ак Бен разбил в миску шесть яиц и начал их взбивать.
– Как ты стал поваром? – спросила она.
Бен достал грибы из холодильника, который действительно был битком набит продуктами, и стал мастерски их нарезать.
– Так вышло.
– Ты не готовил кексы, когда был маленьким мальчиком? – пошутила она.
Он сурово посмотрел на нее:
– Я шеф-повар, а не пекарь.
– Это одно и то же.
– Нет. – Бен достал сковороду и положил на нее кусочек масла.
– Ну хорошо. Так как же ты им стал?
Бен прикидывал, как много он может ей рассказать, чем может поделиться.
Оливии это было знакомо. Вся ее жизнь была как закрытая книга. Ей всегда было легче разыгрывать перед людьми спектакль, чем открыть им свою истинную сущность. Оливия осознала, какова она на самом деле, когда ей было двенадцать лет и ее мать умирала. Мама нуждалась в поддержке, но Оливия не стала протягивать ей руку.
– Я ушел из дома, когда мне было восемнадцать, – в конце концов произнес Бен, стоя спиной к ней. – Я оказался один на юге Франции, стал работать на кухне в одном ресторане. Когда шеф-повар заболел, я заменил его на один день. Так все и началось.
– От временного шефа до знаменитого ресторатора?
– Наверное, так и есть.
– Почему ты ушел из дома?
Может, не стоило задавать этот вопрос, но Оливии хотелось знать. Бен Чатсфилд стал ей интересен. Что-то изменилось между ними этим вечером – из-за того, как он поддержал ее на премьере, из-за поцелуя и беседы за приготовлением омлета. И эти изменения были Оливии по душе.
– В то время я счел это хорошей идеей, – наконец сказал он, и, к великому разочарованию Оливии, она поняла, что развивать эту тему Бен не намерен.
– Почему же ты оттолкнул меня сегодня?
Бен выложил на сковороду нарезанные овощи и перевернул пропекшийся омлет на другую сторону.
– Ты – словно собака, которая видит кость.
– Я женщина. И мы плохо переносим, когда нас отвергают.
– Я тебя не отверг.
– Но мне так показалось. – Оливия старалась говорить беззаботно, исполняя хорошо знакомую роль.
Губы Бена сжались, а глаза опасно загорелись.
– Я уже говорил тебе, что мне ненавистно притворство. Точнее, откровенная ложь. А ты поцеловала меня только потому, что идиот репортер попросил об этом.
Она поцеловала его не из-за репортера. Она весь вечер мечтала об этом.
– Тот поцелуй не был притворством, – сказала она улыбаясь.
– Я не могу отрицать, что нас влечет друг к другу, – заявил Бен.
Он поставил на стол тарелки с омлетом.
– Так, значит, тебя возмутило, что я пошла на поводу у журналистов? – сделала вывод Оливия. – И поцеловала тебя, чтобы все поверили в наши отношения?
– Весь этот спектакль меня раздражает. Да, я согласился. Но мне не нравится лгать.
Оливия взяла вилку и попробовала омлет. Он был пышный, с золотистой корочкой и таял во рту.
– М-м-м. Классно!
– Спасибо.
– Позволь мне угадать, – продолжила она. – У тебя в прошлом были какие-то неудачные отношения? Ужасная женщина, которая обманывала тебя?
Он улыбнулся:
– Тебе не кажется, что это слишком личное?
– Что ж, мы вроде как встречаемся. Нам положено говорить о таких вещах.
– Если бы мы действительно встречались, между нами, возможно, состоялся бы такой разговор.
– Очевидно, я затронула больной нерв.
Бен снова улыбнулся, и тело Оливии затрепетало в предвкушении.
«Успокойся, девочка».
– Никаких неверных бывших. – Бен принялся разрезать омлет, опустив глаза на тарелку. – Если и был лживый человек в моей жизни, то это моя мать.
Почему он, черт возьми, сказал об этом? Бен не привык говорить о своей матери, или семье, или о чем-либо еще. Он стал очень скрытным человеком, с тех пор как в восемнадцать лет покинул отчий дом. Кстати, он успел сообщить Оливии и об этом. Что с ним происходит?
– Мне жаль, – тихо проговорила Оливия.
Его удивило, что она не настаивает на развитии этой темы. Неужели он выглядит настолько опечаленным и разозленным? Ему тридцать два года. Давно пора оставить позади все, что случилось в прошлом. Он почти забыл об этом, но встреча со Спенсером, возвращение в «Чатсфилд», фиктивные отношения с Оливией пробудили в нем воспоминания. И старые обиды. И старую злобу.
– Расскажи, как ты стала актрисой, – попросил Бен.
Оливия залилась смехом.
– Еще в раннем возрасте я осознала, что мне нравится быть кем угодно, только не самой собой.
Она отвела глаза, но Бен был уверен, что она не хочет много говорить о себе. Точно так же, как и он.
– Почему тебе не нравится быть самой собой?
Оливия пожала плечами, пытаясь держаться непринужденно.
– Сейчас потребность изображать кого-то уже не так сильна. Но когда я была подростком… Я была не очень-то популярна в школе. И компания недалеких девчонок решила испортить мне жизнь. Изображать другую личность – лучший способ спрятаться от реальности.
– Понимаю. Это похоже на мою ситуацию. Когда занимаешься делом, в котором ты по-настоящему хорош, оно помогает тебе пережить испытания, которые приготовила жизнь.
