Кровь и серебро
Приехавший в замок рыцарь, сэр Чарльз, быстро освоился, найдя общий язык и с хозяином, и со слугами. Особенно со служанками. Маша видела, как они смотрят на него и хихикают, прикрывая рты ладошкой.
Ей же самой сэр Чарльз не нравился чем дальше, тем больше, хотя Маша уже начала опасаться, что, должно быть, что-то не так с ней самой, не зря ей не нравятся самые популярные в замке люди: аббат и сэр Чарльз. С приездом рыцаря распорядок изменился. Теперь здесь больше пили и ели, а еще устраивали увеселения. Как оказалось, слуга рыцаря Эльвин умеет петь.
Он пел в совсем непривычной для Маши манере, аккомпанируя себе на незнакомом струнном инструменте. Голос у мальчишки оказался глубокий и мягкий, петь ему, определенно, шло больше, чем говорить. Несколько песен говорили о любви к прекрасной даме, одна – о долгом пути к Граду Господнему Иерусалиму, но последняя из спетых Эльвином баллад выделялась из всех других. Она была о мертвеце, явившемся за своей невестой.
пел мальчик.
При этих словах Маша почувствовала, будто по плечам пробежал холодок. Она взглянула на гостей. Отец и сэр Чарльз не слушали певца, переговариваясь о чем-то. Аббат все так же, не снимая перчаток, крошил в вино все тот же кусок хлеба, что был при нем с начала ужина, тетя позевывала, разморенная обильной трапезой, а вот священник, отец Давид, смотрел на Эльвина во все глаза, словно увидел перед собой привидение.
Когда парень закончил, ему разрешили удалиться, и Маша последовала за ним.
Она догнала его у лестницы, идущей вниз, во внутренний двор.
– Постой, Эльвин!
Он оглянулся, похоже, ничуть не удивляясь тому, что дочь владельца замка вновь удостаивает беседой простого слугу.
– Да, госпожа, – ответил он холодно.
– Не называй меня госпожой. Я Мария, – ответила Маша.
– Хорошо, леди Мария. Чем могу служить?
Маше стало до слез обидно от этой холодной замкнутости и явного желания удерживать как можно большую дистанцию. Видно же, что Эльвин не такой, как другие слуги, что он слуга только по названию, а в душе наверняка настоящий рыцарь, гораздо более достойный этого высокого звания, чем его господин.
Девушка закусила губу и отвернулась, скрывая слезы. «Он не стоит этого. Нужно просто оставить его в покое. Ему не нужно ни мое общество, ни моя жалость», – в панике думала она.
– Ничем, ступай, – пробормотала Маша стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Но он не уходил, а стоял за ее спиной, словно приклеенный к каменным плитам пола.
«Я здесь госпожа, а он слуга, – в который раз напомнила себе Маша. – Я могу крикнуть на него и даже ударить, как леди Роанна, которая отвесила пощечину своей служанке. Вот сейчас обернусь и крикну, чтобы убирался отсюда и не смел больше попадаться мне на глаза».
Глаза отчаянно щипало от слез, вызванных несправедливой обидой.
– Вы плачете? – спросил Эльвин мягко и вдруг, развернув Машу к себе, отер со щек слезы своей горячей рукой. – Простите, го… Прости меня, Мария, я не хотел тебя обидеть, но до сих пор не могу поверить, что ты, баронская дочь, снисходишь до разговора с обычным слугой.
– Ты не слуга! – быстро возразила Маша. Слезы уже высохли, будто их и не бывало. – Вернее слуга, но это же временно. Мне казалось… Мне кажется, ты особенный…
Эльвин грустно улыбнулся.
– Я еще не знаю, что будет, но ты права, мой отец действительно был рыцарем, но…
Он замолчал, и девушка заметила, что кулаки парня сжались, а между упрямыми бровями вдруг пролегла сердитая складочка.
– Что случилось с твоим отцом?
Они так и стояли у входа на лестницу, и в любой момент их могли здесь обнаружить.
Эльвин рассеянно огляделся.
– Пока я не могу тебе этого рассказать. Как-нибудь потом.
