнездо – ступни летят прямо на зрителя из панели, во все стороны брызжет щепа дверного косяка. Он увидел, как врезается в бурлящую массу коричневых рубашек, кулаков, и сапог, и локтей и в этом яростном человеческом цунами добивается триумфа, а если и не триумфа, то искупления, возмездия или освобождения. Он смотрел на окно с полчаса, пытаясь разглядеть взаправдашнего партийца. Никто так и не вошел в здание и за окном не промелькнул. Вскоре Джо сдался и ушел домой.
В Йорквилл он неминуемо вернулся. Через дорогу от штаб-квартиры ААЛ была Konditorei под названием «У Хауссмана»; из-за столика у окна Джо прекрасно видел и дверь в вестибюль, и окно конторы. Заказал кусок прекрасного торта «Захер» местной выпечки, чашку кофе – для Нью-Йорка на редкость удобоваримого – и стал ждать. Спустя еще кусок торта и две чашки американские арийцы так и не приступили к работе. Джо уплатил по счету и перешел дорогу. В списке съемщиков, как он уже отметил, значились оптометрист, бухгалтер, издатель и ААЛ, но ни у одного заведения, очевидно, не имелось ни пациентов, ни клиентов, ни сотрудников. Не здание – называлось оно Кухн-билдинг, – а какое-то кладбище. Джо поднялся на второй этаж – контора ААЛ заперта. Судя по серому дневному свету, что сочился сквозь матовое стекло двери, лампы внутри не горели. Джо подергал за ручку. Опустился на одно колено и пригляделся к замку. «Чабб», старый и прочный, но не представлял бы трудностей, будь у Джо инструменты. Увы, отмычки и натяг лежали в ящике у кровати в Задрот-студии. Джо пошарил в карманах и нашел механический карандаш – металлическая скрепка на черенке, для крепления на карман, с двузубым хомутом, сгодится за натяг, если согнуть как надо. А вот отмычки нет. Джо спустился на улицу, обошел квартал и отыскал детский велосипед, цепью прикованный к оконной решетке на Восточной Восемьдесят восьмой. Новенький велик, приторно-красный, хромированные детали сверкают как зеркала, шины блестящи и шипасты. Джо подождал, проверил, не идет ли кто. Схватился за блестящий руль и, свирепо пиная переднее колесо, выбил спицу. Покрутил, вытащил из обода и кинулся назад, на угол Восемьдесят седьмой и Йорк. Клещами для обжима ему послужили железные перила, рашпилем – тротуар; из тонкой прочной спицы он сварганил пристойную отмычку.
Вернувшись в контору Арийско-американской лиги, он постучал по исцарапанному дубовому косяку. Никто не ответил. Джо поддернул брюки, опустился на колени, лбом прижался к двери и взялся за дело. Примитивные инструменты, недостаток практики, пульсация возбуждения в крови и суставах усложняли задачу. Джо снял пиджак. Закатал рукава. Уронил шляпу в ладони и отложил на пол. Наконец расстегнул воротник и рывком сдвинул галстук. Он сыпал проклятиями, потел и так чутко прислушивался, не откроется ли дверь на первом этаже, что пальцы не слышали замок. Внутрь Джо попал спустя добрый час.
А когда попал, увидел не ожидаемую замысловатую лабораторию или фашистское производство, а деревянный стол, стул, лампу, пишущую машинку и высокий дубовый картотечный шкаф. Жалюзи пыльные, кривые, в них недостает ламелей. Голые половицы испещрены сигаретными ожогами. Телефон не работал, – это выяснилось, когда Джо поднял трубку. На стене в рамке висела цветная литография фюрера в романтическом настроении: подбородок поэтично задран, высокогорный ветер треплет темную челку. У другой стены стоял шкаф, набитый изданиями на английском и немецком – названия отсылали к целям и перспективам национал-социализма и пангерманской мечты.
Джо перешел к столу. Вытащил стул, сел. Бювар потерялся в пурге записок и меморандумов: одни отпечатаны на машинке, другие нацарапаны мелким угловатым почерком.
к ФТ применен гипноз можно доказать
ФТ и ассасин горный старик исследовать
ФТ мастер фехтования
Нашлись автобусные билеты, конфетные фантики, корешок билета «Поло-граундс». Нашлась книжка под названием «Тхуги». И многочисленные газетные вырезки, и статьи, вырванные из «Фотоплей» и «Модерн скрин». Вырезки, похоже, сплошь про кинозвезду Франшо Тоуна. И все эти слои белиберды и загадочных пометок были нашпигованы комиксами – «Супермен», «Марвел мистери», «Флэш», «Вжик», «Щит – Колдун», а также, чего Джо никак не мог не заметить, последние выпуски «Радио», «Триумфа» и «Монитора». Местами бумажные наносы высились натуральными сугробами. Повсюду, точно условные обозначения на карте, валялись скрепки, кнопки и перья. В пустой банке из-под кофе «Саварин» ощетинился зазубренный палисад карандашей. Двумя рывками Джо свалил все это на пол. Дождевыми каплями по полу застучали кнопки.
