– Спонсировать?
– На радио, босс, – пояснил мелкий. Сообразительный пацан. Он выставил подбородок, схватил воображаемый микрофон и заговорил басом: – «Фабрика „Онеонта“, создатели термальных носков и белья „У-Доб-Ног“, представляют „Потрясающие приключения Эскаписта“!» – Он глянул на Лава. – Такой замысел?
– В таком духе, – сказал Лав. – Да, в самый раз.
– Замысел, – сказал Анапол. – Радио. – Он прижал ладонь к животу, словно ему поплохело. – Что-то меня оторопь берет. При всем уважении, и я не говорю, что мне неинтересно, но…
– Вы обдумайте, мистер Анапол, – сказал Лав. – Надо полагать, у вас есть и другие персонажи, но этот мне, пожалуй, ближе. Давайте так: я позвоню Джеку Бёрнсу и договорюсь, чтобы мы посидели и все обсудили на этой неделе. Если, конечно, вы, господа, свободны.
– Я-то свободен, – ответил Анапол, взяв себя в руки. – Мой партнер Джек Ашкенази наверняка тоже найдет время. А это наш главный редактор мистер Джордж Дизи.
Лав пожал Дизи руку и шарахнулся от гвоздичного аромата, маскировавшего запах виски изо рта.
– Но ребятки, – продолжал Анапол, – ну, работать они умеют, сами видели, и они славные мальчишки, хотя и чуток возбудимые. Однако они, как бы это сказать, на этой ферме наемные работники.
Сэм Клей и Джо Кавалер переглянулись, и в их глазах Лав различил тлеющие угли застарелой обиды.
– М-му-у, – сказал Сэм Клей, пожимая гигантскими фальшивыми плечами.
– Мне нужно получить с вас объяснительную, мистер Анапол, – сказал капитан Харли. – И с вас, губернатор, и с вашего гостя. Надолго не задержу.
– А давайте перейдем в клуб, – сказал Эл Смит. – Мне бы не помешало выпить.
Тут вошел курьер в синей ливрее – принес письмо экспресс-доставкой.
– Шелдон Анапол? – спросил он.
– Я, – сказал тот и расписался. – Джордж, останься, проследи, чтоб тут все устаканилось.
Дизи кивнул. Анапол дал курьеру на чай и отбыл следом за Элом Смитом. Лав махнул Смиту – мол, я догоню – и повернулся к молодым людям. Сэм Клей стоял плечом к плечу со своим напарником и слегка покачивался, точно его огрели пыльным мешком по голове. Шагнул к низкой полке в углу. Торопливо набрал кипу журналов, принес Лаву, взглянул в упор.
– Может, вам стоит поближе познакомиться с персонажем, – сказал Сэм. – С нашим персонажем.
– «Нашим» – в смысле?..
– «Нашим» – моим и Джо. С Эскапистом. Еще тут Монитор, Четыре Свободы, Мистер Пулемет. Все ведущие бестселлеры «Империи». Держите. Джо, а у тебя есть?.. А, вот. – Он порылся в бардаке под столом Джо Кавалера и извлек лист почтовой бумаги – на замысловатой шапке красивые, мускулистые мужчины и мальчики сидели и возлежали поверх и вокруг букв «Кавалер» и «Клей»; один дыбоволосый крючконосый пацан устроился на амперсанде. – Я всегда считал, что Эскаписту на радио самое место.
– Ну, тут я недостаточно компетентен и судить не могу, мистер Клей, – сказал Лав весьма благожелательно и взял комиксы вместе с почтовым бланком. – Если совсем честно, меня интересует одно – повысит ли он мне продажи носков. Но я скажу так, – и тут лицо его исказила странная гримаса, которую Джо почти готов был счесть плотоядной, – мне нравится то, что я сегодня здесь увидел. Держитесь, мальчики.
Он вышел из студии, сочувствуя – не то чтобы остро – Кавалеру & Клею. Лав понимал, как обстоят дела. Парни сочинили этого Эскаписта, затем в обмен на символическую плату и возможность увидеть свои имена в печати отдали все права Анаполу и его компании. Теперь Анапол и компания процветают – хватает, чтобы снимать четверть этажа в Эмпайр-стейт-билдинге, хватает, чтобы через массовую культуру мощно воздействовать на обширный американский рынок детей и невежд. И хотя, судя по костюмам, господам Кавалеру & Клею от этого общего процветания тоже перепало, Шелдон Анапол сейчас дал понять им обоим, что денежная река, подле которой они разбили лагерь, дает крюка и отныне течет вдали от них. В своей предпринимательской жизни Лав видел множество юных гениев, что оставались на бобах средь поблекших костей и кактусов своих грез. Этих двоих, несомненно, посетят и другие блестящие идеи, и более того – никто никогда не рождается ушлым бизнесменом. Жалость Лава, пускай искренняя – и отчасти вдохновленная сумрачной красотой Джо и живостью обоих напарников, – протянула не дольше, чем лифт вез его в обшитый роскошным деревом вестибюль клуба «Эмпайр-стейт». Лав ни на миг не заподозрил, что в эту минуту запустил маховики не очередного мелкого городского краха, но практически собственного падения.
А в студии – которая вновь забурлила болтовней, защелкала жвачкой и задрожала каким-то Хэмптоном из приемника – в дверях кабинета застыл Джордж Дизи. Он свел рыжие брови, поджал губы и, похоже, чрезвычайно разволновался.
– Джентльмены, – обратился он к Джо и Сэмми, – на два слова.