– Хорошо, – с готовностью кивнула Маша. – Я еще хотела расспросить тебя. Ты ответишь на мои вопросы?
– Если смогу. Только не здесь. Мне кажется, я слышал чьи-то шаги…
– Но я ничего не слышала, – удивилась Маша.
– Когда от этого зависит твоя жизнь, учишься слушать по-настоящему, – объяснил парень. – Возьми свой плащ и спускайся в сад, я буду ждать тебя там.
– Хорошо!
Маша взбежала по лестнице на жилой этаж и, достав из сундука плащ, побежала вниз. По пути ей встретилась Берта. Девушка, как никогда, казалась похожа на призрак, глаза ее были широко раскрыты, а взгляд остекленел.
Маша хотела было спросить, что с ней, но времени не было: в саду ждал Эльвин, не стоило разрушать только что завязавшуюся беседу – кто знает, вдруг в следующий раз он снова окружит себя непробиваемой ледяной стеной.
Выбежав в сад, Маша остановилась, оглядываясь. Парня нигде не было видно. В недоумении она пошла между темными деревьями, и вдруг кто-то схватил ее за руку.
Девушка вздрогнула, но не успела закричать, услышав знакомый голос.
– Тсс! – прошептал Эльвин. – Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Негоже госпоже якшаться со слугами.
Маша кивнула и отступила в тень.
– Ты кого-то боишься? – напрямик спросила она парня, видя, как напряженно он всматривается в темень.
– Лучше быть настороже. Я слишком долго жил в военном лагере, чтобы не знать, как обманчив покой.
– Но здесь же замок! Солдаты и толстые стены!
Сад был полон звуков: чуть слышно шелестела листва, копошился в траве какой-то ночной зверек, поскрипывали ветки деревьев… Все вокруг казалось напоено покоем и негой.
– И все равно мне не нравится здесь, – покачал головой Эльвин.
– И тебе тоже!
Он кивнул.
– Не знаю, откуда взялось это чувство, но в вашем замке что-то неладно…
– Ты специально спел ту балладу про мертвеца? А видел, как на тебя смотрел наш священник? – снова спросила Маша.
Эльвин помолчал.
– Видел, – наконец произнес он. – А еще слышал, как идет служба в вашей церкви. В Иерусалиме я жил у рыцаря, прибывшего из Лангедока, поэтому знаю провансальский диалект. Он похож на латынь, по крайней мере, в достаточной степени для того, чтобы разбирать слова церковной службы. Возможно, я не слишком усерден в служении Господу, однако могу понять, что молитвы, которые читают в вашем замке, искажены.
– То есть как? – удивилась Маша.
– Там переставлены слова, поэтому служба лишена божественной святости, – нехотя признался Эльвин.
– Может, священник просто перепутал? – предположила Маша.
– Возможно, – Эльвин пожал плечами, – английские священники иногда неграмотны, не знают латыни и заучивают тексты наизусть, не понимая их смысла. Отсюда может пойти искажение. Но нельзя упускать из вида, что такое может быть сделано нарочно…
– Но как и зачем…
Маша недоговорила, потому что в этот момент вдруг послышался слабый крик и что-то тяжелое рухнуло неподалеку от них.
Эльвин тут же бросился вперед, и Маше, боящейся остаться одной в темноте, не оставалось ничего другого, как последовать за ним.
У подножия замка темнел какой-то предмет, и, только подойдя совсем близко, Маша поняла, что это человеческое тело…
Нагнувшись, она разглядела распущенные длинные волосы и смутно белевшее в темноте лицо. Рука девушки коснулась чего-то влажного и липкого. На пальцах чернела чужая кровь.
Маша отпрянула, и в тот же миг Эльвин зажал ей рот.
– Тссс! – снова прошептал он. – Не надо кричать. Молчи! Обещай мне, что будешь молчать!
Девушку била крупная дрожь. Она отчетливо слышала, как стучат ее зубы. «Сон! Хорошо бы все это оказалось всего лишь сном!» – молилась она.
Эльвин, обняв Машу за плечи, повел ее прочь, в глубь сада.
