– Нет, – отрезала бабушка. – Разве ты не слышала, что говорил Сережа? Никаких звонков, никому. Я потеряла всех, боюсь потерять и тебя.
– О, моя бабушка, оказывается, боится, – сказала Майя, уложив подбородок на плечо старушки. – Двадцать секунд, ба. Звонок не успеют запеленговать.
– Ты дура или прикидываешься?
Грубость из уст бабушки? Майя опешила:
– Ба, ты назвала меня дурой?!
– А кто ты есть? – с незнакомой интонацией произнесла Маргарита Назаровна. – Тебя встретила милиция, потом два каких-то мерзавца. В вас стреляли. Это что, просто так? Тебе мало? Или ты знаешь больше, но не говоришь?
Майя не узнавала свою бабушку. Всегда степенная, воспитанная, любящая, мягкая... Откуда у нее взялась эта сталь в голосе?
– Ба, что я могу знать? – пролепетала Майя, опустившись на стул. – Просто мне надо позвонить одному человеку...
– Подождет твой человек, – отрезала Маргарита Назаровна.
Только Лариса села в машину, как нарисовался вчерашний молодец, наклонился, положил локоть на окно, улыбнулся:
– Привет.
– А, это ты... – протянула Лариса. – Чего тебе?
– Подруга не звонила?
– Нет.
– Позвони, а? Очень она нужна.
– Да звонила я вчера сто раз. – Но телефон Лариса достала, набрала номер, послушала, сунула ему трубку под ухо. – На, слушай сам.
– А еще раз? – настойчиво спросил он.
– Ой, – застонала Лариса, нажала на вызов. – Не отвечает, потому что мобила сигнал не принимает. Выключила телефон, наверное.
– Почему? – наивно поднял он брови.
– Да откуда же я знаю! Слушай, милый мальчик, мне это надоело. Ищи ее как-нибудь без меня.
– Извини, – отступил он с наглой улыбкой и удалился.
Только Лариса вставила ключ в зажигание, как еще один нарисовался. Исключительный мужчина. То есть таких невзрачных и запущенных она вообще исключает из своего поля зрения.
– Вы Лариса Куликова?
– Была ею и, надеюсь, буду.
– Капитан милиции Каюров, – он раскрыл перед ее лицом удостоверение.
Лариса покривила пухленькие губки, накрашенные дорогой помадой, озадачилась, какого черта к ней мент прицепился?
– Что нужно? – лениво вымолвила она.
– Мне нужна ваша подруга Майя...
– О-о-о! – вырвался у неё стон. – Как вы мне все надоели!
– Кто – мы?
– Мужики, которым нужна Майя. Ну при чем тут я? Не я же вам нужна? Почему вы ко мне пристаете?
– А кто еще приставал?
– Да только что один... – Лариса высунула личико в окошко, поискала глазами и указала пальцем. – Вон тот, в черных дешевых джинсах, белой футболке и жилете... Эй, куда вы?
Но Каюров уже бросился догонять молодого человека, а тот то ли услышал топот ног сзади, то ли что-то почувствовал – оглянулся. На него на всех порах несся незнакомец. Молодой человек, не зная, что за идиот хочет его догнать, не стал рисковать и побежал как сейчас.
– Психи, – констатировала Лариса, трогая машину с места. – Хоть из дома сбегай. Может, и правда удрать куда-нибудь подальше?
Когда Ренат очутился в магазине женского белья на проспекте Калинина, у него загорелись глаза и потекли слюнки.
– Будьте добры, покажите бюстгальтеры для молодой женщины вон из тех, – указал он на весьма дорогие лифчики. Сергей даже ахнул. – Второй номер, объем восемьдесят пять сантиметров. Цвет предпочтительно черный... белый тоже давайте, ей пойдет, оттенит загар. И трусики... э... размер сорок второй, тех же цветов. И вон тот гарнитур... Нет-нет, желтый, с черным кружевом.
Он щупал, вертел, восторгался какой-то маечкой на бретелях... Сергей скрестил руки на груди и только головой вертел, глядя то на товар, то на Рената, то на продавщицу, сделавшую комплимент, не ему, разумеется:
– У вас прекрасный вкус.
– Еще бы, – буркнул Сергей. – У него вкус самца.
– Беру, – сообщил Ренат и отправился к кассе.
– А Маргарите Назаровне кто трусы и все прочее будет подбирать? – идя за ним, ворчал Сергей.
– Извини, в бабушкином белье я не разбираюсь, доверяю тебе, сделать выбор – сказал Ренат.
Сергей посоветовался с продавщицей, затем снова отправил Рената в кассу. Наконец, они вышли на улицу с покупками.
– Ну ты и спец... – протянул Сергей. – На глаз размер определил, я б так не смог. На фига столько бабок потратил?
– Ты разве не любишь смотреть на женщину, одетую в тонкое, изящное белье? – удивился Ренат.
– Я люблю смотреть на нее, когда она без всего.
– А я сначала люблю в белье, потом снимать его...
– Стой, – прошипел Сергей. – Это он!
1925 год. Петро и Васька.
Он приехал среди ночи – усталый, взмыленный, злой. Умывшись под краном на общей кухне, вошел в комнату. Петро приподнялся, спросил отчего-то шепотом:
– Васька, ты?
– Кто ж еще? – отозвался тот, снимая гимнастерку. Услышав шевеление на кровати брата, вяло поинтересовался: – Кто там с тобой?
