– Заткнись!
Он с яростью смотрел на папарацци, костяшки его пальцев побелели. Глаза репортера округлились от испуга. И всю эту сцену освещали бесконечные вспышки камер.
– Бен, – тихо произнесла Оливия.
Бен оттолкнул мужчину и отошел назад. Затем сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Он взял Оливию за руку и потянул к ожидавшему их такси.
Глава 11
Опять он угрожал человеку. Бен пытался скрыть дрожь, когда сел в такси и отвернулся от Оливии. Он не имел понятия, о чем она думает и напугало ли ее случившееся. В его крови зашкаливал адреналин. Он провел рукой по волосам, затем пригнул голову к коленям. Внезапно ему стало плохо.
– С тобой все в порядке? – тихо спросила Оливия. Бен сжал зубы, на лбу его выступил холодный пот. Он выпрямился, но не взглянул на нее.
– Все хорошо.
Однако ему было далеко не хорошо. Он опять был близок к тому, чтобы убить человека. Бен судорожно вздохнул, тошнота подступила к горлу.
– Остановите машину, – приказал он водителю, открыл дверцу, и его стошнило на асфальт. Откинувшись на спинку сиденья, он закрыл глаза. – Поехали.
Оливия наблюдала за Беном. Он сидел, закрыв глаза, его лицо было бледным. Ей хотелось и успокоить его, и потребовать ответа. В конце концов она решила, что им обоим нужно время, чтобы собраться с мыслями. Такси подъехало к отелю «Чатсфилд». Оливия вышла из машины. Бен обогнал ее и пошел впереди, но она не собиралась его отпускать.
– Бен, – тихо позвала она, и он остановился. – Нам нужно поговорить.
Окружающие стали поглядывать на них с интересом. Оливии не хотелось устраивать сцену в холле отеля, но она не собиралась позволять ему снова уйти от разговора. Не после того, что произошло сегодня.
– Я знаю.
Они молчали до тех пор, пока не оказались в номере. Оливия направилась в гостиную.
– Я хочу выпить.
Она подошла к бару, достала из него бутылочку коньяка, отвинтила крышку и сделала большой глоток. Алкоголь обжег горло.
Она повернулась к Бену. Он стоял, засунув руки в карманы. Оливия протянула бутылочку ему. Он взял ее и отпил.
– Объясни, что происходит, – попросила молодая женщина.
Бен пожал плечами:
– Ты все видела.
– Я видела, как ты чуть не ударил репортера, а когда мы оказались в такси, тебя трясло…
– Меня не трясло, – тихо возразил Бен.
– Ты еще скажи, что тебя не стошнило! – Он отвел глаза. – Бен… – Оливия протянула к нему руку. – Бен, некоторые твои слова и поступки я не могу понять, а мне нужно понимать их – для себя самой и, возможно, для тебя тоже. Пожалуйста, не отворачивайся от меня. Скажи, что… тебя мучает. Я хочу помочь.
– Ты не можешь мне помочь, – печально ответил он.
– Позволь мне самой судить об этом.
Бен взглянул на Оливию, его карие глаза прожигали ее насквозь.
– Ты хочешь знать? Я расскажу. По крайней мере, ты этого заслуживаешь. Однажды я чуть не убил человека.
Оливия моргнула. Такого она не ожидала.
– Хорошо, – сказала она.
Бен удивленно приподнял бровь, его губы скривились в неприятной усмешке.
– Хорошо? Что хорошего в том, что я чуть не забил человека до смерти и оставил его лежать на улице?
Ее мысли путались.
– Нет, конечно, это не хорошо. Но я чувствую, что ты пытаешься меня шокировать, вызвать отвращение к себе. Я не собираюсь облегчать задачу. Кто был тот человек?
– Один из матросов, которые напали на меня в Марселе.
– Ты защищал себя.
– Не пытайся найти оправдание моему поступку.
– Я не…
– Нет, ты пытаешься. Тебе так легче, потому что ты не хочешь поверить в то, каков я на самом деле.
– И какой же ты, Бен? – не сдавалась Оливия. – Монстр?
Он молчал.
– Поэтому ты думал, что я могу тебя возненавидеть, – медленно продолжила она. – Поэтому думал, что я буду с отвращением на тебя смотреть. Поэтому разозлился, увидев синяк на моем теле.
Он раздраженно покачал головой:
– Ты не понимаешь. На протяжении четырнадцати лет я испытывал злость.
– Злость, – повторила Оливия. Дикость. Безумная энергия, которую она в нем почувствовала, которая так возбуждала ее… это была злость?
Бен заметался по гостиной.
– Суть в том, что я не могу ее контролировать. Я потерял контроль над собой, когда матросы напали на меня, и в результате один из них чуть не умер.
– Это я уже поняла.
– Мне необходимо контролировать свои эмоции, но у меня не получается. Именно поэтому я отдалился от тебя. У меня никогда ни с кем не может быть серьезных отношений, так как я не доверяю себе.
– Ты считаешь, что способен причинить мне боль?
– По моей вине у тебя появился этот синяк…
– Синяк, Бен, а не сломанный нос! Я сама хотела, чтобы ты был со мной груб. – Даже сейчас воспоминания об их первой близости заставляли ее краснеть. – Будь твоя воля, ты сразу занялся бы со мной любовью на кровати, усыпанной лепестками роз.