– Мы ей уже ничем не поможем, – говорил он, успокаивающе гладя Машины плечи.
Девушка чувствовала себя так, словно попала в самый худший из своих кошмаров. Несмотря на тьму, она узнала погибшую. Это была Берта, та самая Берта, с которой Маша столкнулась буквально пять минут назад. И почему у нее не нашлось тогда времени?! Всего минута, и все, возможно, обернулось бы по-другому.
– Сейчас главное – не привлечь внимание. Он может нас заметить, – продолжил меж тем Эльвин.
– К-к-то он? – выговорила девушка, все еще продолжая трястись.
– Тот, кто столкнул ее с верхушки башни.
Вампир
Она умерла. Она лежала у него на руках, как сломанная игрушка. Увлекся. Не рассчитал. Берта всегда казалась крепче и здоровее, чем есть на самом деле. Ну да ничего, разве сожалеют об осушенном кубке? Нет, просто берут новый.
Не очень хорошо, что произошло все это в замке, но поправимо. Вампир сбросил ее тело из окна: теперь никто не догадается о причине смерти, разве что этот… священник. Но уж его-то он точно не боялся. Отец Давид давно уже был слепым орудием в его руках, и иногда вампиру начинало казаться, что Богу даже нравится его чувство юмора и он смотрит на него если не с одобрением, то с явным интересом.
Сбросив тело, вампир еще стоял на галерее, укрывшись в тени и напряженно наблюдая за садом. Было слишком темно, и даже его обостренное зрение не могло помочь разглядеть то, что происходит внизу, в деталях, однако он смог уловить движение. В саду кто-то был. Возможно, кто-то видел снизу, что случилось. Нужно спуститься и разобраться. Проблемы, по его искреннему убеждению, следовало решать раньше, чем они возникнут и заявят о себе сами.
Сердце тревожно колотилось в груди. Раньше, читая приключенческие книги, Маша часто считала героинь то слишком трусливыми, то чрезмерно неосторожными и вот теперь сама оказалась на их месте. Теперь-то она понимала, что все, что происходит именно С ТОБОЙ, здесь и сейчас выглядит совершенно иначе, чем со стороны – когда читаешь это, лежа на диване и завернувшись в теплый мягкий плед.
Опасность, казалось, грозила отовсюду. Темные силуэты деревьев, тонущие во тьме наступающей ночи, казались зловещими. Сквозь ветки, словно в обрамлении изящной решетки, просвечивала луна. Полнолуние еще не наступило, но луна уже округлялась, тускло поблескивая в разрывах туч.
Покосившись на Эльвина, Маша порадовалась, что не осталась одна. Сейчас ей, как никогда, было необходимо присутствие рядом живого существа.
– Что произошло? – тихо спросила она.
– Я не знаю, – покачал головой парень. – Но не думаю, что служанка выпала из окна случайно.
– Ты говорил про отца Давида… А если он…
– Никогда не обвиняй никого, не получив прямых доказательств его вины! – резко бросил Эльвин. – Погубить человека легко – достаточно сущей малости…
Последние слова он произнес с такой отчаянной горечью, что Маша поняла: она нечаянно коснулась чего-то глубоко личного. Должно быть, этот мальчик пережил нечто страшное. Он видел и умеет гораздо больше, чем его сверстники в том времени, из которого прибыла сюда Маша. Он опытнее, умнее и словно бы старше их. Именно это и притягивает ее к Эльвину – его настоящая, не показная взрослость.
– Я тебе не враг, – сказала Маша и положила свою руку на пальцы Эльвина.
Он вздрогнул и посмотрел на нее.
Серые глаза в темноте ночного сада казались почти черными.
– Да, ты права. И я попытаюсь помочь вам. Ради тебя. Не ради твоего отца.
– Моего отца? – удивилась Маша. – Но разве ты его знаешь? Он тоже был в Святой земле… Он сделал тебе что-то плохое?
