Фрискийцы держатся особняком, поэтому Давина – первая жительница Ледяного королевства, которую я встречаю. Я слышал о них истории и читал предания в книгах. Каждый раз рассказчики с трудом подбирали слова, чтобы описать внешность женщин холодного севера. Я должен был знать это. Но ее вид поразил меня, как внезапное наступление зимы. Даже когда она ехала по лесу, измученная и разбитая, она казалась красивее и грациознее всех женщин, которых я видел до сих пор.
Ее волосы такие светлые, что кажутся почти белыми. Однако в лунном свете они отливают серебром. Я видел это вчера, когда она думала, что я сплю. Я был бы плохим рыцарем – и, вероятно, не дожил бы до двадцати, – если бы не услышал, как она подошла ко мне. Она накинула на меня плащ – жест, который я до сих пор не понимаю. Любая другая женщина была бы благодарна и не вернула его, даже если бы не чувствовала холода.
Когда она убрала волосы с моего лба, я чуть не открыл глаза. Прикосновение кончиков ее пальцев было одновременно теплым и холодным. Даже для меня это казалось бессмысленным, но так и было. Она лишь мимолетно коснулась меня, так что я не смог понять до конца, не показалось ли мне, но места, до которых она дотронулась, после горели, будто я сидел слишком близко к огню. Может, так и было. Наверняка я сжег больше, чем несколько участков кожи, – мой мозг, например. Иначе я не могу объяснить, почему до сих пор не оставил ее.
Я не мог не бросить на нее быстрый взгляд прошлой ночью после того, как она отошла от меня и посмотрела в ночное небо.
Потерянная.
Вот первое слово, которое возникло у меня в голове, пока я смотрел на нее. Без холодного, гордого образа, который я чувствовал весь день и от которого, казалось, мой язык примерзал к небу, она выглядела потерянной. Как будто все, что она знала, исчезло в один момент. Как будто она осталась совсем одна.
Но это неправда! Наверняка у нее во Фриске есть семья, которая только и ждет, когда она объявится. Которая обрадуется, что их дочь жива и невредима. Семья, в которую она должна вернуться как можно скорее.
Для меня есть только одно такое место. Я живу ради своего короля, который дал мне смысл, когда даже следующий вздох казался лишенным его. Он поднял меня на ноги, когда я больше всего хотел бы свернуться калачиком, чтобы умереть, лежа на холодной земле, и дал мне миссию. С тех пор я читаю в его глазах всякое желание и служу ему с рвением, граничащим с одержимостью, о чем не устают напоминать другие рыцари. Но для меня это единственный способ двигаться дальше. Если остановлюсь и начну колебаться, меня сожрут.
Чтобы снова не утонуть в мыслях, я смотрю на Давину, которая яростно пытается метнуть кинжал так, чтобы кончик застрял в дереве. Каждый раз, когда она не попадает, разочарование и гнев мелькают в ее темно-синих глазах, и я почти испытываю жалость к бедному растению. Я не хочу, чтобы она на меня так смотрела.
– Ты должна вложить больше силы в бросок, – говорю я, когда она возвращается на исходную точку.
Тут же ее пронзительный взгляд устремляется ко мне, и я сухо сглатываю. Я был близок к тому, чтобы отвести глаза.
– У меня больше нет сил, – шипит она, стиснув зубы.
Верно. Со вчерашнего дня у меня было более чем достаточно времени познакомиться с возможностями ее тела, ведь большую часть дня она просидела в седле впереди меня. Все это время у меня в носу сохранялся ее запах, который мне хотелось вдыхать снова и снова, только чтобы почувствовать его. Однако больше всего меня очаровали ее заостренные уши, торчащие сквозь почти белые волосы и будто умоляющие, чтобы я очертил их необычную форму кончиками пальцев.
Клянусь богами, что со мной не так? Я явно был на войне слишком долго, если эта малышка выводит меня из равновесия…
Я качаю головой, чтобы отогнать эту мысль, и сосредотачиваюсь на том, о чем мы говорили. Сила. Да, именно это! Каждый, кто видит эту девушку, понимает, что у нее немного сил. В то время как обычно женщины – особенно незамужние! – скрывают свои формы за широкими платьями и накидками, рубашка и брюки Давины так плотно прилегают к телу, что остается мало места для воображения. Только не тогда, когда она вымокла насквозь, как сейчас, и я могу различить под белой рубашкой мерцание ее кожи и еще кое-что…
Взять ее с собой было ужасной идеей.
Она воплощение неприятностей, не более того! Та, кто задерживает меня, когда нужно спешить. Но как бы трудно ни было это признать, я уже давно так не наслаждался обществом женщины, как с ней. Когда я вообще был в последний раз в компании женщины? Я не могу вспомнить, но мы не будем тратить время на разговоры. Может, поэтому я и не практикуюсь. Месяцы, проведенные среди мужчин, не способствуют улучшению моих манер.
– Нет ли другого способа держать противника на расстоянии? – спрашивает она.
Мне требуется несколько ударов сердца, чтобы вернуться в настоящий момент.
– Ты, конечно, можешь использовать его в качестве оружия ближнего боя, но для этого нужно, чтобы твой противник подошел к тебе очень близко. Если у него есть оружие с большей дальностью, ты неизбежно проиграешь. Так что тебе лучше атаковать издалека.
