Огни, что пляшут в синем как ночь взгляде — всё ближе… всё крепче прижимают сильные руки, всё прерывистее дыхание и громче стук моего сердца в каждой клетке тела.
— Пункт второй — «Никогда не целуй ведьму»…
Мучительно медленное сближение — до покалывания на коже, до трепещущих нервов, до обнажённой души.
— Пункт третий — «Никогда не влюбляйся в ведьму». И ты была права, Эби — нужно совсем не много времени, чтобы понять.
Этот поцелуй совсем другой — они вообще почему-то каждый раз разные.
Похож на раскалённый уголь, который мы пытаемся удержать голыми руками.
— Зачем вообще понадобилось уходить, не понимаю… — шепчу, задыхаясь, пока он путается пальцами в моих волосах, сжимает затылок, и я подставляю шею нетерпеливым губам.
— Не хотел на тебя давить… Не хотел, чтобы ты думала, что обязана…
— Но можно же просто поцеловаться? А в комнате удобнее… — с надеждой заглядываю в любимые глаза и ловлю там отблески того же пламени, в котором сгораю сама. Небо за окном светлеет так медленно… наша бесконечная ночь ещё не закончилась. До зимнего неторопливого рассвета ещё так далеко.
— Можно просто поцеловаться, — соглашается любимый, ногой толкая дверь и занося меня обратно.
Сначала мы чуть не свалили книжный шкаф.
Потом я каким-то образом подожгла край гобелена. Ведьмовская магия… неустойчива и подвержена эмоциям. Но когда жених — маг, это очень удобно. Одним быстрым движением руки он заморозил огонь и синие сосульки повисли на полотне.
— Ну или как пойдет, — пробормотала я, когда почувствовала под лопатками мягкие подушки дивана.
— Или как пойдёт… — согласился жених. Он у меня вообще, кажется, покладистый.
Пошло хорошо.
О-о-чень хорошо пошло!
— Стоп… Эби… — пробормотал Родерик, и сграбастал мои неловкие пальцы ладонью, когда я потянулась к шнуровке на его сорочке. — Дикая моя, а ты вообще хорошо представляешь, что происходит между мужчиной и женщиной, когда… гм.
— Ну… я подглядывала немножко, когда деревенские праздновали Макушку лета… и это… как лось с лосихой в лесу видела…
— Лось с лосихой… нет, она меня когда-нибудь доведёт до приступа! Ну ладно, значит, будем объяснять по порядку. На пальцах, так сказать…
— Мур-р-р…
— А послушай, Котёнок…
— Му-р-р-р-р…
— Тебе очень нравится это платье?
— Если честно, оно меня просто бесит!!
— Меня тоже. А что будет, если его порвать?
— Эх… потом надену что-нибудь другое, и оно тут же опять превратится в чёртово платье.
— Понятно. Ну так что, рвём?
— Рвём!!!
Нет, ну часок до рассвета мы подремать всё же сумели. Накрывшись уроненным в конце концов со стены и основательно подпалённым гобеленом. Одноухий слон укоризненно взирал на нас с него, но нам было всё равно. Понятия не имею, зачем людям гигантские кровати! Как по мне, спать в обнимку на узеньких диванах — самое замечательное, что только может быть на свете.
Когда удобное плечо под моей щекой намекающе зашевелилось, я поняла, что вставать всё-таки придётся. Выпуталась из-под гобелена, села и задумалась.
- Ох, и что ж мне теперь надеть-то…
— Сорочку мою забирай, — лениво предложил жених, потягиваясь, как сытый кот.
Легко было сказать! Трудно найти эту дурацкую сорочку в куче валяющихся на полу книг и белых лоскуточков. Но в конце концов, краешек синей материи маняще показался из-под томика с интригующей надписью «Жизнь животных». Я наклонилась и вытянула такую нужную вещь из-под завалов. Вздохнула, что придётся портить эдакую красоту. Надо будет маму попросить — пусть научит, навышиваю ему новых, пока ждать буду.
Напялила кое-как, утонула в рукавах, ещё раз горько вздохнула, зажмурилась и…
И ничего. На мне по-прежнему была синяя сорочка.
Мы переглянулись с Родериком. Кажется, у нас всё опять идёт не так, как положено.
Я взвизгнула и прыгнула на него обниматься.
Глава 21
Я всё-таки вышла его провожать. Смотрела с крепостной стены, как тянутся вдаль тёмные цепи воинов, ощетинившиеся сталью. Он сказал, переместиться прямо в королевскую резиденцию не получится, мешает магическая защита. Придётся на марше идти под покровом сумеречного утра, утонувшего в снежных тучах. Это полдня, не дольше — земли соперничавших столетиями родов Орантеров и Алантеров были смежными, а Готфрид после коронации перенёс столицу в родовой замок Багровый камень.
На губах всё ещё горел вкус прощального поцелуя. Я прижимала к ним ладонь, чтобы его удержать. Было непривычно холодно — синий шёлк моего нового платья и тёплый плащ с меховой подкладкой не грели так, как ведьмин наряд. Но я не буду по нему скучать.
— Это хорошо, что вы не стали спешить и подождали до приезда сюда. По крайней мере, у тебя было, во что переодеться.