– Верно. – Оливия тяжело вздохнула, ковыряя вилкой омлет. – Вообще-то дело было не только в том, что надо мной издевались в школе. Моя мать умерла, когда мне было двенадцать, и актерская игра помогала мне справиться с потерей.
Бена охватило ошеломляющее по силе сочувствие к ней, что его удивило.
– Мне жаль, – повторил он ее слова.
Оливия кивнула:
– Спасибо. Было сложно, но я справилась.
Сердце Бена сжалось от желания успокоить ее и защитить от всего на свете. Стоп! Самое время сбавить обороты. Он начал испытывать слишком сильные чувства к этой женщине, к ее неожиданной мягкости и нежности, жгучей страстности и достойной уважения силе воли. Пора остановиться.
Оливия подняла на него глаза, блестящие от непролитых слез, и растянула дрожащие губы в улыбке:
– Я все еще по ней скучаю.
– Вы были близки?
– Да. Обычно я не такая эмоциональная. Уже поздно, и это был сложный день. – Она помолчала. – Прости.
– Не нужно извиняться за то, что ты расклеилась, вспомнив о смерти матери, – тихо сказал Бен. – От чего она умерла?
– От рака. Это произошло достаточно быстро. Через пару месяцев после того, как ей поставили диагноз… Отец очень быстро снова женился. Это тоже стало для меня ударом. Как раз в это время начались издевательства в школе. Меня уже не интересовали вещи, которые должны интересовать девочек. Я смело отвечала на насмешки, и в результате одноклассницы решили превратить мою жизнь в ад. – Оливия постаралась изогнуть губы в подобии ироничной улыбки. – Их старания оказались напрасными, моя жизнь и так была подобна аду.
Бен со щемящим сердцем представил себе двенадцатилетнюю Оливию – несколько несуразную девчушку, обещавшую в будущем стать настоящей красавицей. Какую боль она испытала, когда умерла ее мать, а отец женился во второй раз.
Она шмыгнула носом.
– Мой отец умер от сердечного приступа год назад, так что теперь все это в прошлом. Не знаю, почему я разоткровенничалась.
Они были очень похожи. Бен тоже никому не рассказывал о своем прошлом.
– А что случилось с твоей матерью? – прервала затянувшееся молчание Оливия.
Бен покачал головой. Он не собирался говорить об этом ни сейчас, ни когда-либо еще. Он не хотел пробуждать эти воспоминания, не хотел давать волю эмоциям. Однако Оливия немного рассказала ему о своем детстве и имела право услышать от него хоть что-то.
– Мои родители не были счастливы в браке. Моя мать старалась изо всех сил, чтобы в глазах окружающих мы выглядели идеальной семьей. Мы праздновали дни рождения в банкетном зале отеля, как ты и сказала.
– На мой десятый день рождения я захотела пойти в пиццерию, – улыбнулась Оливия. – Мама согласилась.
– Она была очень разумной женщиной.
– Верно. Но мы говорили о твоей матери.
Бену не хотелось продолжать, но слова сами по себе срывались с губ.
– Я мечтал, чтобы мы действительно были большой счастливой семьей. Поэтому я старался сделать всех счастливыми, но мои старания были напрасны. У меня ничего не получалось, а затем я узнал, что у матери был любовник. – Он говорил все громче, сжав кулаки. Черт возьми! Нужно срочно успокоиться. – У моего отца тоже были любовницы, – бесстрастно продолжил Бен. – Я был гораздо ближе к матери, чем к отцу, поэтому ее предательство причинило мне больше боли.
– Значит, тайна открылась, – сказала Оливия, – когда тебе было восемнадцать лет?
– Да…
– И поэтому ты ушел из дома.
– Неплохо, Шерлок.
– Я весьма сообразительна.
Бен ощутил желание, вспомнив, какими были ее губы на вкус и что он ощущал, когда сжимал Оливию в объятиях. Ее кожа была мягкой и шелковистой. Когда она явилась к нему в номер, все мысли покинули его голову, кроме одной: он безумно хочет ее. Он поцеловал Оливию… и его страсти не было конца. Он не мог думать ни о чем другом. Это Оливия нашла в себе силы остановиться. Не был ли он чересчур напорист? Слишком груб?
– Итак, мы по очереди стали инициаторами поцелуя, – подвел итог Бен. – Затем отвергли друг друга и поведали по слезливой истории из прошлого. Что дальше?
– Мы можем покрасить друг другу ногти на ногах.
Ему нравились ее шутливые ответы.
– Заманчиво, но я не захватил с собой лак для ногтей.
– В соседней комнате у меня найдется флакончик розового лака.
– Мне все же придется отказаться.
– Разумное решение. – Оливия улыбнулась, медленно поднимаясь со стула.
Бен напрягся, поняв, что означает ее взгляд. Сейчас она поблагодарит его и попрощается. Он сам часто использовал этот взгляд, но сейчас ему почему-то стало больно.
– Уже поздно, а завтра у меня насыщенный график, – сказала Оливия. – Мне пора спать.
Бен кивнул:
– Мне тоже пора.
– Спасибо за омлет. Это был лучший омлет, который я когда-либо пробовала.
Бен пропустил ее похвалу мимо ушей, и все потому, что ему хотелось как можно быстрее уйти отсюда. А на самом деле – отчаянно хотелось остаться.