ятия не имели, какое бедствие постигло станцию Кельвинатор. Их численность тоже сократилась, но лишь на одного: радист и оператор «Энигмы» пережил нервный срыв, и военные забрали его, отбыв с континента на зиму; несмотря на риск обнаружения без зашифрованных передач, министерство сочло, что нерезонно оставлять солдат зимовать там, где не будет ни шанса, ни нужды в солдатской службе. Военных ждали назад восемнадцатого сентября – ну или как только они смогут одолеть лед.
На одиннадцатый день после того, как Джо открыл Ётунхейм, по причинам, которые Геолог под настойчивым давлением министерства и невзирая на угрозы не пожелал описать никак иначе, нежели просто «неприличные», «неподобающие» и «интимного характера», Пекюше пристрелил Бувара, а затем оборотил ствол против себя – с фатальными последствиями. В сообщении о смерти Бувара три дня спустя сквозили знакомые намеки на неотвратимую гибель, от которых Джо подрал мороз по коже. Геолог тоже чуял, что на окраине лагеря в блистающей снежной пыли, поджидая удобного случая, околачивается нечто незримое.
Две недели Джо собирал всю эту информацию по кускам и ни с кем не делился. Всякий раз, ловя то, что он называл теперь «Радио Ётунхейм», он говорил себе, что послушает еще чуточку, соберет еще немножко данных, а уж потом передаст командованию весь комплект. Шпионы ведь обычно так и поступают, да? Лучше узнать всё и уж затем рискнуть и выдать себя, передав сведения, чем просигналить Геологу и его друзьям, еще не составив полной картины. Однако шокирующее убийство с самоубийством – новое слово в области антарктических смертей – как будто прояснили картину; Джо напечатал подробный рапорт и, по обыкновению стесняясь своего английского, несколько раз затем вычитал. После этого сел за передатчик. Прострелить башку надменному, судя по голосу, и занудному Геологу – ничего нет лучше, но Джо так сильно идентифицировался теперь с врагом, что сейчас, готовясь разоблачить того перед командованием, непонятно мялся, будто предавал сам себя.
Пока он раздумывал, как поступать с рапортом, его жажда мести, окончательного искупления вины и ответственности, что только и двигали его бытием с вечера 6 декабря 1941 года, получили последний толчок, который и обрек германского Геолога на смерть.
С приходом весны начался новый китобойный сезон, а с ним и новый поход подводного флота. В этот период, когда недостача китового жира могла для обеих воюющих сторон означать как победу, так и поражение в Европе, морские суда в проливе Дрейка, равно союзнические и нейтральные, особенно донимала U-1421. Джо месяцами ее пеленговал и передавал командованию перехваченные сообщения. Но до последнего времени пеленгация в Южной Атлантике была неполна и условна, поэтому из стараний Джо так ничего и не вышло. Сегодня, однако, когда он на высокочастотном радиопеленгаторе поймал всплеск болтовни, в которой, несмотря на шифрование, распознал U-1421, ее рапорт слушали еще две радиостанции. Когда Джо передал данные сигнала с радиопеленгатора в клетке на вершине северной антенны Кельвинатора, Центр военно-морского подводного флота в Вашингтоне построил триангуляцию. Полученные координаты, широту и долготу, предоставили британскому ВМФ, после чего с Фолклендских островов была послана штурмовая группа. Сторожевые и противолодочные корабли отыскали U-1421, погнались за ней и пуляли в нее бомбами из «Хеджхога» и глубоководными зарядами, пока от подлодки не остались только черные масляные каракули на поверхности воды.
Джо ликовал оттого, что U-1421 потопили, и от того, какую роль сыграл он сам. Джо упивался – он даже позволил себе вообразить, будто эта самая подлодка в 1941-м отправила на дно Атлантики «Ковчег Мирьям».
Он протрусил по тоннелю в Клуб, впервые за две с лишним недели наполнил снеготаялку, включил ее и принял душ. Сготовил себе тарелку ветчины с яичным порошком, нацепил новую парку и муклуки. По пути в Ангар пришлось миновать дверь в «Уолдорф» и вход в Псовый город. Джо зажмурился и промчался мимо бегом. Он не заметил, что собачьи ящики пустуют.
Солнце – целое солнце, весь его тускло-красный диск – висело в дюйме над горизонтом. Джо смотрел и смотрел – чуть щеки не отморозил. Солнце медленно спряталось за Шельф, и в небе стал выстраиваться чудесный лососево-фиалковый закат. Затем, чтобы Джо точно ничего не пропустил, солнце взошло второй раз и снова село, залив небо поблекшим, но по-прежнему очень красивым розово-лавандовым румянцем. Джо знал, что это лишь оптическая иллюзия, искажения воздуха, но воспринял ее как знамение и наставление.
– Шенненхаус, – сказал Джо. Он слетел вниз по трапу, не предупредив пилота, и застал того в редкую минуту сна. – Проснись, день! Весна! Просыпайся!
Шенненхаус выполз из гидроплана, зловеще мерцавшего в тугом блестящем чехле тюленьих шкур.
– Солнце? – переспросил он. – Ты уверен?
– Ты пропустил, но через двадцать часов опять будет.
Глаза у Шенненхауса смягчились – Джо узнал этот взгляд по первым, очень давним дням на Льду.
– Солнце, – сказал Шенненхаус. А потом: – Тебе чего?
