Она тяжело вздохнула и бросила ключи в подстаканник.
— Ну, мы знали, что рано или поздно этот день настанет.
Дэнни отстегнул ремень безопасности и повернулся, чтобы дотянуться обеими руками до заднего сидения.
— Мы справимся, — сказал он с той самой самоуверенной, непоколебимой уверенностью, которая свойственна подросткам, что считают себя умнее взрослых, а затем с трудом перетащил походные рюкзаки на переднее сидение.
Адалин не смогла сдержать улыбку, когда Дэнни передал ей сумку, набитую едой, водой и предметами первой необходимости. Он мог использовать этот сопливый подростковый тон, когда хотел, но она знала, что это ее брат. Он плюхнулся обратно на свое сиденье, положив другую сумку на колени.
— Спасибо, — сказала она, поворачивая голову, чтобы осмотреть лес за окном со стороны пассажира.
Лес достаточно густой, что обеспечит некоторое укрытие во время ходьбы. Пока они будут держать в поле зрения главную дорогу, они не заблудятся — и в конечном итоге найдут здание, в котором смогут укрыться, пока Адалин будет обдумывать следующий шаг.
К сожалению, у нее было не так уж много времени на планирование. У нее было не так уж много времени на что-либо.
Сегодня им нужно было найти какое-нибудь безопасное место — желательно до наступления темноты — и, где-нибудь в течение следующей недели или двух, место, где Дэнни мог бы спокойно жить.
Адалин посмотрела в зеркала, чтобы убедиться, что на дороге никого нет. Она переключила внимание на Дэнни как раз в тот момент, когда он обнажил один из самых больших ножей, которые Адалин когда-либо видела.
Ее глаза расширились.
— Дэнни! Где, черт возьми, ты это взял?
Он ухмыльнулся и повертел запястье взад-вперед, осматривая лезвие.
— Довольно круто, да? Я нашел это в одном из грузовиков на нашей последней заправке.
Адалин протянула руку.
— Дай это мне.
— Что? — спросил он, низко опустив брови, когда отдернул нож. — Ни за что.
— Даниэль Адам Джеффрис, отдай мне этот нож прямо сейчас. Ты слишком молод, чтобы обращаться с ним.
— Адди, ты серьезно? Оглянись вокруг! Мне это нужно, чтобы защитить тебя.
— Я должна быть той, кто защищает тебя.
Даниэль закатил глаза.
— Я больше не маленький ребенок, Адди. Что, если бы мы не увидели того ревенанта там, сзади? Что, если бы он подкрался к нам? Чем бы мы могли отбиться от него, твоим перочинным ножичком? Нам уже следовало достать пистолет! — Он нахмурился и отвел взгляд. — Мы оба знаем, что ты больна. По-настоящему больна. И я… мне нужно научиться заботиться о нас, на случай, если, ты знаешь… что-нибудь случится.
Слезы навернулись на глаза Адалин. Двенадцать лет разделяли ее с братом, и хотя сейчас ему было тринадцать, она всегда видела в нем того пухлого малыша, который улыбался ей так, словно она повесила луну на небо, малыша, который сжимал ее руку, когда был напуган, маленького мальчика, который последовал за ней на глубину бассейна, потому что хотел быть таким же храбрым, как его старшая сестра. Но он рос прямо у нее на глазах, и она не могла игнорировать это.
Он был прав. Она обращалась с ним как с маленьким ребенком, и в долгосрочной перспективе это могло только навредить ему. Она уже несколько месяцев знала, в каком мире они живут, даже если не могла понять, почему все было именно так. Это был мир, который пожирал слабых и выплевывал их как ходячих трупов. Мир, в котором все, даже дети, должны были знать, как защитить себя. Ему нужно было научиться этим навыкам, но как она могла научить его тому, чего сама не знала?
Глубокая правда ситуации усилила остроту мыслей — даже если бы она обладала этими навыками, у нее не было времени передать их Дэнни.
Адалин опустила руку и вздохнула.
— Хорошо, ты можешь оставить его себе. Но просто будь осторожен! Если тебя порежут…
— Знаю, знаю, — перебил он, опустив плечи. Он слышал это уже тысячу раз, но продолжал с удивительным терпением. — Если я получу порез, в него может попасть инфекция, а наш запас антибиотиков ограничен.
Мягкая улыбка тронула ее губы.
— Хорошо. По крайней мере, мы знаем, что ты способен запоминать не только имена спортсменов, футбольные команды и то, что чувствовать после убийства в видеоигре.
— Эй, Это называется добивающее приседание3, и это искусство.
Адалин рассмеялась и покачала головой.
— Ты такой отвратительный.
— Ты просто ханжа.
У нее отвисла челюсть.
— Ханжа? Я не ханжа. И где, черт возьми, ты узнал это слово?
Медленная улыбка растянула его губы.
— Из одной из твоих романтических книг, — он поджал губы и изобразил звук поцелуя. — О, он такой красивый, такой сильный, такой мужественный. И его чл…
— Ладно, хватит! Новое правило: тебе запрещено читать. Вообще. Никогда больше.
— Но из той книги я еще кое-что узнал про женщин, например…
— Мы это не обсуждаем. Разве мама с папой не говорили с тобой о сексе?
