Когда они вышли из леса, небо на востоке начало светлеть. Они продолжали пробираться сквозь густой кустарник, и ветер доносил сильный запах моря. Оливия тщетно пыталась прикусить шарф и освободиться от него. Она специально споткнулась, чтобы замедлить движение, но человек просто поднял ее и толкнул чем-то твердым в спину.
От этих грубых толчков ее спина разболелась, и впервые в жизни Оливия по-настоящему испугалась. Одно дело — батальон французов. Конечно, они не станут причинять вред женщине, пусть даже и англичанке. Но что, если этот негодяй из шайки контрабандистов? Или пиратов? Или просто обычный преступник?
Все возможности одинаково пугали.
Они шагали вдоль берега, то и дело поворачивая, и наконец мужчина заставил ее идти по узкой тропинке, ведущей в сторону от моря по скалам. Платье Оливии зацепилось за жесткие ветки ежевики, и она остановилась, решив, что ее похититель поможет ей выпутаться. Но вместо этого он снова ударил ее по спине, она качнулась вперед, услышав звук рвущейся материи. Теперь у нее горела вся спина.
На глаза навернулись слезы, но если Оливия не оплакивала смерть Руперта, то вряд ли она станет плакать из-за этой нелепой ситуации. Никакой опасности нет, убеждала она себя, все это просто смешно. Куин ее спасет, как только заметит ее исчезновение.
Самое главное — он теперь с Рупертом. Более того, уже не в этой зловонной хижине, а в постели, на борту «Грезы». Если бы Оливия хотела, чтобы рядом с ее смертным одром кто-то был, то только Куин, с его честным взглядом и спокойным, низким голосом.
После скитаний, казалось, длившихся часами, они выбрались из кустарника на засыпанный гравием двор, в дальнем конце которого виднелось двухэтажное кирпичное здание, окруженное стеной. У ворот стоял часовой.
— Кто идет? — равнодушно спросил он.
Внезапно Оливия успокоилась. По крайней мере теперь она знает, что происходит. Они наконец куда-то пришли.
— Шлюха из хижины папаши Бланшара. — Голос похитителя звучал бесцветно, но он не преминул толкнуть Оливию в сторону ворот.
Она чуть не упала к ногам часового, худощавого, уставшего, с такими пышными усами, что казалось, будто на лице у него выросли крылья.
— Я не шлюха! — сдавленно вскричала Оливия из-за шарфа.
Часовой взглянул на нее, прищурившись, и тут же перевел взгляд на человека, который привел Оливию.
— Зачем было тащить ее сюда? Отправь в деревню.
— Она не местная, и в этом нет проку. Я ее не узнаю. — Оливия вздернула подбородок и свирепо взглянула на часового, молча приказывая ему снять шарф.
— Хорошенькая, — произнес он, не обращая внимания на свирепый взгляд, потому что все это время разглядывал ее грудь. — Сними с нее плащ, Бессетт.
Через секунду плащ был сорван с плеч Оливии.
— Пухлая, как куропатка, — оскалился часовой. — Что-нибудь продаете, мадам?
Оливия яростно затрясла головой.
— Еще одна заблудшая жена. — Часовой тянул себя за усы, пока его лицо не сморщилось. — Куда катится мир? К капитану или мадам Фантомас?
— К мадам. Не стоит беспокоить капитана. Думаешь, мы сможем получить двадцать франков с ее мужа? Видишь плащ? Красиво сшит и подкладка есть.
— Возможно, из мелкой буржуазии. Мадам решит. Сними шарф, Бессетт. Я должен убедиться, что она не шпионка. Капитан захочет знать.
Бессетт презрительно фыркнул.
— Капитан слишком накачался коньяком, чтобы знать, как поступить со шпионом, даже если мы его и найдем. Она не шпионка. Стояла у хижины папаши Бланшара и кого-то ждала. Знаешь, женщина пойдет туда только по одной причине.
— Надо сжечь эту хижину, — заметил часовой и снова потянул себя за усы.
Бессетт принялся возиться с запутавшимся шарфом, и Оливия уже приготовилась произнести яростную речь на французском, но часовой махнул рукой.
— Отведи ее к мадам Фантомас. Мы получили несколько превосходных окороков, когда нашли жену мясника, лежащую поперек аптекарской стойки. Скажи мадам, нам нужна наша обычная доля.
Оливия чувствовала, как закипает от гнева.
— Свирепая, — добавил часовой, поймав ее взгляд, и отступил. — Уведи ее, Бессетт. Я не хочу, чтобы меня видели в обществе распутницы. Моя жена об этом узнает.
— Твою жену лучше не сердить, — грубо хмыкнул Бессетт. — Особенно если она узнает, как выглядит вот эта. Грудь и бедра, мужчины такое любят.
— Верно, — согласился часовой, и его взгляд задержался на груди Оливии. — Лучше не толкай ее в спину, Бессетт. Если у нее будет синяк, она натравит на тебя мужа.
Бессетт фыркнул.
— Он еще не знает, где я ее нашел.
Выйдя за ворота, они миновали ведущие в дом ступени и свернули направо. Оливии пришлось пригнуться, когда они спускались по мокрым каменным ступеням в большую кухню.
Назвать кухню устаревшей было бы преувеличением. Все тут было слишком просто. Кажется, все помещение вытесано из камня, и выровнять стены даже не пытались.
В камне сделали два углубления, используемые как печи с выходящими наружу дымоходами.