– Я хочу убить фрица.
Шенненхаус выпятил губы. Его борода отросла на фут, а вонь сдирала с тебя кожу, ощупывала тебя, почти обзавелась самостоятельным разумом.
– Ладно, – сказал Шенненхаус.
– У тебя аэроплан летает или нет?
Обогнув хвост, Джо прошагал к правому борту и заметил, что шкуры, покрывающие нос, гораздо светлее тех, что на левом борту, и другой текстуры.
Подле самолета опрятной пирамидой, точно в ожидании погрузки, высились черепа семнадцати собак.
4
Ваху Флир, их мертвый капитан, бывал на Литл-Америке с Ричардом Бэрдом в тридцать третьем, а потом еще раз в сороковом. В его записях они отыскали подробные планы и предписания касательно перелетов через горы Антарктиды. В 1940-м капитан Флир лично пролетал над участком территории, которую им предстояло пересечь теперь на пути к обреченному Геологу, – над горами Рокфеллера, над Эдсел-Форд, к великолепной битой пустоте Земли Королевы Мод. Он тщательно отпечатал списки всего, что нужно взять с собой.
1 пешня
1 пара снегоступов
1 рулон туалетной бумаги
2 носовых платка
Вынужденная посадка в таком полете – серьезная угроза. Если самолет рухнет, они останутся одни, без надежды на спасение, в магнетическом центре абсолютного ничто. Придется пешком добираться до Кельвинатора или двигаться дальше в Ётунхейм. Капитан Флир составил списки снаряжения, которое понадобится на такой случай: палатки, примус, ножи, пилы, топор, веревка, кошки. Сани, которые придется тащить самим. И надо учитывать, сколько веса прибавится к общему грузу.
Заглушка и паяльник 4 фунта
2 спальных мешка на оленьем меху 18 фунтов
Ракетница и восемь снарядов 5 фунтов
Точность и планомерность инструкций капитана Флира подействовали на их рассудки успокоительно, как и возвращение солнца, и перспектива убить врага. Они снова друг с другом водились. Шенненхаус выбрался из Ангара, Джо перенес свою скатку в Клуб. Трехмесячное погружение в некое древнее млекопитающее отчаяние они ни словом не поминали. Вместе обыскали стол Ваху Флира. Нашли зашифрованный обрывок сообщения от командования, полученный прошлой осенью, – неподтвержденные сведения о том, что на Льду может быть, а может и не быть немецкая база под кодовым названием Ётунхейм. Нашли Книгу Мормона, письмо, помеченное словами «В случае моей смерти», и сочли, что имеют право, но не заставили себя его открыть.
Шенненхаус принял душ. Для этого потребовалось растопить сорок пять двухфунтовых ледяных колод, которые Джо, кряхтя и проклиная белый свет на трех языках, одну за другой колол и забрасывал лопатой в снеготаялку на крыше Клуба, чья оцинкованная пасть, точно раструб граммофона, извергала тонкое и гнусавое «Ближе к Тебе, Господь» в исполнении пилота. Говорили они мало, но дружелюбно и за неделю вернулись к товарищеским подначкам, общепринятым на Кельвинаторе до катастрофы с Уэйном. Оба как будто позабыли, что перелететь в одиночку и без поддержки тысячу буранных миль пакового льда и глетчеров, дабы прикончить одинокого немецкого ученого, они придумали сами.
– Что скажешь – не провести ли чудесные часиков десять-двенадцать, ну, например, копая снег? – окликали они друг друга со шконок поутру, только этим и прозанимавшись пять дней кряду, словно махать лопатой их поставил черствый командир, а сами они – лишь незадачливые горемыки, выполняющие приказ откопать Ангар и гараж тягача. Вечерами они возвращались в тоннели разбитые, лица и пальцы обожжены морозом, и на весь Клуб орали: «Подать сюда виски!» и «Мяса мужикам!».
Тягач-снегоход откопали, затем потратили целый день на ремонт и отогрев таких и сяких деталей своенравного двигателя «Кайзер», чтоб опять его завести. День потеряли, перегоняя тягач по ровному снегу из гаража в Ангар. Еще день – когда у тягача гикнулась лебедка и «кондор», до половины взобравшись на снежную аппарель, упал и уехал обратно в Ангар, по пути отломив себе законцовку нижнего левого крыла. Ремонт длился еще три дня, а затем Шенненхаус явился в Клуб, где Джо, открыв «Руководство канадской конной полиции» 1912 года на главе «Некоторые особенности обслуживания саней», с трудом разбирался, как убедиться, что сани хорошо собраны. «УБЕДИТЕСЬ, ЧТО САНИ ХОРОШО СОБРАНЫ», гласил пункт 14 в предполетном списке капитана Флира. Дабы проклясть белый свет, трех языков уже не хватало.
– У меня закончились собаки, – сказал Шенненхаус. Новую законцовку он приделал, но ее требовалось покрыть и пропитать, как и остальной гидроплан, иначе он не взлетит.
Джо похлопал на него глазами, продираясь к сути этого заявления. На дворе двенадцатое сентября. Через несколько дней в Ётунхейм возвратится – если пробьется через тающий паковый лед – корабль с солдатами и самолетами; не удастся взлететь до тех пор – и на миссию можно плюнуть. Отчасти Шенненхаус имел в виду это.