Герцог прав. Это не просто игра, это желание, такое глубокое и сильное, что все тело Оливии сгорало от стремления быть ближе к нему. Она обвила руками шею герцога, приподнялась на цыпочки и прижалась к его крепкому телу. Он целовал ее страстным, жадным, знойным поцелуем, без лишних слов сказавшим ей, что он не считает ее некрасивой.
Волосы герцога выбились из стягивавшей завязки и щекотали щеку Оливии. Его глаза были закрыты, и он был совсем не похож на себя. С открытыми глазами он казался суровым, резким и немного холодным. Сейчас же был совсем иным.
Человек, охваченный наслаждением, догадалась Оливия.
Его губы скользнули к нежному изгибу ее шеи. Она вскрикнула и задрожала, и он открыл глаза.
— Это не игра. — Его голос звучал глуховато, и жаркое дыхание обдало ее щеку.
— Нет, — дрожа, прошептала Оливия.
— Это лесной пожар, — сказал он, в последний раз коротко целуя ее, прежде чем оттолкнуть прочь.
Оливия с трудом сглотнула.
— И все же вы помолвлены. — В его темных глазах читался вопрос. Оливии казалось, будто мир вдруг перестал существовать, будто в этом ветреном саду остались лишь они вдвоем: высокий, сильный мужчина, который теперь пристально вглядывался в ее лицо, и мисс Оливия Мэйфилд Литтон, с рождения обрученная с маркизом. Ее сердце гулко стучало в груди, но…
Ей надо было думать о Руперте и Джорджиане.
Оливия взяла себя в руки и заговорила:
— Лесной пожар не повод предавать двух человек, которых… Я не могу предать жениха.
— Двух человек. Джорджиану?
— Не важно, — поспешно произнесла Оливия. — Я не хотела… В любом случае это не важно…
— Неправда. Она здесь, потому что ее пригласила моя мать.
Оливия кивнула.
— Конечно, мы не рассматривали ее, как лошадь на аукционе «Таттерсоллз», — извиняющимся тоном произнес герцог. — Мой первый брак не удался. Мать опасается, как бы я не повторил ошибку.
Оливия легко коснулась его щеки, и по кончикам ее пальцев как будто пробежали искры.
— Джорджиана никогда не предаст вас.
— Так вы слышали сплетни? — Его глаза были закрыты.
— Моя служанка говорила о репутации вашей жены.
— Боюсь, Еванджелина заслужила свою репутацию. — В голосе не было ни стыда, ни осуждения. — Нам лучше пойти в конюшни, мисс Литтон. Моя тетя, не говоря уже о юном Джастине, сойдут с ума от нетерпения, если заставить их ждать в повозке.
Оливия снова взяла герцога под руку. Ее колени дрожали.
— Значит, вы преданы Монтсуррею?
Оливия кивнула, но заметив, что герцог глядит перед собой, добавила:
— Да. — Ее голос звучал сдавленно. — Он будет очень страдать, если я… Нет, так не пойдет.
— Поистине английский ответ. — Герцог взглянул на нее. — Так не пойдет… Но вы правы. Самое худшее, что мог бы сделать один мужчина другому, особенно тому, кто служит родной стране, это похитить его будущую жену. Возможно, когда он в целости и сохранности вернется домой, мы обсудим это еще раз.
— Мы с вами едва знакомы, — ответила Оливия, стараясь, чтобы голос звучал твердо.
— Я хочу узнать вас лучше. Об этом и разговор. — Его голос был низким, чуть хриплым.
Перед глазами Оливии проплыло лицо Джорджианы, полное надежды. Она собралась с духом. Одно дело Руперт, но Джорджиана — ее сестра-близнец, ее вторая половина. Оливия поняла, что была права: этот человек идеальная пара для Джорджи. Не для Оливии.
— Нельзя жениться, поддавшись безумию, — холодно произнесла Оливия.
Герцог молча сделал несколько шагов. В тишине она остро ощущала его присутствие. Будущий зять, напомнила она себе.
— Значит, вы знакомы с подобным безумием? — Его голос был безразличным. — И часто оно вас настигает?
Как и его жена… Вот о чем он подумал. Оливия хотела было все отрицать, но передумала.
— Мы с Рупертом обручены с детства. Конечно, я не… — Она замолчала. — У нас не было возможности выбирать. Мы оба понимали, что верность не входила в соглашение, заключенное нашими отцами, по крайней мере, до брака.
Они свернули за угол и направились к конюшням. В дверях показался мальчик-слуга и тут же исчез внутри. Затем последовало цоканье копыт, и на свет вывели пятнистую кобылу.
— Я помогу вам сесть на лошадь, — сказал герцог.
Он подвел Оливию ближе и обхватил за талию. На мгновение они оба замерли на месте. Его прикосновение стало увереннее, и он посадил Оливию в седло.
— Спасибо, ваша светлость, — пробормотала она, перекинула ногу через луку седла и подобрала подол платья.
— Я предпочитаю, чтобы вы называли меня Куин.
Она удивленно взглянула на него.
— Это было бы неприлично.
— Неприлично будет, если я стащу вас с лошади на глазах у слуг и поцелую.
— Вы не можете этого сделать! — взвизгнула Оливия.
— Могу, — спокойно возразил Куин. — И полагаю, это вас не побеспокоит, Оливия, поскольку вы только что признались, что являетесь, мягко говоря, кокеткой.
