Менделл сел поглубже и вспомнил, что еще не поблагодарил мистера Эбблинга.
— Да, сэр, спасибо. Спасибо, что вы прилетели ради меня.
— Вы совершенно правы, Барни, — улыбнулся Эбблинг, — когда я услышал ваш голос, то сразу понял, что случилось нечто скверное, и несмотря на эти ужасные средства сообщения, я все же воспользовался ими.
— Да, сэр, — сказал Менделл, потирая друг о друга руки, — полагаю, что попал бы в ужасное положение, если бы вы не ждали в полиции, когда эти два проклятых флика привезли меня.
Судья Эбблинг жевал сигарету. Теперь, когда он перестал притворяться веселым и проступила усталость, прокурор выглядел гораздо старше, чем обычно.
— Вы все еще не выпутались из этой скверной ситуации, очень скверной.
— Да, сэр, — проговорил Менделл.
Эбблинг выбросил сигарету в пепельницу, прикрепленную к спинке переднего сиденья, и взял новую.
— Как вам известно, инспектор Карлтон настаивает на вашем задержании на основании новых улик по делу Марвин. Судья Клейн воспрепятствовал изъятию вашего залога, но это личная услуга, которую он мне оказал. — Эбблинг закурил новую сигарету и вздрогнул, когда машину подбросило на выбоине. — Но сколько времени продлится ваша свобода, я не знаю, и не могу ее гарантировать. Так что не особенно сокрушайтесь, если вас опять заберут, когда департамент получит новые указания Вашингтона.
— Нет, сэр.
— А теперь, между нами, вы сообщили правду? — Эбблинг откинулся на подушки. — Не скрываете ли вы свою вину? — Он положил руку на колено Менделла. — Сейчас с вами говорит человек закона, а не ваш тесть, Барни.
— Да, сэр, — ответил Менделл, — я понимаю и, насколько могу судить, сказал правду.
— И между вами и Вирджинией Марвин ничего не было?
— Я с ней только поболтал в баре.
— И вы не приводили ее к себе в отель и не спали с ней?
— Нет, сэр.
— Вы сейчас абсолютно правдивы, Барни?
— Да, сэр.
Судья Эбблинг закрыл глаза и выпустил дым в потолок машины.
— Я видел ее фотографии. Не слишком красивое зрелище.
Менделл заметил, что хрустнул пальцами, и, сжав кулаки, положил их на колени.
— Сэр, я нашел ее такой — голой, в моей ванной, и мне казалось, что я умру от страха.
— Почему?
— Потому что я подумал, — быстро ответил Менделл, — что, возможно, я еще болен, понимаете? Я подумал, что, возможно, я ее насиловал, а потом ударил, как сказал инспектор Карлтон, и что я этого не помнил потому, что все еще ненормален.
— Понимаю, — Эбблинг кивнул головой. — Это естественная реакция человека, который только что вышел на свободу после двух лет пребывания в психбольнице. И в вашей комнате находился мужчина? Мужчина, который вас обокрал?
— Да, сэр.
— Тогда что же произошло с этим бумажником и шестьюстами долларами, которые лейтенант Рой нашел под матрацем в вашей комнате?
— Не знаю, сэр.
— Это не вы положили их туда?
— Нет, сэр. — Менделл протянул руку и показал Эбблингу след от браслета часов, который остался на его левой руке. — Это, по крайней мере, я знаю. Мне пришлось заложить свои часы, чтобы купить пачку сигарет.
— Ясно, — ответил Эбблинг. — А теперь об этой истории, Барни, об этом человеке, который с вами беседовал, который открыл дверь, погасил свет, стрелял в вас и убил Куртиса. На кого он похож?
— Не знаю, сэр.
— Вы этого не знаете?
— Нет, сэр. Как я сказал мистеру Гилмору, это произошло так быстро… Он уже убежал через запасной вход и исчез раньше, чем я вышел из вестибюля.
— Значит, вы его не видели? Вы не сможете опознать его?
— Нет, сэр.
— А к какой федеральной службе принадлежал мистер Куртис? К Федеральному бюро расследований?
— Нет, сэр. По его словам, к департаменту казначейства.
— Почему он так торопился с вашим освобождением?
— Он хотел поговорить со мной относительно моего дяди Владимира.
— И что же?
Менделл рассматривал волоски на своей руке. Родословная Галь с обеих сторон восходила к временам Вашингтона, а может, и к более ранним. Барни было стыдно, что мистер Эбблинг узнал его настоящую фамилию. Вместе с тем, в Соединенных Штатах был поставлен памятник польскому патриоту Тадеушу Костюшко. Менделл знал это и видел его в Кемболт-парке.
— Итак? — еще раз задал вопрос Эбблинг.
Менделл решил сообщить всю правду.
— Я не уловил смысла в его рассказе, но мистер Куртис знал все, что касается моего дяди Владимира. И он показался мне довольным, когда я объявил ему, что мой отец поменял фамилию на Менделл. Он пояснил мне, что пытался найти меня раньше, но произошла путаница, и мистер Куртис не понял, кто я такой. Потом он подкинул мне мысль, что речь идет о крупной сумме денег и даже о том, что важнее денег.
— И он рассказал вам, что это такое?
— Нет, сэр.
— А что, ваш дядя богат?
— Нет, сэр. Он умер.
Эбблинг сделал нетерпеливый жест.
— Он был богат?
