– Человек – вершина творения, – ответил Кифа, завязывая коричневый пояс, – а избранные – вершина человечества. И разве тому, кто находится на самой вершине, не должно повиноваться то, чье место у основания?
Я изумленно развел руками. Даже моя мать, великая мечтательница, не рассказывала мне о таком.
– Что ты ему басни поешь, – вмешался Шали. Он уже оделся и теперь в небрежной позе развалился на кровати. – Во всей обители едва ли отыщется десяток избранных, умеющих управлять огнем.
– Ну-ну, – протянул Кифа, присаживаясь на кровать. – И почему ты так решил?
– Да очень просто! Наставник, главы направлений, плюс пять-шесть стариков. Вот и все.
– А кто из стариков? – спросил я. – Учитель Звулун, например, умеет?
– Звулик! – усмехнулся Шали. – Звулик все умеет.
– Тогда почему его не выбирают Наставником?
– Чтобы стать Наставником, мало быть продвинутым ессеем, – ответил Кифа. – Нужно обладать особыми способностями. Способностями пастыря целой общины. А это дается очень, очень немногим.
– Так как же с едой? – мне хотелось полностью понять, в чем кроется секрет, поэтому я продолжал настойчиво расспрашивать собеседников.
– Как, как, – раздраженно выпалил Шали. – Да очень просто! Такой выдающийся, такой продвинутый мальчик, как ты, должен сам догадаться, в чем тут дело, а не задавать сто тысяч одинаковых вопросов.
– Шали, Шали, – примиряюще протянул Кифа. – Ты не забыл, что Шуа только вчера пришел в обитель?
– Прекрати заговаривать мне зубы, – Шали рывком встал с кровати. – Как может ессей, не знающий столь элементарнейших вещей, лично беседовать с Наставником? Этот парнишка, – тут он ткнул пальцем в мою сторону, – просто дурит нам голову. Неужели ты еще не понял?
– Шуа, – Кифа очень серьезно посмотрел на меня. – Ты действительно не знаешь, как можно придать еде любой желаемый вкус?
– Честное слово! – тут уже я вскочил с постели. – Почему вы меня все время в чем-то подозреваете? Я действительно ничего не знаю!
– Хорошо, – Шали снова развалился на кровати. – Будем считать, что ты говоришь правду. Значит, тебе предстоит длинный, длинный путь. Научиться управлять вкусом совсем непросто.
– Но это ничего не значит, – вмешался Кифа. – Дело индивидуальное, зависит от способностей.
– Странно другое, – ответил Шали. – Как получилось, что наш уважаемый юный гений ничего об этом не слышал?
– Ладно, ладно, – Кифа поднялся на ноги. – Пора отправляться на уроки. Твой попечитель еще не вернулся в обитель, поэтому я помогу тебе отыскать комнату для занятий.
– А кто он, мой попечитель?
– Скоро узнаешь. Пошли, и постарайся запомнить дорогу, обратно тебя никто не станет провожать.
Мы вышли в коридор, дверь мягко затворилась, отсекая комнату с сидящим на кровати Шали. Я успел окинуть взглядом желтые столбики света над столиками, пляшущие в воздухи мельчайшие частички пыли, темные ниши в стенах, наши кровати – словом мир, уже ставший моим домом, – и благодатная темнота заполонила окоем.
Кифа, вместо того, чтобы повернуть налево, к уже знакомому выходу из стены, двинулся направо, вглубь коридора.
Пол ощутимо опускался вниз, видимо, мы спускались на второй уровень.
– Учеников не пускают дальше второго, – всплыли в памяти слова отца.
Темнота сгустилась, хотя, как мне казалось, она и на первом уровне была непроницаемой. Я не отрывал правую руку от стены, и за все время нам не попалось ни одно из боковых ответвлений. Кифы я не видел, а только слышал его дыхание.
«Странно, – подумал я, когда мы продвинулись довольно далеко вглубь подземелья, – еще вчера я бы дрожал от страха во время такой прогулки, а сегодня у меня не возникает ощущения даже малейшей опасности».
Воздух стал прохладнее и суше. В тишине, наполнявшей подземелье, явственно послышался горестный вздох.
– Ты чего?
– Это не я, – тут же отозвался Кифа.
– Не ты? – мурашки побежали по моей спине. – Тогда кто?
Вздох раздался опять. Кто-то жаловался на судьбу, плакал об утраченном, сожалел, просил, надеялся. Но кто, кто?!
– Говорят, – негромко произнес Кифа, – будто души умерших избранных продолжают бродить по коридорам обители. Когда они видят учеников, спешащих на занятия или продвинутых ессеев, они стонут от зависти и сожаления.
– От зависти? – удивился я. – Но разве душа, попавшая в рай, может завидовать? И чему?
– А кто тебе сказал, будто все избранные попадают в рай? – в свою очередь удивился Кифа. – Это снаружи, за стенами, кажется, будто всем обитателям Хирбе-Кумрана обеспечено место в раю. Но мы-то знаем: настоящая борьба начинается только здесь.
– Но о чем они могут сожалеть?
– О том, что не успели закончить. В будущем мире души бессильны что-либо изменить. С чем в него пришел, с тем и остаешься. Навечно, до воскрешения. Представь, как душа ессея, не успевшего достигнуть духовной ступени, видит избранного, поднимающегося на эту ступень. Как тут не застонать от зависти, не зарыдать от сожаления?