Как следовало ответить ему? «Для вас мисс Литтон»? Но герцог уже отвернулся и легко вскочил на лошадь. Он был сердит, сдерживаемая ярость чувствовалась во всем его теле, в скулах, казавшихся сейчас еще более выступающими и мужественными.
Но Оливия не знала, как ответить. Ей страстно хотелось протянуть руку и коснуться его, и мешали ей лишь гордость и преданность. Хотелось одарить его знойным взглядом, чтобы он поцеловал ее снова. Как если бы она была желанной. Чувственной.
Оливия опустила голову и увидела свои ноги по обе стороны седла. Это вернуло ее к действительности. Как вообще герцог мог желать ее?
Она была толстой. У нее толстые ноги. Странно, что он еще этого не видел. Наверное, он просто не замечал, но так долго продолжаться не будет, особенно если они окажутся наедине и снимут одежду.
От этой мысли на Оливию накатила легкая тошнота, но она была даже рада. Это призыв спуститься на землю. Куин будет счастлив с Джорджианой. Он забудет эти глупости, этот «лесной пожар».
Оливия улыбнулась мальчику, державшему поводья ее лошади.
— Присмотришь за Люси, пока я не вернусь? Кажется, она считает, что в конюшне могут быть крысы.
— Возможно, так и есть, — отозвался конюший. Люси в это время внимательно обнюхивала стену, хвост дрожал от возбуждения.
— Тогда найдите их, — предложила Оливия.
Мальчик ухмыльнулся и подал ей поводья. Она проворно натянула их, легко толкнула лошадь пяткой в бок и отправилась вслед за герцогом. За Куином.
По извилистой дороге они добрались до дома. Впервые Оливия заметила величественный фасад Литтлборн-Мэнора.
Вместо того чтобы тянуться вширь, как многие родовые поместья, к которым в разное время делали пристройки, дом был прямым, элегантным и абсолютно симметричным, окруженным безупречно подстриженными лужайками.
Слишком изящный для Оливии. У каждой детали была точная копия с другой стороны: у окон, фронтонов, труб.
— Что скажете? — спросил герцог, когда Оливия остановила лошадь.
— Этот дом слишком чопорен. — Она махнула рукой в сторону окон, выстроившихся в ряд, как оловянные солдатики. — Сама же я довольно безалаберна.
— А что значит «безалаберный» в архитектурном смысле? — поинтересовался герцог. Но Оливия уже увидела ожидающих их леди Сесили и Джастина и пустила кобылу рысью.
— Простите, что заставили вас ждать, леди Сесили, — сказала Оливия, склоняясь к повозке.
— Вам бы следовало извиниться передо мной, — негодующе заметил Джастин. — Тетя Сесили вышла всего минуту назад, а я за это время написал целый рондель[2]. Неплохой, честно говоря. — Джастин махнул листком бумаги.
— Не терпится послушать, — сказала Оливия. — Как ваша лодыжка, леди Сесили?
— Прекрасно! Я использовала порошок, который купила в Венеции два года назад. Он такой сильный, что им пользовалась сама Елена, чтобы сохранить молодость. И он особенно хорош для костей: помню, старик, который его продавал на площади перед собором Святого Марка, сказал, что от него ваши зубы встанут на место и начнут плясать, как клавиши клавесина. Так и вышло, правда, с моей лодыжкой, а не зубами.
— Мы поедем к Ледиберд-Ридж, — сказал герцог Джастину. — Постарайся не перевернуть повозку.
— Эту штуку перевернуть невозможно, — с отвращением на лице произнес Джастин. — Если бы ты позволил мне управлять твоим фаэтоном, тогда была бы вероятность завалить его набок…
Герцог не ответил и повернулся к Оливии.
— Едем?
— Жаль, что вашей милой сестры нет с нами, — крикнула леди Сесили. — Полагаю, у нее мигрень поэтому я передала ей свой порошок. Уверяю вас, он на вес золота, так что скорее всего она уже чувствует себя лучше. Может быть, послать слугу в дом и узнать, не хочет ли она поехать с нами?
— Нет, — возразил герцог прежде, чем Оливия успела ответить. — Мы уже уезжаем. — Он повернул коня. Крупный черный мерин рванул вперед и попытался сбросить своего седока.
Оливия повернула свою лошадь и последовала за ним.
Глава 14 Полет вишневого змея
Конечно, Оливия не была новичком в искусстве флирта, не говоря уже о таком чувстве, как вожделение, говорил себе герцог. И это вполне естественно. Для доказательства его предположения не нужен был третий тест: по какой-то невероятной причине герцог легко попадал под власть женщин, весьма вольно трактовавших понятие целомудрия.
Но что еще хуже, Оливией он был очарован сильнее, чем Еванджелиной.
Еванджелина поражала его: он хотел привести ее домой, заботиться о ней, любить. Завитки ее волос и серебристый смех завораживали. Однако герцог не испытывал этого невероятного сладострастного ощущения, безумия, затмевавшего рассудок, от которого закипала кровь.
Ему не нужно было даже смотреть на Оливию, чтобы мысленно представить ее черты. В уголках глаз ее ресницы были чуть длиннее, отчего взгляд приобретал лукавство и делал ее чуть похожей на Клеопатру. Представляя ее тело, он испытывал возбуждение. Пышные изгибы и нежная, кремовая кожа.