Она была очень красивая.
Высокая, с копной медовых, искристых волос, вся такая конфетная, кукольная, невероятная. Да, у нее были темные круги под глазами и толстенький животик, но, Боже ты мой, какие при этом у нее были ноги!
Александра немедленно спрятала под кровать свои.
— Вот она, наша самая лучшая палата! — весело сообщила Фимочка. — Ну, давай, красавица. Устраивайся.
Красавица не отреагировала, в отличие от нас, на «красавицу». Потому что, в отличие от нас, она реально была красавицей. Она с откровенным ужасом огляделась, швырнула на кровать какие-то карамельные сумочки и вышла в коридор, набивая в розовом телефоне номер.
— Пипец, — резюмировала Александра. — Не хватало нам такой кобылищи…
— Старенькие девочки! Обедать!
Пока мы обедали, новенькая успела заселиться. На почве определенной антипатии к ней мы даже сошлись с Александрой. Она оказалась классной девчонкой, очень человечной, доброй…
— Да достали меня мужики! Достали! Как так можно? Они же в любом возрасте, в любом статусе душу продадут за свежую сиську!
— Ну-у-у…
— Ты даже не спорь! Я журналист, я таких уродов повидала! Когда мне было двадцать, они меня лапали! Всюду! Еду в автобусе — уже какой-то пристроился, как бы просто нечаянно трогает… Господи, как вспомню… А я ж еще дура была молодая, не понимала, что им вообще по барабану, они видят только молодое тело. Ну, ладно, я еще симпатичная, но я могла любой быть! Если они кирные, они любую будут лапать — толстую, худую, кривую… Они меня лапали и лапали, а я-то росла! Я-то думала, что, может, я какой-то посланник неба, раз мужчины меня все время домогаются… Я и росла с таким сознанием… искривленным… Что я особенная, самая крутая… А потом оказалось, что мне уже не двадцать, и у меня ребенок, и все… И у тех мужчин, которые были со мной, глаза начали торчать в сторону других молодых тел! И им было по фигу, толстые они, худые, кривые… Им было все равно, что я — мозг, что я сайт новостей редактирую и четырьмя языками владею… Понимаешь? И все то, что они своими половыми фантазиями во мне воспитали, все тут же и уничтожили. А когда манию величия резко убрать, на этом месте что образуется?
— Что?
— Что-то страшное…
Мы пришли в палату и застали там новенькую, которая лежала, отвернувшись к стене, заливалась слезами и держала у уха трубку.
«Тс-с», — показала нам Таня и покачала головой. Но мы и не собирались вмешиваться в жизнь новенькой. Это она в нашу вмешалась.
— Пора перекусить! — громко сообщила Александра тем самым пометив территорию. — Таня! Вам йогурт?.. А давайте уже на «ты»! А?
— Давайте, — охотно согласилась Таня. — Вы не против, Женя?
— Нет.
— А вы?
Таня посмотрела в сторону новенькой. И Александра сразу закатила глаза — новенькую в это сестринство она точно принимать не хотела. Но новенькая и не отреагировала. Она даже не обернулась. Она плакала и плакала, держала розовый мобильник у уха, и если прислушаться, можно было разобрать что-то вроде: «Да», «Я слушаю», «Я помню». «Я знаю», «Я не хочу», «Я не могу».
— Ну, и ладно! — Александра гордо ушла к коридорному холодильнику за ссобойкой. А вернулась уже не одна. Вернулась с седой красавицей, заведующей Алиной Кирилловной.
Она втекла в палату как анаконда. Встала, осмотрелась, оставляя на каждой отпечаток своего профессионального интереса. Но не человеческого. Уверена — она не помнила наши лица. Но помнила животы и кое-что другое.
— Так… Где моя Квятковская? — хищно спросила она.
И новенькая развернулась, цепляясь длинной худой рукой за раковину (над ее неформатной кроватью ручки-то не было), села.
— Как себя чувствуете? — равнодушно и вежливо спросила седая красавица беременную красавицу.
— Ну, так себе…
— Мне звонил ваш муж… Сказал, что вы не хотите кесарево…
— Не хочу… После него шрам остается…
— Шрам… — Алина Кирилловна покачалась с каблука на пятку. Шрам… А вам, значит, шрам не очень нужен…
— Я модель…
— Ну, это очевидно… Вот что, Квятковская. Я должна была сегодня вас на операционный стол пригласить. Мне эти ваши звонки мужа-продюсера с просьбами дать вам немного времени как-то совершенно не интересны! Это вам не сцена! Мы все притихли, запаслись попкорном.
Новенькая тут же надула губья:
— Знаете, я в таких условиях даже не переодевалась никогда!
— Извините, аншлаг! Так у вас, у артистов, говорят?
— Я не артист! Я модель!
— Пардон. Я вообще не планировала вас в патологию. Вы бы уже полдня как в послеродовом с ребеночком прохлаждались! У вас 40 недель! Вашему ребенку уже давно вылупиться пора!
— А что, без шрама никак?
— У вас клинически узкие бедра! Вы свои бедра видели?
— Видела, и не раз! Я белье демонстрирую!