— Сомневаюсь, — Менделл покачал головой. — Сильно сомневаюсь, сэр. Я рассказал об этом моей матери, и она мне сообщила, что отец высылал ему четыре доллара в неделю, чтобы он и его жена могли получше питаться.
Судья Эбблинг провел по глазам своей ухоженной рукой.
— Похоже, что у закона есть основания… — Он вздохнул. — Еще два вопроса, Барни, и я доставлю вас к Галь. Этот мистер Куртис сказал вам что-нибудь такое, что объясняло бы причину покушения на вас?
— Нет, сэр.
— Не сказал ли он вам чего-либо, что бы мы могли сообщить полиции и что помогло бы задержать убийцу мистера Куртиса?
— Нет, сэр.
— Теперь можете отвезти мистера Менделла в отель, Андре, — приказал Эбблинг шоферу.
— Хорошо, сэр, — кивнул головой тот.
Эбблинг посмотрел на кончик своей сигареты, будто у нее был горький привкус.
— А что касается вашего рассудка, Барни…
— Что, сэр?
— Все в порядке?
Менделл колебался, так как хотел быть совершенно откровенным с Эбблингом.
— Я полагаю… что да. В течение последних двадцати четырех часов случались моменты, когда я в этом сомневался. Но…
— Барни остановился и немного передохнул. — Нет, все в порядке.
— Хорошо, — тихо произнес Эбблинг, — хорошо. — Он похлопал Менделла по колену. — Но больше никаких боев на ринге, Барни!
— Нет, сэр, — пообещал Менделл, — больше никаких боев.
— Даже если хороший менеджер устроит вам встречу с Доусом или Черли, чтобы завлечь вас на бой с Уоллкоттом?
— Нет, сэр.
— Я хочу, — быстро продолжил Эбблинг, — чтобы вы с Галь были счастливы. Я хочу, чтобы мой зять… — прокурор колебался. — Ну, как это сказать…
— Был в полном рассудке?
— Это как раз то выражение, которое я подбирал, — рассмеялся Эбблинг.
Тут Менделл обнаружил, что машина остановилась — они приехали в отель. Швейцар открыл дверь.
— О деньгах не беспокойтесь, Барни, — продолжал Эбблинг.
— Хорошо, сэр.
— Я знаю, что нужно вам обоим, и все устрою, пока вы не найдете себе другого занятия.
— Да, сэр.
— И вы найдете еще свое место. Вы молоды, красивы, и Галь вас любит.
— Да, сэр.
Когда Менделл вышел на тротуар, Эбблинг добавил:
— Передайте Галь, что, возможно, мы устроим семейный совет. Вероятно, днем, и, скорее всего, в Лайк-Форест.
— Да, сэр, — в последний раз ответил Менделл, прежде чем закрылась дверь.
Он посмотрел, как большая машина тронулась от тротуара и влилась в общее уличное движение на Рандольф-стрит. Эбблинг угадал — Менделл нуждался в поддержке и пытался успокоиться, но безуспешно. Все, что он умел делать, так это боксировать, он чувствовал в себе способность только к этому. Барни работал кулаками в маленьких клубах Чикаго только для того, чтобы заработать денег на пару перчаток для жены… Он был доволен, что Эбблинг не стал провожать его в апартаменты Галь.
Менделл машинально сплюнул на тротуар. Таким образом, ему совершенно определенно дали понять, что он нечто иное, как поляк и дурак. Он вновь услышал себя, говорящего «да, сэр» так много раз, что эта фраза, казалось, застряла у него в горле и душила его.
Глава 11
Группа постояльцев отеля со своим багажом приготовилась к отъезду. Все с любопытством смотрели на Барни. Менделл взял себя в руки и вошел в отель, страшно смущенный тем, что был без шляпы и пальто. Он наделся, что инспектор Карлтон с успехом использует их. Менделл со всей тщательностью вымылся в полицейском участке, но его огорчало, что он должен появиться перед Галь с окровавленной повязкой на голове и пятнами крови на костюме и воротнике рубашки, которые принесла ему Розмари. Несколько шишек и суточная щетина… Менделл провел рукой по щеке и осторожно коснулся затылка. Прикосновение оказалось очень болезненным. Маленький флик из патрульной машины ударил его очень сильно, изо всех сил.
У Менделла кровь бросилась в лицо при воспоминании о том, что произошло. Может быть, под воздействием всех этих неприятностей, выпавших на его долю, он станет одним из тех парней, которые, он слышал, получают удовольствие от физической боли. Менделл надеялся, что с ним этого не случится, это губительная слабость для боксера. «Для бывшего боксера», — сразу же поправил он себя. Как боксер он кончен. Психиатры его предупредили, мистер Эбблинг вынес свой вердикт. Он превратился в отбросы… отбросы, которые теперь должны находиться неведомо где. И в кармане у него всего лишь менее двадцати долларов.
Грацианс опирался на прилавок с сигаретами, расположенный рядом с газетным киоском. Когда Менделл остановился возле него, Грацианс вынул сигарету изо рта.
— Вижу, вас отпустили, Барни?
Менделл читал крупные заголовки газет.
— Да…
Сперва он прочел об инциденте с самолетом. Потом о себе, на первой странице внизу. Статья была озаглавлена:
«БОКСЕР ОТПУЩЕН ПОД ЗАЛОГ В ДВАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ».
В заметке сообщалось о его задержании в отеле инспектором Карлтоном по подозрению в убийстве Вирджинии Марвин. Приводился и ее адрес.