Петро подскочил, надел штаны и предложил:
– Выйдем, покурим?
Васька не отказался, понимая, что брат привел бабу и не хочет, чтоб она слышала их разговор. На кухне никого не было, рано еще, братья закурили, а поскольку Васька молчал, Петро, раздираемый любопытством, начал с вопроса:
– Как съездил?
– Встретил за хутором ее и Яурова. Одних. Дед еще там был на телеге.
– Значит, убил, – сделал вывод Петро.
– Нет.
– А чего тогда ездил? – Петро вытаращил красные (то ли от водки, то ли от бессонницы) глаза. – Ездил чего?
– Застрелить хотел... Лошадь у них вертелась, боялся в нее попасть.
– Ну и положил бы всех вместе с лошадью. На тебя ж смотреть страшно, ты, Васька, как с креста снятый. С каких пор лошадей жалеешь?
– Лошадь ни при чем. В Катю боялся попасть.
– Что?!! – вытянулась физиономия у брата. – Боялся в Ка. А кто такая Катя?
– Белогвардейка, – опустил голову Васька. – Зовут ее Катериной, я ж говорил тебе.
У Петра лицо превратилось в неживую маску. Наступила минута молчания. Вдруг он зажмурился и тряхнул головой, будто избавляясь от наваждения, потом поднес папиросу к губам, но она погасла. Петро чиркнул спичкой, глубоко затянулся едким дымом, который защипал в горле, откашлялся. Наконец он обрел дар речи:
– Что-то я не пойму, Вася. Ты тут бесился, ненавистью захлебывался, четыре месяца ее искал. Нашел. Поехал. Вот скажи мне, своему брату: зачем ты туда ездил?
– Забрать Катю.
– Забрать?!! – Петро чувствовал, как у него мозги сворачиваются в трубочку. – Зачем она тебе?! Ответь мне, ради бога!
– Любить, – тихо вымолвил младший братец.
Петро взмахнул руками и ударил себя по бедрам, а монолог его вылился в сплошной рев отчаяния:
– Ну-у... Нет, любить... Кого!!! Васятка, она тебя без глаза оставила, а ты – любить?! Она – контра! Была ею и будет. Вася, тебе любить некого? Я приведу любую и сколь угодно штук, ты только покажи. И люби хоть всех разом, хоть порознь... Вася! Вася, так не бывает.
– Бывает, – мрачно проговорил тот. – Когда она всадила в мой глаз осколок, меня враз и заклинило. Думки только о ней были, все нутро мне выжгли. Потом я ее подзабыл, а когда встретил... Хочу ее, только ее, понимаешь?
– Не-а, не понимаю, – развел руками Петро и зло процедил: – Что там любить, а? Ну, раз так у тебя горит, чего ж не воспользовался? Скрутил бы Яурова, отодрал бы на снегу Катьку и успокоился бы! Ничего в ней не имеется такого, чего нет у других баб, уж поверь.
Васька еще ниже опустил голову и переменил тему:
– У тебя там кто?
– Да бабенка приблудилась, завтра уйдет. А ты... – Петро положил руку на плечо Васьки, заглянул ему в единственный глаз. – Забудь о Катьке, не нужна она тебе. Ради себя же и забудь.
Тот покивал, согласившись, и снова закурил.
Петро любил брата, потому не оставлял его без присмотра. Ненависть он понимал и уважал, ненависть – это сила, двигающая народными массами и сметающая все на своем пути. Но то, что открылось в Ваське, сильно беспокоило его именно потому, что к ненависти не имело никого отношения. Не доходило до него, как можно хотеть до одури одну бабу, да еще кого! Ту, которая покалечила! И чтобы показать брату, насколько прекрасна жизнь в их нынешнем положении, он устраивал попойки с потаскушками, под шумок нашептывая Ваське:
– Гляди на Шурку, бедра у ней, что два мешка, – тугие, будто песком набиты. А Маруська нравится, скажи, нравится? Пощупай сиськи, они ж, как мячи! Понял! Тебе по нраву бывшие. Бери Соньку. У Соньки папаша был урядником! А хороша-то как! Сейчас прогоню всех, ты только скажи.
Васька щупал, целовался, оставался с потаскушками наедине и валялся с ними в койке на радость заботливому брату, однако в нем что-то надломилось, хотя, может, раньше Петро просто не замечал надлома. Зато заметил, что как только у Васьки выдавался свободный денек, он надолго исчезал. Стало интересно – куда. Петро решил проследить за ним. К тому времени у него имелся служебный автомобиль с водителем, так что ему не надо было тереть зад о седло. Привязав коня в роще неподалеку от хутора Барвинского, Васька, таясь, пробрался поближе к хатам и приставил к глазам бинокль.
– Ведьма проклятая, – процедил Петро, тоже наблюдая за братом в бинокль и догадавшись, кого тот высматривает. – Эдак Васька совсем ума лишится. Чем она его приворожила?
И придумал: женю его. Нашел подходящую, интеллигентную, голодную, которая на все согласна лишь бы выжить, а Васька ни в какую. Петро закипел:
– Чего ты маешься? Иссох уже весь. Думаешь, я не ведаю, куда ты ездишь? К ней. К Катьке. Была б тебе полюбовницей – тогда бы я понял, а так-то зачем? Чего надрываешь себя? А хочешь, выкрадем Катьку и делай с ней, что пожелаешь.
– Не надо, – отказался мрачный Васька. – Она беременная.