– Ты не знала, что…
– Не знала, – перебила она его. – Я не знала, что у тебя внутри кипит ярость. Но я почувствовала в тебе нечто другое, Бен. Оборотную сторону этой ярости, возможно. Страсть, чистейшую в своем проявлении. Мне нравятся твои эмоции, Бен. Твоя дикая энергия.
– Только потому, что тебе не была известна вся правда.
– Ты о том матросе? Но это…
– Прочитай заключение врача, прежде чем начнешь искать мне оправдание, – сурово проговорил Бен. – Сломанный нос, трещина черепа, выбитая челюсть. И я бросил его на улице.
– Ты получил ножевое ранение, – напомнила она. – Как ты нашел заключение?
– Позднее я специально разыскал врача. Мне нужно было… убедиться, что этот человек жив.
Оливия почувствовала, как к ее глазам подступили слезы, и быстро заморгала, чтобы их остановить.
– Как долго ты собираешься мучить себя из-за одной ошибки, какой бы большой она ни была? – спросила она дрожащим голосом. – Один поступок не может характеризовать тебя, Бен.
– Не может? – возмутился он. – Что, если в одном поступке раскрывается вся твоя сущность? Если он показывает, кем ты на самом деле являешься?
Оливия была в полном замешательстве, поскольку ответа у нее не было. Она сама подвела мать в самое тяжелое для той время. Это повлияло на ее личность и на все ее дальнейшие поступки. Как и Бен, она жила с чувством вины за одну-единственную ошибку, о которой сожалела.
Бен усмехнулся:
– Тебе на это нечего ответить, не так ли?
– Нет, – кивнула она, – но не из-за тебя. А из-за меня.
– Что ты имеешь в виду?
Внезапно Оливия поняла, что не имеет права требовать правды от Бена и в то же время хранить свои секреты. Свои собственные позорные моменты. Возможно, Бен, услышав о ее страданиях, избавится от своих собственных.
– Что ж. – Голос Оливии слегка дрожал. – Я, как и ты, однажды допустила большую ошибку.
Бен нахмурился:
– Что произошло?
– Я подвела свою мать.
Выражение его лица смягчилось.
– Расскажи, – попросил он.
– Когда мама заболела… – Она замолчала. – Давай я начну чуть раньше. Я была маминой любимицей. Между нами всегда существовала особая связь. Мы очень много делали вместе. Мы были похожи – по сути своей застенчивые, но с актерским талантом. Мама поддерживала мое стремление стать актрисой. – Оливия замолчала, потому что ее грудь и горло болезненно сдавило. Через минуту она смогла продолжить. – Мама заболела, когда мне было двенадцать лет. Через пару месяцев ее состояние резко ухудшилось. Ноя… – Она судорожно вздохнула.
– Оливия… – Бен сел рядом с ней на диван и взял ее за руку.
Она вцепилась в его руку так, словно это был спасательный круг в бурном океане эмоций, готовом поглотить ее.
– Я бросила маму, – призналась Оливия. – Чем хуже ей становилось, тем меньше я была рядом. Она часто просила меня присесть на край ее кровати и рассказать, как прошел мой день, но я под любым предлогом избегала этого. – Слезы покатились по ее щекам, и она принялась вытирать их свободной рукой. – Я видела, что это причиняет ей боль, но все равно продолжала… – Из ее груди вырвался стон отчаяния, скорби и сожаления.
Бен ничего не говорил. Видимо, его шокировал рассказ Оливии. И теперь он испытывает к ней отвращение. Ее историю нельзя сравнить с историей Бена. Однажды он потерял контроль над своим гневом и всю жизнь об этом сожалел. Она же осознанно нанесла своей матери тысячи ран, и это продолжалось долго. Напряжение нарастало в груди Оливии, и она с трудом сдерживалась. Как и Бен, она очень долго пыталась подавить в себе эмоции.
Бен нежно обхватил ладонью ее лицо и заставил на него посмотреть.
– Оливия, тебе было тогда двенадцать лет.
– Ох, значит, вот в чем мое оправдание?
Он печально улыбнулся:
– А мое в том, что я защищался, помнишь?
– Это разные вещи.
– Почему?
Она покачала головой:
– Потому что… потому что это произошло со мной.
В его глазах мелькнуло понимание.
– Значит, один свод правил для тебя, а другой для всех остальных людей?
– Мы говорим о моей матери, о человеке, которого я больше всех любила. И я подвела ее. Хочешь услышать, каков был наш последний разговор с ней?
– Нет.
– Она, как всегда, попросила меня присесть на кровать, но я отказалась. Я стояла в дверях ее комнаты, и мне не терпелось уйти. – Оливия судорожно вздохнула. – Мама сказала: «Ливви, я очень тебя люблю. Тебе известно об этом, не так ли?» Знаешь, что я ответила? – прошептала она, и Бен, не сказав ни слова, прижал ее к себе. – Ничего, – опустошенным голосом продолжила Оливия, закрыв глаза. – Я ничего ей не ответила. Я не ответила, что тоже ее люблю. Я просто ушла к себе, а когда на следующий день проснулась, мама уже покинула этот свет.
Бен крепко обнял ее, и Оливия, более не сдерживаясь, зарыдала, уткнувшись ему в плечо. Она не плакала с тех пор, как умерла ее мать.
Ей необходимо было выплакаться, выпустить всю боль наружу. Наконец-то.
Через некоторое время слезы утихли, но Оливия продолжала оставаться в объятиях Бена, прижавшись щекой к его плечу. Она чувствовала себя уставшей, словно пробежала марафон.