— Предполагаемый вес плода 3 800! Бедра узкие! Извините, я на себя грех не возьму! Завтра к утру побриться… и в хорошем настроении пойти в родзал! Спокойной ночи!.. Елку из палаты убрать!
И она вышла.
В полной тишине новенькая разрыдалась и снова улеглась лицом к стене. Но теперь уже никто на нее не злился, никто не ревновал мир к ее ногам. Вот они, ноги — длинные, худые, загорелые, гладенькие, да в крупновязанных носочках, как на картинке. Носки уютные, а пятки подвернуты нерадостно, и смотрится все это очень печально.
— Ой, вы так не расстраивайтесь… — тут же сказала Таня. — У меня, вот, тоже кесарево будет… Недель через пять… Я так жду, не представляете…
Новенькая рыдала.
— Да ладно вам уже! — сухо заметила Александра. — У кесарева есть свои плюсы. Вот, слушайте…
Проведение родов с помощью полостной операции, при которой новорожденный извлекается через разрез брюшной стенки матки.
Преимущества
Относительно безопасные роды у женщин с клинически узким тазом.
В случаях, когда естественные роды угрожают здоровью/жизни матери или ребенка, вред от кесарева сечения намного меньше, чем от возможных осложнений.
Избегание геморроя и опущения органов малого таза.
Не происходит деформации головки ребенка при прохождении через родовые пути.
Влагалище не перерастягивается, не травмируется. Половая жизнь женщины не теряет качества.
— Есть и недостатки… Но немного…
Недостатки
Возможность попадания инфекции в брюшную полость.
Вероятность серьезных, в том числе фатальных, осложнений для матери примерно в 10 раз выше, чем при родах через естественные родовые пути.
Затруднено начало лактации — в отдельных случаях.
Рубец на матке после кесарева сечения служит причиной необходимости долговременного перерыва между случившимися и следующими родами.
Вероятность стресса у матери с развитием психозов из-за «незавершенности» физиологического процесса естественных родов.
Новенькая разрыдалась еще больше. Александра тоже расстроилась:
— Ну, кто так пишет? «Служит причиной необходимости долговременного перерыва между случившимися и следующими родами…» У кого так мозг устроен? Выдрать к черту, покрошить и отдать курам!
Новенькая так плакала, что я не выдержала, перевернулась, перебросила ноги на край, подтянулась на ручке, опустила ноги вниз, сунула их в свои пиротехнические тапочки и пошла спасать человека. Села на ее кровать и… что? Похлопать ее по плечу? Да ну… женщину надо гладить по плечу. Я ее погладила. Плечо было худое…
— Вы не расстраивайтесь… У меня, вот, тоже тазовое… Тоже будет кесарево, наверное…
— Но вы — не модель!
Около десяти лет назад
— Мам, а что, обязательно быть красивой, чтобы добиться успеха?
— Женщине — да.
— Но женщина же не может все время быть красивой? И утром, и ночью, и в печали, и в усталости, и в горе, и в старости?
— Может. Ты плохо знаешь женщин…
Да, я — не модель. Я очень старалась ею стать: сидела на диете, пила витамины красоты, ходила к специальным людям, которые манерно мне что-то советовали. Я в какой-то момент решила, что да — женщина должна быть красивой, а все остальное не приносит женщине настоящего счастья.
А поскольку я была не самой глупой, хоть и не самой красивой женщиной, я решила расставить нужные акценты, пока не поздно. Это было тяжело, но вот итог. У меня огромный живот, я уродливая, отекшая, опухшая, с растяжками — но всего этого не было бы, если бы я не была перед этим красивой… Мое нынешнее уродство — приз за мою красоту. Это — вишенка в моем постном торте.
Новенькая красавица вдруг посмотрела на меня зареванными глазьями и попросила:
— Помогите сесть, живот очень болит.
Села, огляделась, поморщилась.
— Меня зовут Полина.
ИСТОРИЯ ПОЛИНЫ
Полине… не важно, сколько лет. Мама Полины была женщиной неописуемой красоты, заведующей универмагом. Начинала она с низов, с подсобок, с фасовки товара. Потом засветилась в торговом зале, немножко подучилась и поняла главное. Что женская красота — товар. Такой товар, который надо выставлять на видное место, рекламировать по всем правилам науки, потом пару раз перебивать дату изготовления — в сторону уменьшения, потом пару раз перебивать ценники… тоже в сторону уменьшения… Потом очищать место на полке для нового товара… В конечном итоге — свозить товар на склад.
Личная жизнь мамы удавалась несколько раз, и мужья были людьми приличными, хорошими. А если и не задерживались в благополучной семье с хрусталем, так оттого, что находились другие женщины, покрасивше. Настрадавшись и поумнев, мама решила вырастить из дочки суперженщину, которая будет прекраснее всех.
Полина с детства ходила на танцы, на гимнастику и на плавание. Потом добавились еще тренажерный зал, пробежки, фитнес, калланетика, аэробика и, конечно, модельная школа. В актрисы Полину не взяли за отсутствием артистического дарования. а в модели взяли.