– Клянусь Пречистой Девой Марией, что никогда не встречал его в Святой земле, – ответил Эльвин сухо. – Пойдем в замок. Оставаться здесь рискованно, к тому же тебя могут хватиться. И будь осторожна. Опасность рядом – буквально за нашей спиной.
Словно в подтверждение его слов в саду глухо заухал филин.
Маша обратила внимание, что Эльвин не ответил на ее вопрос. Вернее, ответ его звучал так, что его можно было толковать по-разному, но не стала настаивать: видимо, время для откровенности еще не пришло.
Вместе они дошли до входа в замок. Маша стала подниматься по лестнице, а Эльвин остался внизу. Оглянувшись, она увидела, что он стоит, задумчиво глядя ей вслед.
Из пиршественного зала по-прежнему доносились голоса. Исчезновение Берты, похоже, прошло незамеченным.
– Где Берта? – спросила Маша одну из служанок.
– Не знаю, миледи, должно быть, пошла спать, – равнодушно отозвалась девушка.
– Так посмотрите! Найдите ее! – велела Маша. Ей стоило большого труда, чтобы не проговориться: но нет, она не может подставлять под удар ни себя, ни Эльвина, поэтому никто не должен узнать, что они были в саду и видели падение тела. – Найдите ее немедленно!
– Да, миледи!
Служанка убежала, явно испуганная, а Маша пришла в свою комнату, зажгла свечи и села на кровать, глядя на оставленный Бертой ткацкий станок. Этот предмет притягивал ее взгляд словно магнитом. Она смотрела на незаконченную работу, понимая что Берта уже никогда не придет, чтобы ее доделать, не будет стучать челноком и не задремлет, уронив на пол недопряденные нити… Неужели и вправду смерть ходит совсем близко, а жизнь подобна трепетной свече: малейшее дуновение – и она погасла.
Взяв в руки свечу, Маша подошла к станку. На отполированном руками Берты дереве темнели пятна. Что это? Неужели тоже кровь?
– Позвольте войти? – послышался от двери голос.
Маша вздрогнула и оглянулась. В дверном проеме стоял аббат.
– Я пришел справиться о вашем здоровье, дитя мое, – проговорил он, сплетая на груди пальцы, – мне показалось, что вы сегодня бледны и выглядите уставшей. Помните, что лишь недавно милостью Божьей оправились от тяжелой болезни, поэтому поберегите себя ради вашего отца.
– Я так и сделаю, – согласилась девушка.
– И поменьше гуляйте в саду… Ночи в это время такие холодные, так что прогулка может оказаться опасной.
Что это – предупреждение или открытая угроза? Неужели аббат следил за ними и видел их с Эльвином. Не может быть!..
Маша пристально вгляделась в лицо аббата, но оно по-прежнему оставалось бесстрастным. Глаза смотрели все так же холодно и отчужденно, тонкие губы сжаты… вот только на щеках аббата, похоже, появился легкий румянец, заметный в ярком свете множества свечей, – хотя, скорее всего, это от тепла очага и выпитого за ужином вина.
– Вы не видели Берту? – прямо спросила Маша и замерла, ожидая ответа.
– Твою служанку? Слуги всегда так нерадивы, вечно не дождешься их, когда они нужны. Я велю кому-нибудь прислать ее к тебе.
Аббат, как и прежде Эльвин, не ответил на вопрос. Видимо, здесь принято изворачиваться и мудрить.
– Господин аббат?.. – в комнату заглянула леди Роанна. – Как хорошо, что я вас встретила. Мне как раз хотелось с вами посоветоваться по одному деликатному вопросу.
– К вашим услугам, миледи, – он поклонился.
– Ну пойдемте же, не будем беспокоить мою дорогую племянницу. – Тетя кокетливо улыбнулась и поправила волосы, выбивающиеся из-под наброшенной на голову накидки.
Они ушли, а Маша вернулась к кровати. На одеяле лежал массивный серебряный перстень. Взяв его в руки, девушка разглядела, что на украшавшем его кроваво-красном камне выбито изображение странного трехлепесткового цветка.
Откуда эта вещь взялась в ее спальне? Похоже, вокруг происходит столько таинственного, что не стоит удивляться уже ничему.