Галь прижалась к нему.
— Я думаю… — в этот момент она отстранилась, так как на лестнице появился Андре.
— Чемоданы в вашей комнате, мадам, — сказал шофер, спустившись по лестнице с фуражкой в руке.
— Спасибо, Андре, — ответила Галь.
Андре подошел к двери и повернулся.
— Я вернусь около пяти часов вместе с мистером Эбблингом. Он поручил передать вам, что приедет с кухаркой и горничной, а до этого времени вы с мистером Менделлом будете одни. Могу я еще что-нибудь сделать для вас перед отъездом?
— Ничего не надо, Андре, спасибо, — покачала головой Галь.
Она сняла манто и небрежно бросила его вместе со шляпкой на стул.
— Выпьем по стаканчику?
— С этим я вполне согласен, — ответил Менделл.
Галь исчезла в кабинете мистера Эбблинга в поисках графина. Ожидая ее, Менделл вновь почувствовал себя неважно. Как всегда, дом в Лайк-Форест угнетал его, он чувствовал себя здесь чужим, грубым и нелепым. Он действительно производил здесь впечатление только крупного парня — чемпиона в тяжелом весе. Менделл прикурил сигарету от предыдущей.
«А что произойдет, если у Галь родится ребенок? — подумал он. — Как он сможет заботиться о ней? И как она станет воспитывать его?»
Врачи не советовали ему больше выходить на ринг, и он обещал это и Галь, и мистеру Эбблингу. Мистер Эбблинг предупредил его, чтобы он не беспокоился.
«О деньгах не беспокойтесь, Барни. Я знаю, что нужно для вас всех, и найду для вас другое поле деятельности».
Это он сказал сегодня днем, и Менделл с ним согласился. Но какая другая работа ему по силам? Менделл нашарил в кармане оставшиеся монеты — у него достаточно денег до конца дней, при условии, что этот конец наступит через пять минут. Галь вернулась с двумя большими бокалами виски.
— Почему ты так мрачен, дорогой?
— Я размышлял, — ответил Менделл и взял бокал.
— За наше здоровье! — воскликнула она и отпила виски.
Менделл опорожнил свой бокал и поставил его на серебряный поднос.
— Послушай, любимая, ты помнишь канун того дня, когда меня отправили в клинику?
Галь поморщилась.
— Ты не сказал «за наше»…
— За наше! — произнес Менделл.
Галь прижалась к нему.
— Хочешь, я тебе что-то скажу, дорогой?
— Что?
— Я как-то странно себя чувствую после этого виски.
— Как это?
— Ты хочешь знать? — Галь тоже поставила бокал на поднос и ослабила ему галстук. — Ты же отлично знаешь, что я хочу сказать.
— Опять? Уже?
— Но мы же муж и жена.
— Знаю… Но, дорогая, одну минуту, сперва вспомни…
Галь зажала лицо Менделла руками и провела губами по его губам, прошептав:
— Отнеси меня наверх, Барни, прошу тебя… И на этот раз ты разденешь меня.
Менделл приподнял ее и прижал к себе.
— Тебя стоит отшлепать.
— Я и это позволю тебе сделать.
— А я и не отказываюсь.
Галь расстегнула ему две верхние пуговицы на рубашке и начала расстегивать третью.
— Ты меня любишь? — спросила она.
— Ты же отлично знаешь, что да.
— И ты счастлив, что мы снова вместе?
— Так счастлив, будто я только что победил Уоллкотта и нокаутировал Чарли и Луи!
— Идиот. — Галь расстегнула еще одну пуговицу. — Теперь с боксом и со всеми историями, связанными с ним, покончено.
Менделл пронес ее через холл и начал подниматься по лестнице.
— А теперь, что я теперь должен делать?
Галь немного подумала.
— Люби меня.
— Это самое лучшее предложение, которое мне когда-либо делали. Но мы же не можем заниматься этим весь день.
— Но мы можем попытаться. Вспомни, ведь мы не виделись два года!
— Верно, — Менделл крепче сжал ее в объятьях, — но я хотел тебе сказать только, что…
Галь закончила расстегивать ему рубашку.
— Что?
— О деньгах, которые я взял из банка… восемьдесят семь тысяч долларов, которые я дал тебе и просил посылать семьдесят пять долларов каждую неделю моей матери… И ты мне обещала…
Галь провела теплой ладонью по его груди.
— Мне так приятно, что у тебя под рубашкой ничего больше не надето, Барни, ты самый сильный, самый мужественный…
Менделлу хотелось закричать.
— Ты будешь меня слушать?
— Слушаю тебя.
Усилием воли он заставил себя говорить спокойно.
— Ведь ты мне сказала… Ты мне обещала…
Менделл остановился и посмотрел на Галь, чувствуя ее губы на своей груди. Она не обращала никакого внимания на его слова. Наконец она подняла глаза и посмотрела на него.
— Барни, тебе нравится, когда я так делаю?
Менделл смутился.
— Да, конечно, но…
В голосе Галь чувствовались те же колдовские чары, что и тогда в машине. Менделл разжал руки, и Галь растянулась на последней ступеньке лестницы, выпятив губы, опираясь на локти, с задранной на бедре юбкой.
— Иди сюда, Барни.
Менделл продолжал стоять, прислонившись к стене и опираясь о панель потными руками.
— Что? Здесь, на ступеньках?
— А почему бы и нет? Мы с тобой одни, и мы с тобой муж и жена.
— Знаю, но…
— Ты не хочешь меня? — ласково проворковала Галь. — Ты меня не любишь?