Я резко обернулась и посмотрела на Элайну, которая стояла чуть поодаль и смотрела на меня со всё той же загадочной улыбкой.
— Вы о чём?.. — проговорила я, смущаясь.
— Мне-то в своё время повезло намного меньше, и шкафа с нарядами под рукой не оказалось. Его отец был совсем не так терпелив. Да и я терпеливостью не отличалась. Скажу по секрету — мы зачали Рика прямо в тюремной камере. Пожалуй, теперь я и ему могу рассказать. Раньше не решалась — всё-таки он был несколько… предубеждён по отношению к ведьмам.
Хорошо, что у крепостной стены такой высокий парапет. А не то я бы, наверное, свалилась вниз.
— Вы тоже?!
Элайна сверкнула на меня глазами.
Я помолчала, осмысливая.
— Но как… объясните хотя бы тогда, что за странности творятся с этими дурацкими платьями?!
Она вздохнула, взяла меня за руку и повела со стены, где усиливался ветер, вплетая в морозные пряди кружево снега.
— Видишь ли, Эби… по легенде, всё началось в незапамятные времена с одной супружеской пары. Они были очень сильными магами — невероятно сильными! Никто не мог сравниться с ними. Но… так сильно любили друг друга, что в конце концов одна жаркая ссора привела к непредсказуемым последствиям. Ревнивцы умудрились в пылу перепалки бросить проклятия — он на всех женщин, она — всех мужчин. Не буду приводить, какими именно словами они припечатывали «этих баб» и «этих мужиков», но… результат говорит сам за себя. Заклятия отрикошетили, их зёрна с магическим ветром поднялись в облака и разнеслись над страной, оседая снегом тут и там. С тех пор стали рождаться дети с очень сильным магическим даром, но… связанные проклятьем. Женщины с таким даром становились ведьмами — и одежда их должна была отражать «подлое нутро». Мужчины с этим даром не могли касаться ведьм без того, чтобы не испытывать сильную боль, потому что та самая первая ведьма бросила сгоряча что «никогда больше не позволит до себя и пальцем дотронуться». Именно такие мужчины потом и стали Инквизиторами.
— А дальше? — спросила я, ожидая продолжения, затаив дыхание.
— Ну, супруги-то в конце концов помирились, а вот сделанного было уже не воротить. Всё, что они могли — это вплести в проклятие новые нити. Чтобы Инквизитор мог дотронуться до ведьмы, если это ведьма с чистой душой. И чтобы в миг наивысшего единения между ними проклятье спадало. Так что не беспокойся, Эби — теперь мы тебя будем наряжать как следует! Знаю по себе, что такое всю жизнь ходить в одном платье. Прости, что не сказала раньше — по правилам Инквизитор и ведьма не должны ничего знать заранее, иначе не подействует.
— Но Кодекс Инквизиторов…
— Запретный плод сладок!
И она заговорщически мне подмигнула.
Новогодняя ночь закончилась, наступил день.
Осталась самая малость — дождаться. Но он непременно вернётся ко мне, я знаю!
Вернётся, потому что я его жду.
Эпилог
Восемь лет спустя
— Ма-ам!
Я выпрямилась и прекратила прополку маленькой грядки с лекарственными травами. Родерик запрещал мне лечить всех направо-налево собственной магией и скрепя сердце разрешал только готовить ведьмовские лечебные зелья.
— Мам, иди сюда скорее!
Подумать только, этому негоднику всего семь, а уже позволяет себе командовать матерью. Надо будет устроить воспитательный разговор. Нет, Рик, конечно, замечательный мальчик, очень добрый и умный, но в последнее время слишком часто копирует манеру отца разговаривать с подданными.
— Что стряслось?
— Лорен опять ноет! Она наступила на жука и боится, что теперь у неё платье почернеет.
Я обернулась и поспешила к яблоне, под цветущими ветвями которой сидела в траве моя пятилетняя дочь и размазывала слёзы по щекам. Рик стоял рядом, сложив руки на груди, и был ужасно похож на отца строгим выражением синих глаз. Они у нас оба получились тёмненькие, но сын — просто точная копия папы. Как я ни отговаривала, даже костюм себе затребовал, подозрительно похожий на Инквизиторскую форму. Муж ещё надевал для меня такой иногда по старой памяти.
Вздохнув, я присела рядом с дочкой, разложила на траве складки пышной чёрной юбки. Я теперь ношу иногда чёрное — больше не боюсь этого цвета. Поправила тонкую золотую полоску острозубого венца, к которому так до сих пор и не привыкла — вечно сбивается. Взяла дочь на колени.
— Солнце моё, ну что ты плачешь?
Лорен затихла, цепляясь за платье на моей груди, всё ещё всхлипывая.
— Боишься, что платьице потемнеет?
Она кивнула.
— Не бойся. Ты же не специально убила этого жука?
Она покачала головой.
— Вот видишь. Выбор, Лори! Вот что самое главное. У человека всегда есть выбор. И только сделанный выбор определяет, кто мы такие — не цвет одежды.
Дочка помолчала, усиленно обдумывая мои слова.
— А если когда-нибудь так получится… что оно всё-таки почернеет?
Я улыбнулась и вытерла слёзы пальцами с пухлых щёчек.