Однако здесь пахло, как в кухне: на вертеле жарились цыплята, и в воздухе стоял запах дрожжей и муки. Четверо или пятеро юношей в поношенных формах поворачивали вертел, точили ножи и мыли картофель. Посередине комнаты за длинным столом женщина яростно месила тесто.
Впервые с момента похищения Оливия перестала пытаться высвободить связанные веревкой запястья и осмотрелась. Мадам Фантомас, — а это была она, — выглядела так, словно работала в цирке: огромная, смелая женщина-пират. Черные волосы, стянутые на затылке, нимбом поднимались над головой, изогнутые брови, алый рот. На ней было платье с низким вырезом, а поверх него заляпанный кровью и мукой фартук. Поверх платья почти до талии свисали нити бус: огромные глыбы бирюзы, золотые цепи и даже крест. Они совершенно не походили на ожерелья, которые видела до этого Оливия.
Мадам месила громадный кусок теста, и ее мощные мышцы напрягались, когда она подбрасывала его, складывала и переворачивала. Через мгновение она отодвинула тесто в сторону и потянулась к стакану с красным вином — кольца звякнули о стекло, они украшали все ее пальцы. У нее были глаза, как у гуся, который однажды взбесился и клюнул пекаря. Безумные глаза.
— Я привел вам шлюху, — произнес месье Бессетт из-за плеча Оливии. — Нашел ее в хижине папаши Бланшара, она ждала своего приятеля.
— Шлюха, как же! — хмыкнула мадам. — Вынь у нее изо рта кляп, идиот. Перед тобой птица высокого полета, а национальность мы выясним. Можно продать, но скорее всего она обычная кокетка, у которой интрижка на стороне.
Не сводя взгляда с Оливии, она отщипнула кусочек сырого теста и положила в рот.
Бессетт не стал развязывать шарф, а просто стащил через голову Оливии.
Пару секунд стояла тишина, а потом одновременно произошли две вещи: Оливия разразилась яростным потоком слов на французском, ругая Бессетта и настаивая на незаконности ее похищения, а мадам Фантомас повернулась и рявкнула:
— По вкусу похоже на пойло для свиней. — Схватив огромный кусок мягкого теста, она швырнула его через всю кухню.
Оливия замолчала.
Тесто ударилось о стену и скользнуло вниз, приземлившись на неровный кирпичный пол.
— Накормите шлюху! — прорычала мадам. Все молча уставились на нее. — Немедленно!
— Я не шлюха! — Кажется, здесь надо орать, чтобы на нее обратили внимание. — Я просто ждала возвращения жениха. И я не хочу есть.
— Возможно, ты не шлюха, но уж точно дура с английским выговором, — заметила мадам, сделав большой глоток вина. — Какого черта англичанка делает в хижине папаши Бланшара? Ты шпионка?
— Нет!
— Хорошо. Потому что тут не за кем шпионить, кроме пьяного капитана и горстки юнцов, у которых яйца так малы, что не держат штаны. — Она махнула рукой в сторону юношей, поворачивавших вертел.
— Я не шпионка, — повторила Оливия. — Я требую, чтобы меня освободили. Мой жених узнает, где я.
— Шлюха! — проревела мадам, повернувшись и гневно уставившись на мальчишку в углу, после чего снова обратила взгляд на Оливию. — Ладно, если ты не шпионка, то что здесь делаешь? У нас не часто встретишь женщин-контрабандисток, к тому же ты на них совершенно не похожа.
Мальчишка встал на ноги, подбежал к огромному глиняному чану и снял с него крышку. Внутри медленно пузырилась и булькала жидкость с острым уксусным запахом дрожжей. Он налил немного в плоскую миску. Очевидно, мадам именно этим хотела накормить Оливию.
— Я прибыла в вашу страну, чтобы совершить милосердный поступок, — сказала Оливия, высоко вскинув голову. — Я помолвлена с герцогом и требую объяснить, на каком основании этот негодяй захватил меня и привел сюда. И я хочу, чтобы мне развязали руки!
— Вот это да, девственница! — Мадам криво улыбнулась. — Сегодня удачный день.
Оливия развернулась к Бессетту. Это оказался дородный мужчина с большой головой и торчащими, как розовые лепестки, ушами.
— Вы! — гневно произнесла она. — Месье Бессетт, вы должны немедленно развязать мне руки! — Оливия повернулась к нему спиной и пошевелила пальцами.
К своей радости и облегчению, она почувствовала, как он завозился с веревкой.
— Грибы! — скомандовала мадам. Мальчик вылил в пузырящуюся массу тонкую струйку зловонной мутновато-черной жидкости и принялся помешивать.
— Поаккуратнее! — рявкнула мадам, очевидно, имея в виду дрожжи, а не Оливию.
Когда руки Оливии освободились, она принялась трясти ими, восстанавливая кровообращение, потом сложила их на груди и повернулась к мадам.
— Значит, у вас есть привычка похищать женщин?
— Только если они стоят денег.
— Сколько вы хотите?
— За что?
— За мою свободу, полагаю.
— Твой французский слишком хорош для простой англичанки. — Мадам прищурилась, не обращая внимания на слова Оливии. — Ты шпионка.
— Вы сами сказали: здесь не за кем шпионить.
— Значит, ты шпионишь за мной.
Оливия возвела глаза к потолку.
— Поверьте мне, мадам, никто из тех, кого я знаю, никогда не заинтересуется ни вами, ни вашей кухней, хотя она может послужить прекрасным образцом кулинарного искусства дикарей.