— Нет, люблю… Ради бога, дорогая… — запротестовал Менделл.
Потом стук своего сердца заполнил ему уши, руки Галь обвились вокруг его шеи, а ее рот прижался к его губам и они вместе скатились с лестницы, покрытой ковром, стукаясь о каждую ступеньку. Вскоре они оба впали в экстаз.
«Когда мы достигнем низа лестницы, я умру», — подумал Менделл.
И действительно, это было нечто похожее на смерть, и, вместе с тем, он умирал только для того, чтобы снова воскреснуть, снова жить, чтобы удовлетворять Галь и быть самому удовлетворенным.
Глава 14
Голова Галь оказалась на нижней ступеньке, но она, страстно изогнувшись, все еще продолжала их последний поцелуй. Потом, будто приходя в себя, она прошептала:
— Барни, я — похотливая девка, а?
— Мы же женаты, — ответил Менделл, нагнувшись над ней.
— Точно, — Галь слегка стукнула его. — А ты… Но ведь ты смеешься надо мной. Ведь прошло два года… — Она снова шлепнула его по щеке. — Перестань стыдить меня, Барни, прошу тебя.
— Хорошо, — Менделл поцеловал ее.
— И встань, ты делаешь мне больно.
— Что-то я не слышал твоих жалоб, когда мы катились по лестнице.
Галь уперлась руками ему в грудь и оттолкнула его.
— Барни, прошу тебя…
Он встал на колени и невольно вздрогнул, услышав звонок у входной двери.
— Кто это может быть?
Галь вскочила на ноги и одернула платье.
— Подожди, пока я не поднимусь наверх.
Менделл посмотрел, как она поднималась, потом, застегивая на ходу рубашку, прошел к двери и открыл ее. У порога стояла полицейская машина из Чикаго. С поднятыми воротниками пальто, чтобы хоть немного защититься от пронизывающего ветра с озера, инспектор Карлтон и лейтенант Рой ждали перед дверью.
— Ничего, если мы войдем? — спросил Рой.
— Конечно, ему это будет приятно, — оборвал его Карлтон.
Он прошел впереди Менделла, задев его по пути, и остановился, залюбовавшись великолепным холлом.
— Вы женились на роскошном, замечательном доме, Барни!
Попугай в клетке, стоявшей на столе, закивал головой.
— Осторожней! Не называйте своих имен, парни! Вот флики!
Улыбка лейтенанта Роя казалась такой же приветливой, как и улыбка Будды.
— Точно, — воскликнул он. — Надеюсь, мы вам не помешали?
Менделлу это начинало надоедать.
— Разумеется, нет.
— Тогда вытрите с подбородка губную помаду и верните галстук на место, — предложил Карлтон. — Наивные люди могут бог знает что подумать. — Твердым шагом он пересек холл и подошел к радиатору. — До чего же хорошо! — Повернувшись к радиатору спиной, он распахнул пальто. — Прямо-таки шикарный дом!
Менделл проследовал за ним в гостиную.
— Итак, чего вы хотите?
— Вот это умный вопрос, — откликнулся Рой.
— Барни, что вы думаете о том, чтобы вернуться в Чикаго? — спросил Карлтон.
— У вас есть ордер на арест?
Карлтон вздохнул и признался:
— Нет. Кроме того, это не имело бы большого значения, мы не смогли бы здесь им воспользоваться.
— К чему вы это ему говорите? — упрекнул его Рой. — Пренебрежение некоторыми юридическими уловками составляет часть полицейского расследования. Я это знаю. Я слежу за всеми полицейскими программами по телевидению.
— Ладно, шутки в сторону, закругляйтесь! — ответил Менделл. — Не заставляйте меня смеяться. Разве мое освобождение под залог аннулировано?
Карлтон еще больше распахнул полы своего пальто.
— С огорчением должен признаться, что нет.
— Тогда уходите отсюда!
— И это называется гостеприимством, Барни? — Рой сел на подлокотник кресла.
— Я считаю себя гостеприимным.
— И это после того, как мы проделали весь путь, чтобы повидать вас? На таком холоде? — Рой достал пачку сигарет и предложил Менделлу. — Сигарету?
— Спасибо, с вашего позволения, предпочитаю свои.
Рой засунул в рот сигарету и положил пачку назад.
— Нет, разумеется, нет. Почему это должно для меня что-то означать? — Он воспользовался роскошной зажигалкой, лежавшей на столе, и закурил. — Да, как сказал инспектор Карлтон, здесь очаровательно. — Рой пустил дым на зажигалку. — Вы женились на дьявольском доме, на высокопоставленной семье. Вы были бы удивлены, узнав, каким количеством связей обладает ваш тесть. Он знает в Чикаго всех.
Менделл не обратил никакого внимания на его разглагольствования.
— Что вам конкретно от меня надо?
Инспектор Карлтон достал из кармана знакомый ему бумажник.
— Это ваш бумажник, Барни?
— Вы сами это знаете.
— Вы его узнали?
— Я его опознал уже в полиции.
Карлтон перебрал толстую пачку денег, лежащую в бумажнике.
— Шестьсот долларов. Это большие деньги, Барни. Человек может позволить себе многое, имея их в кармане. Он может купить женщин. При ставке в пять долларов порой удается выиграть сто двадцать. — Карлтон положил бумажник назад в карман. — Но, разумеется, это не интересует парня, который любит женщин, закутанных в норку. Скажите, Барни, вы на самом деле не видите разницы?