Дэнни фыркнул.
— Мама была еще большей ханжой, чем ты, и сказала папе сделать это. Я позволил ему некоторое время позаикаться и притворился, что еще не узнал всего из Интернета и от других детей в школе.
Адалин повернулась на сиденье, чтобы посмотреть в заднее стекло.
— Где этот призрак? Кажется, я передумала. Я хочу, чтобы он поймал меня.
— Но секс в твоем романе был довольно горячим. Просто к слову.
— Если ты сейчас же не вытащишь свою слишком-молодую-для-разговоров-на-эту-тему задницу из машины, я заберу у тебя этот нож и не буду нести ответственности за то, что с ним сделаю.
— Ладно, ладно, — Дэнни рассмеялся и открыл дверь. Он вышел из машины с пакетом в руке и пробормотал: — Ханжа.
Адалин не смогла сдержать смешок, выходя из машины.
— Я не ханжа! Вообще-то, это книга была моя с самого начала. Просто мне не нужно слышать, как о ней рассуждает мой младший брат.
— Вместо этого я мог бы поговорить об убийстве ревенантов, — сказал он, выставляя нож вперед, как будто сражаясь с невидимым противником.
— Даниэль, — предупредила она, свирепо глядя на него и тихо закрывая дверцу машины.
Он замер, уставившись на нее широко раскрытыми глазами, и опустил нож.
— Ты говоришь совсем как мама, когда произносишь мое имя так.
В его голосе не было ни намека на юмор. Они достаточно залечили свои раны, чтобы смеяться и шутить, чтобы вспоминать родителей с улыбкой, но боль утраты еще оставалась. Адалин знала, что, как бы ни было ей больно, для Дэнни это было еще тяжелее — он прилагал много усилий, чтобы скрыть боль.
Она тихо вздохнула. Просунув руки в лямки рюкзака, она обошла машину и остановилась рядом с Дэнни, чтобы обнять его.
— Поехали. У нас еще есть время до темноты, но я бы не хотела застрять здесь, — она отстранилась. — Мы пойдем в лес, чтобы спрятаться, но будем держаться поближе к дороге, чтобы не заблудиться.
— Ладно, — он убрал нож, прицепив его к поясу, прежде чем надеть рюкзак, затем зашаркал прочь от дороги и поднялся по небольшой насыпи в лес.
Адалин в последний раз проверила дорогу, прежде чем последовать за ним мимо линии деревьев.
На ходу они держались поближе друг к другу, соблюдая баланс между скоростью и бесшумностью, которым была довольна Адалин. Слишком медленно, и они рисковали застрять здесь ночью, когда самые страшные твари в новом мире, казалось, были наиболее активны. Слишком быстро они рисковали произвести достаточно шума, чтобы предупредить других — как живых, так и мертвых — об их присутствии.
Здесь, у черта на куличках, шансы встретить кого-нибудь были невелики — вот почему Адалин уводила их подальше от большинства поселков. Конечно, одинокий ревенант на дороге был доказательством того, что низкая численность населения не была синонимом отсутствия населения, но это все же было лучше, чем голодная стая из десятков существ.
Она рассматривала это как меньшее из зол — меньший шанс подвергнуться нападению ревенантов в обмен на большие потенциальные трудности с поиском пищи. Большая часть того, что они съели за последние полгода, была собрана в заброшенных магазинах и домах. Здесь таких мест было меньше, но если они найдут нужное место, пока еще есть время, она сможет научить Дэнни выращивать пищу самостоятельно.
Дэнни молчал и был начеку, Адалин была ему благодарна за это. Она обожала беседы с ним, но он все еще оставался ребенком, несмотря на то, как рано ему пришлось повзрослеть. Чем больше он говорил, тем более возбужденным становился, начинал говорить быстрее и громче. Адди было трудно за ним поспевать даже в лучшие времена, а сейчас, когда к их походу прибавилась еще погода — пасмурная, но удушающе жаркая и влажная, — она знала, что не смогла бы дышать, если бы ей пришлось идти и разговаривать одновременно. Она вспотела с первых минут, и с каждым шагом голова раскалывалась все сильнее.
Пожалуйста, пусть мы поскорее что-нибудь найдем.
Хотя головные боли начинались медленно, со временем они становились все более изнурительными, особенно когда приводили к тошноте, головокружению и припадкам. Иногда она приходила в себя в течение часа или около того, но в последнее время они все больше ее истощали, и после них она впадала в беспамятство на несколько часов. Если это случится до того, как они с Дэнни найдут убежище…
Дэнни уже приходилось накрывать их одеялом и ночевать посреди леса, и она не хотела, чтобы ему снова пришлось это пережить. Им и так было страшно вдвоем, а когда у нее случался приступ или она теряла сознание, все становилось еще хуже — особенно для Дэнни. Он не знал, очнется ли она или нет, и ничего не мог сделать, чтобы помочь. Он был совсем один и беспомощен, каждый раз не понимая — это просто приступ или ее последний.
Она ненавидела, что так часто заставляла его проходить через это.
Очень скоро спина ее рубашки промокла, прилипнув к коже под рюкзаком, а пот струйками тек по лицу. До того, как она заболела, такой поход, даже в подобную погоду, показался бы приятным и освежающим.