Джо обыскал ящики. В одном нашел оповещение от «Нью-Йоркской телефонной компании», которая обещала – и не обманула, как выяснилось, – отключить ААЛ телефон, если не поступит оплата по счетам; отпечатанную рукопись и необъяснимое меню с недавнего свадебного приема Брюса и Мэрилин Горовиц в отеле «Треви». Джо вырвал ящик из стола и перевернул. Рукопись распалась напополам и раскрылась упавшей карточной колодой. Джо подобрал страницу и прочел. Похоже, фантастика. Некто Рекс Манди целился из лучевого пистолета в гноящуюся шкуру отвратительного Жида. Некто Кристал Дехейвен болталась на цепи над разверзнутой пастью оголодавшего торка.
Джо смял страницу и продолжил обыск. В следующем ящике лежала обрамленная фотография Франшо Тоуна – в нижнем левом углу между стеклом и рамкой торчала комиксовая панель, которую Джо мигом узнал. Вырезанный из «Радио» № 1 крупный план молодого Макса Мэйфлауэра, богатого и беспечного. Лицо мечтательное, щеки в ямочках, реплика в пузыре: «Мне-то что? Главное – хорошо повеселиться». Поворот головы Макса, некая кривизна гримасы и точеный нос очень похожи – да что там, идентичны чертам Франшо Тоуна с рекламной фотографии. Сходства никто прежде не замечал и не комментировал. Не то чтобы работы и лицо Тоуна были хорошо знакомы Джо, но теперь, разглядывая худое, меланхоличное, длинное лицо на глянцевой фотографии – с подписью «Карлу с наилучшими пожеланиями от Франшо Тоуна», – он и сам задумался, не срисовал ли персонажа с Тоуна бессознательно.
В последнем, нижнем правом ящике в глубине лежал дневничок в кожаном переплете. На форзаце – надпись, датированная Рождеством 1939 года. «Карлу, упорядочивать блестящие мысли, с любовью, Рут». Первые страниц пятьдесят дневник развивал микроскопически и яростно нацарапанную теорию, суть которой, насколько понял Джо, сводилась к тому, что Франшо Тоун – член тайной организации ассасинов; ее финансирует компания его отца «Американ карборундум», и она замышляет убить Адольфа Гитлера. Разоблачение обрывалось на середине фразы, и остальные страницы были заполнены сотнями вариаций на тему «Карл Эблинг» – автографов, начертанных целой энциклопедией стилей, от цветистых до небрежных, снова и снова. Джо открыл дневник на середине, ухватился покрепче и разодрал напополам по корешку.
Покончив со столом, Джо перешел к шкафу. Методично, невозмутимо он швырял на пол груды книг и брошюр. Боялся, что, если позволить себе хоть какие чувства, накатит не ярость, не удовлетворение – одна жалость к безумной, пыльной ничтожности единоличной лиги Карла Эблинга. Поэтому Джо трудился, ничего не чувствуя, – руки онемели, эмоции зажаты, как нерв. Он сдернул портрет Гитлера с крюка и грохнул – раздался звон. Затем перешел к картотеке, вынул верхний ящик – «А – Г», перевернул и вытряхнул содержимое – так Эскапист вытряхивал солдат из танкового люка. Выдернул «Е – К» и уже собрался было высыпать его поверх груды «А – Г», но тут заметил легенду, напечатанную на ярлыке одной из папок: «Империя комиксов».
Внутри весьма пухлой папки обнаружились все десять опубликованных выпусков «Радиокомиксов»; к первому скрепкой были пришпилены листов двадцать пять папиросной бумаги с очень густой печатью. Оказалось, рапорт в форме меморандума, «Всем членам Лиги», от Карла Эблинга, президента Нью-Йоркского отделения ААЛ. Темой меморандума был не кто иной, как эскаполог, обладатель суперспособностей, известный под именем Эскапист. Джо сел на стул, закурил сигарету и принялся читать. В первом абзаце меморандума Карла Эблинга замаскированный герой, его издатель и его создатели, «еврейские карикатуристы» Джо Кавалер и Сэм Клей, объявлялись угрозой репутации, достоинству и амбициям немецкого национализма в Америке. Карл Эблинг читал статью в «Сэтердей ивнинг пост»[3], где в подробностях описывались успехи и растущие тиражи комиксов «Империи», и кратко останавливался на негативном воздействии столь вопиющей антигерманской пропаганды на умы детей Америки, в чьих руках будущее саксонских народов. Затем он привлекал гипотетическое внимание читателей к замечательному сходству между персонажем Максом Мэйфлауэром, первым Мистериозо, и тайным агентом союзников Франшо Тоуном. Далее, впрочем, критическая целеустремленность, видимо, оставила автора. В следующих абзацах и до конца меморандума Эблинг удовлетворялся – иного слова не подобрать – синопсисом и живописанием приключений Эскаписта, от первого выпуска с историей происхождения до последнего, что едва появился в киосках. В целом пересказы Эблинга были точны и тщательны. П