Она вызывающе поджимает розовые губы – они выделяются на ее безупречно светлом лице, как и синие глаза.
– Самым лучшим, – добавляю я, – было бы, если бы ты больше не попадала в опасные ситуации. Женщины должны оставаться в безопасности дома.
Слишком поздно. Когда она так сужает глаза, я понимаю, что двигаюсь по опасной территории.
– Ты имеешь в виду, это была моя вина, что тот мерзкий тип пытался меня похитить?
Я склонен ответить утвердительно. Я презираю насилие в отношении женщин в любой форме, но какая-то темная часть меня понимает мотивы врага, по крайней мере немного. Эта темная часть хотела бы заполучить Давину только для себя, когда я впервые увидел ее. Но, в отличие от сброда из Земного королевства, я не собираюсь похищать ее.
– Нет, – говорю я наконец. – Тем не менее для такой юной девушки, как ты, было бы безопаснее быстро вернуться туда, откуда она пришла.
И снова, кажется, я сказал что-то не то, потому что ее сверкающие синие глаза стреляют в меня вспышками ледяного огня.
– Такие юные девушки, как я? – повторяет она подчеркнуто спокойным тоном.
Отдаленный раскат грома вторит кипящей в ней ярости, которую она едва может сдержать.
Я заставляю себя кивнуть.
– Тебе не хватает физической силы и способностей защитить себя. Твоя беззащитность – приглашение для подобного отребья, как земельцы.
– У меня, может, не хватает сил, – признает она. – Но возможно также, это не подходящее для меня оружие. – Она роняет в траву кинжал, который до сих пор крепко сжимала. – Возможно, ты просто самый паршивый учитель из всех, кого я встречала.
Я стараюсь пропустить последнюю издевку мимо ушей.
– Ты могла бы попробовать с луком и стрелами. Я знаю нескольких солдат, которые из-за своего телосложения никогда не смогли бы долго драться с мечом, но они настоящие мастера в обращении с луком и стрелами. Один может даже стрелять по целям во время езды. Но для этого…
– Для этого что?
Я почти улыбаюсь ее сердито-укоризненному выражению. Вспоминаю с удивлением, что прошло уже много лет, как я разучился улыбаться.
– Для этого тебе надо уметь ездить верхом без рук. А я даже не уверен, что ты одна можешь сидеть в седле.
Ярость в ее взгляде становится еще более угрожающей прежде, чем я заканчиваю говорить. Не сказав ни слова, она резко проходит мимо меня, так что я ощущаю ее аромат и свежий запах дождя и леса. Она набрасывает поводья на Элору, мирно пасущуюся под защитой крон.
Прежде чем я успеваю спросить, что она задумала, Давина запрыгивает на спину моей кобылы, без седла и уздечки, так, словно полжизни провела верхом. Слова застревают у меня в горле при виде этого.
Элора навостряет уши: верный признак, что она вот-вот начнет брыкаться. Как наездника она знает только меня и редко позволяет другим оседлать ее.
Я хочу крикнуть Давине, чтобы она немедленно слезла, если она не хочет сломать себе шею, но она уже подталкивает кобылу пятками. Лошадь делает шаг и проскакивает мимо меня. Давина приспосабливается к темпу и движениям Элоры уже через несколько метров и разводит руки, сидя на спине лошади, скачущей галопом. Только когда кобыла перескакивает через поваленное дерево, Давина одной рукой хватается за гриву и слегка наклоняется вперед. Не считая этого, она направляет Элору исключительно давлением бедер – техника, которую мне, к лучшему или худшему, пришлось выучить во время войны, так как в бою мои руки заняты. Потребовались месяцы, чтобы даже такая обученная лошадь, как Элора, знала, что ей делать, но с Давиной они очень быстро поняли друг друга.
Я стою как вкопанный и смотрю на зрелище, которое открывается передо мной. Элора и Давина скачут по лесу, волосы девушки, заплетенные в косу, развеваются за ней. При каждом ударе копыт разлетаются грязь и вода. Даже когда они мчатся прямо на меня, я не могу пошевелиться. Давина так резко останавливает кобылу передо мной, что та встает на дыбы. Но вместо того, чтобы упасть, как сделал бы даже опытный всадник, девушка остается сидеть, зарывшись рукой в гриву Элоры, и смотрит на меня со смесью удовлетворения и снисходительности. Как раз в этот момент по затянутому облаками ночному небу мелькает молния.
Я боюсь, что мое сердце может остановиться в любую секунду.
Я никогда не верил в судьбу. Но теперь близок к этому. Никогда еще не видел, чтобы женщина так ездила. Даже в дамском седле, на лошади, идущей рысью, они начинали ворчать, что их прически растреплются и их будет слишком сильно трясти.
Не прерывая зрительного контакта, Давина перекидывает ногу через седло и соскальзывает со спины лошади. Грязь забрызгала ее до самых бедер. Затем она похлопывает Элору, и та бежит обратно под дерево. Мерный шум жевания травы и раскаты грома – единственные звуки, наполняющие ночь, когда я смотрю на мокрую и запачканную грязью девушку передо мной.