Затем ушел в кабинет, где, по своему обыкновению, разлегся на ковре и принялся ковырять в зубах. Его затоптала обезумевшая от мух кавалерийская лошадь, когда он репортером в корпусе морской пехоты писал о многочисленных попытках поимки А. С. Сандино, и в холодные дни, вот как сегодня, у него не гнулась спина. Зубочистка у Дизи была из чистого золота – наследство отца, бывшего члена апелляционного суда штата Нью-Йорк.
– Закройте дверь, – велел он Сэму Клею, когда мальчики вошли. – Не хочу, чтобы подслушали.
– Почему? – спросил Сэмми и послушно затворил дверь.
– Потому что мне будет крайне болезненно, если у кого-то сложится ошибочное впечатление, будто я не желал плевать на вас с высокой башни, мистер Клей.
– Вот уж это вряд ли, – сказал Сэмми.
Он плюхнулся на один из двух жестких стульев, что стояли по флангам громадного стола. Если Сэмми и ожгла обида, виду он не подал. Под непрестанными ударами крохотной колотушки главреда Сэмми отрастил толстую шкуру. В первые месяцы работы под началом Дизи, когда тот особенно шпынял Сэмми, Джо, притворяясь, будто спит, в темноте нередко слушал, как Сэмми лежит рядом в постели, весь напружинившись, и гавкает в подушку. Дизи издевался над грамматикой Сэмми. В ресторанах насмехался над его дурными застольными манерами, непритязательным вкусом, изумлением перед простыми вещами – фигурно выложенным маслом на блюдечке и холодным картофельным супом. Дизи предложил Сэмми написать роман про Серого Гоблина для «Пикантных полицейских историй», шестьдесят тысяч слов по полцента за слово; Сэмми месяц спал по два часа в день, написал три книжки, которые Джо прочел с удовольствием, а потом Дизи расчленил их одну за другой лаконичной злой критикой, всякий раз безупречно точной. И все три романа в итоге купил.
– Первое, – сказал Дизи. – Мистер Клей, где «Странный фрегат»?
– Наполовину готов, – сказал Сэмми.
Так назывался четвертый роман про Гоблина, который издательство «Пиканто-пресс», ныне по большей части ушедшее в тень своего младшего братца, но по-прежнему приносившее Джеку Ашкенази доход, заказало Сэму Клею. Как и семьдесят два предшественника в серии, роман, конечно, выйдет под коллективным псевдонимом Харви Слейтон. Вообще-то, насколько знал Джо, Сэмми еще даже не приступал. Книга была одной из двухсот сорока пяти, которые Джордж Дизи напридумывал в ходе двухдневного запоя в Ки-Уэст в 1936 году и с тех пор методично выпускал. «Странный фрегат» – семьдесят третий номер в списке.
– К понедельнику сдам.
– Вы обязаны.
– И сдам.
– Мистер Кавалер… – У Дизи была пронырливая манера перекатывать голову к собеседнику, одной рукой полуприкрыв лицо, будто вот-вот задремлет, – впечатление тем более отчетливое, когда он, как сейчас, возлежал на полу. Затем его смыкающиеся веки вдруг распахивались, и ты оказывался под прицелом пронзительного инквизиторского взгляда. – Умоляю, заверьте меня, что мои подозрения касательно вашей причастности к сегодняшнему нонсенсу безосновательны.
Джо не без труда взглянул в лицо этому сонному Торквемаде. Разумеется, он знал, что про бомбу сообщил Карл Эблинг, – это прямое возмездие за разгром штаб-квартиры ААЛ две недели назад. Очевидно, Эблинг наблюдал за редакцией «Империи», проследил за переездом из Крамлер-билдинг, отмечал приходы и уходы сотрудников, готовил свою большую красную комиксовую бомбу. Подобная фиксация, невзирая на безвредность сегодняшней мести, сама по себе должна насторожить. Лучше бы немедля сообщить про Карла Эблинга полиции – пусть задержат его и посадят. И перспектива бросить его в тюрьму вроде должна принести Джо удовлетворение. Отчего же тогда она смахивает на капитуляцию? Эблинг, рассуждал Джо, с легкостью мог донести на него – за взлом с проникновением, за уничтожение собственности, даже за рукоприкладство, – но предпочел другой путь, одинокий и тайный, вызвал Джо (ладно, мужик ошибочно полагает, будто его антагонист – Сэм Клей, надо как-то его образумить) на поединок, на concours à deux. И едва секретарша Анапола сняла телефонную трубку, Джо как-то понял – сработало иллюзионистское чутье на ахинею, – что угроза пустая, что бомба вымышленная. Эблинг запугивал Джо, угрозами заставлял свернуть комиксовую войну, столь оскорбительную для достоинства Третьего рейха и лично Адольфа Гитлера, но в то же время не желал взаправду уничтожить источник наслаждения, какие в его одинокой verbitterte жизни встречались, надо думать, редко. Будь бомба настоящей, думал Джо, я бы его, конечно, сдал. Ему и в голову не приходило, что, будь бомба настоящей, он бы сейчас, вероятно, был мертв, что следующий ход в этой драке, если его сделает не безличная сила закона, а сам Джо, вполне может сгустить конфликт в расшатанном рассудке Эблинга, а меньше всего – что сам он, Джо, углубляется в лабиринт фантастического возмездия и до его усеянной костями сердцевины ему блуждать еще десять тысяч миль и три года.
– Полностью, – ответил Джо. – Я мужика даже не знаю.
– Это какого мужика?
– Я сказал. Я его не знаю.
– Я прямо носом чую, – с сомнением сообщил Дизи. – Но что-то у меня не складывается.