Кифа замолчал, и мы продолжили наш путь в молчании. Когда во мраке снова раздался жалобный стон, у меня похолодели руки. Не знаю почему, но эти звуки пробуждали во мне паническое чувство страха.
– Шуа, – умоляюще позвал кто-то из темноты. – Шуа…
– Ты слышишь? – вскричал я.
– Что слышу? – отозвался Кифа.
– Кто-то зовет меня.
– Ерунда, успокойся. Это ветер.
– Душа умершего ессея называет мое имя!
– Я пошутил, Шуа. Это ветер гуляет по коридорам. Когда в комнатах открывают или закрывают заслонки, ветер меняет направление и шумит. Я пошутил, успокойся.
– Но я ведь ясно слышал мое имя…
– Тебе показалось.
Прошло еще несколько тягучих томительных минут. Медленно передвигая ноги, я ждал очередного вздоха, новой просьбы о спасении, горестной жалобы. И едва только первый шорох донесся из темноты, я не выдержал и нарушил тишину. Звук собственного голоса действовал на меня успокаивающе, а когда Кифа стал отвечать на мои вопросы, страх отпрыгнул в сторону, исчезнув за краем интонации.
– А почему нельзя зажечь факел? – спросил я. – Зачем нужно все время пробираться в темноте?
– Ну-у-у, – протянул Кифа, – во-первых, факел питается воздухом, а в подземелье его и так не очень много. Во-вторых, представь себе, как бы выглядели коридоры, если бы по ним столько десятков лет расхаживали с факелами. Все стены и потолок покрывал бы слой копоти, и вести рукой по стене ты бы не смог. А в третьих, – тут Кифа слегка хмыкнул, давая понять, что предыдущие ответы только отговорки, а настоящий последует сейчас, – в третьих, тут и без факелов все хорошо видно.
– Как это хорошо видно? – удивился я.
– Когда у тебя откроется другое зрение, ты сможешь прекрасно обходиться без света.
– Что такое «другое зрение»? – тут же спросил я.
Кифа снова хмыкнул, на сей раз чуть насмешливо.
– Куда ты торопишься? Скоро все узнаешь сам.
– Но все-таки, Кифа, расскажи, что ты видишь.
– Ну-у-у, – снова протянул Кифа.
Я уже понял, что это его манера речи и стал терпеливо ждать продолжения.
– Ну-у-у, я вижу все словно окрашенным в зеленый цвет. Видно, конечно, не так, как при свете солнца. Можно различить очертания: силуэты людей, контуры коридора. Но для передвижения по обители вполне достаточно.
– А когда оно у меня откроется?
– Я думаю, довольно скоро, – серьезным тоном произнес Кифа. – Ты вообще не поднимаешься по духовной лестнице, а прыгаешь, перелетая через целые пролеты. Так что долго ждать не придется. В один из дней ты войдешь в коридор и вдруг увидишь. Просто увидишь и все тут.
Кифа внезапно остановился, и я уткнулся носом в его плотную спину.
– Это где-то здесь, – едва слышно произнес он. – Погоди-ка, погоди, сейчас.
Вверху перед нами вспыхнул ослепительный кружок света.
Ослепительным он казался в полной темноте, на поверхности его бы назвали тусклым, ведь он попадал сюда, отражаясь от поверхности нескольких зеркал. Но нашим глазам, привыкшим к полной мгле, он казался невыносимо ярким. Я даже зажмурился и раскрыл глаза лишь через несколько мгновений.
Мы стояли на пороге большого круглого зала. Прямо перед нами, слева и справа влажно чернели входы в другие коридоры. Стены были сложены из аккуратно состыкованных темно-коричневых блоков. Входы в коридоры украшали подобия колонн, вдоль сводчатого потолка тянулся карниз из затейливо вырезанных камней. Пол покрывали плиты, черные и белые, уложенные замысловатым узором.
Кифа указал на нишу в правой стене, где, очевидно, находилась рукоятка, отодвигающая заслонку. Еще два-три шага, и моя рука нащупала бы эту нишу.
– Видишь камешки?
Я внимательно осмотрел правый край нашего коридора. Да, три ряда камешков, два в верхнем, два во втором и еще один в самом низу.
– Это центральный зал второго уровня, – тихонько произнес Кифа. – Когда-то, при третьем Наставнике, тут располагалось сердце обители. С годами все ушло вниз, глубже под землю. Сегодня вокруг центрального зала находятся классы, где занимаются ученики.
– А дальше? Если пойти дальше по коридорам?
– А вот этого как раз делать не следует. Особенно ученику, у которого еще не открылось другое зрение.
– Это опасно?
– Может быть и так.
– Но отец говорил, что Кумран – самое безопасное место в мире.
Кифа усмехнулся.
– Физически с тобой ничего не случится, это верно. Ни один волос не упадет с головы. Но цвет он может поменять.
– Поменять что? – я перестал понимать, о чем говорит Кифа.
– Цвет они могут поменять, вот что.
– Не понял? Кто поменять?
Кифа обернулся. В полутьме его глаза сверкнули, словно у Шунры.
– Волосы цвет поменять могут. Поседеешь от ужаса, вот что. И хватит вопросов. Иди прямо, во-он в тот коридор. Первая дверь твоя. Понял?
– Понял.
Я снял сандалии и, держа их в руках, обогнув Кифу, пересек зал. Камни пола были скользкими и прохладными. Войдя в коридор, я уже почти машинально поднял руку и ощупал камешки. Два, два и четыре. А обратно нужно попасть в два, два и один. Все понятно, заблудиться невозможно.