– Ложь! Однажды ночью она исчезла с моего пастбища и внезапно появилась в твоем стойле. Ты грязный вор, не более того.
Прежде чем они снова придут в ярость и начнут угрожать испортить мое настроение, я вмешиваюсь.
– Итак, вы оба претендуете на эту корову. Как насчет того, чтобы позволить ей дать теленка? Если это будет тоже корова, она достанется второму из вас. Как приплод этой коровы, она, безусловно, также будет давать хорошее молоко. В конечном итоге это позволит вам вместе разводить лучших молочных коров.
– А если это будет бык? – спрашивает один из мужчин.
Я пожимаю плечами:
– Тогда вы попробуете еще раз, а до того момента будете справедливо делить между собой молоко коровы-матери. В конце концов вы стали бы деловыми партнерами. Даже бык от такой ценной коровы незаменим для разведения. Что бы ни случилось, вы оба выиграете от этого в долгосрочной перспективе. Альтернативой было бы зарезать корову и дать вам поровну мяса.
– Нет! – кричит другой мужчина. – Убивать животное, дающее такое хорошее молоко, было бы большой ошибкой.
– Ссориться из-за этого тоже ошибка, – напоминаю я. – Разделите молоко и постарайтесь получить от коровы столь же хорошее потомство, и вам придется покупать новые телеги, чтобы продать все молоко в соседнем городе.
Они переглядываются, а потом кланяются мне.
– Спасибо за справедливое суждение, миндам.
Явно довольные, они исчезают в толпе, которая нерешительно начинает хлопать.
Леандр кладет руку мне на талию. Я чувствую его за своей спиной и едва сдерживаю потребность прислониться к нему. Но остаюсь сильной и не обращаю внимание на покалывание в венах.
– Очень впечатляюще, – шепчет он мне на ухо, заставляя меня дрожать. – Я собирался отдать им половину графства, только бы больше не пришлось их слушать.
Я морщу нос.
– Ты думаешь, они все еще называют меня пустоголовой?
– Если они хотят сохранить головы на плечах, то не должны этого делать в моем присутствии. – Как бы случайно, говоря, он касается губами моего уха, и мне приходится прикусывать губу, чтобы не застонать. – Но нет, не думаю, что кто-то осмелится назвать тебя пустоголовой. Твое решение было справедливым и не отдавало предпочтения ни одной из сторон. Будут ли они его придерживаться – другой вопрос. Но сегодня я не стану этим заниматься.
Я наклоняю голову, чтобы посмотреть на него.
– Чем ты хочешь вместо этого заняться?
Снова в его глазах вспыхивает огонек, и хватка на моей талии усиливается.
– Я мог бы кое-что придумать. Прежде всего, хочу сделать вид, что здесь нет никого, кроме нас. Но это сложно, когда все смотрят.
– Очень сложно, – признаю я, осознавая взгляды окружающих. – Каков твой план «Б»?
Леандр вздыхает.
– Тогда… я, наверное, должен познакомить тебя с моей семьей.
Внезапно моя нервозность возвращается.
Знакомство с семьей – большой шаг, и я не знаю, готова ли к этому. Прилично ли одета, чтобы быть представленной лорду и леди – или минхеру и миндам, как они называются здесь?
– Если только, – Леандр наклоняется вперед, пока кончики наших носов слегка не соприкасаются, – ты не возражаешь.
Все опасения исчезают.
– Нет, – шепчу я.
До сих пор я узнавала только фрагменты из его прошлого, но их достаточно, чтобы понять, что Леандр, должно быть, вырос в любящей семье. Во всяком случае, более любящей, чем моя.
Я хочу познакомиться с ними: его родителями, сестрами, всеми людьми, которые сделали его тем человеком, которым он является сегодня. И надеюсь, что я им понравлюсь. Они-то мне понравятся, если будут хоть вполовину так харизматичны, как Леандр. Но, надеюсь, они не станут так смеяться надо мной, как он.
– Только возвращайтесь вовремя, – ворчит Грета, и мы оба вздрагиваем, будто она облила нас ледяной водой. – Сегодня вечером будет праздник в честь возвращения молодого минхера. И, конечно же, его почетной гостьи.
– Праздник? – повторяю я.
– Без того шума, к которому ты привыкла при дворе Фриски, – отвечает Грета. – Но мы все равно повеселимся.
– Я в этом уверен, – бормочет Леандр, проскальзывая пальцами правой руки между моими и переплетая их. Его хватка крепкая, будто он беспокоится, что иначе я могу потеряться.
– Мы вернемся еще до захода солнца.
Грета кивает, и ее лицо смягчается, когда она смотрит на Леандра.
– Всего наилучшего, мой мальчик.
Глава 15Давина
Наверное, уже поздний день, когда я иду по деревне рука об руку с Леандром. Поскольку он обещал вернуться до захода солнца, мы не задержимся с его семьей надолго. Есть для этого какая-то причина?
Тошнотворное чувство растекается по моему животу. Это из-за меня? Разве он не хочет, чтобы я познакомилась с ними поближе? Хотелось бы мне, чтобы у меня хватило смелости спросить его об этом, но я молча следую за ним по извилистым улочкам, мимо хижины Греты.
Прямо за ней тянется высокая каменная стена, которую я заметила раньше. Но она не защищена никакими воротами и – в отличие от новых домов в деревне – обветрилась и заросла плющом и другими вьющимися растениями.
Миновав стену, мы оказываемся посреди большого двора, вымощенного светлыми камнями.
– Здесь когда-то стоял замок моей семьи, – говорит Леандр. Это первые слова, которые он адресует мне с тех пор, как мы ушли с площади.
В замешательстве я перевожу взгляд с него на обветренные стены, простирающиеся перед нами. На некоторых камнях виднеются следы сажи. Должно быть, замок сгорел дотла, и теперь от него остались только отдельные части фундамента, которые не достают мне даже до бедра.
– Что… случилось? – тихо спрашиваю я.
– Земельцы, – выплевывает Леандр. Он произносит это слово, будто проклятие. Затем переводит дыхание и закрывает глаза. Когда он снова открывает их, его лицо смягчается. Он указывает направо.
– Вон там были конюшни. Они занимали почти весь двор. А там, сзади, проход к пастбищам.
Он так подробно по памяти описывает замок и связанные с ним владения, что у меня не возникает проблем с тем, чтобы увидеть все перед собой. Но с каждым новым описанием, каждой новой занятной историей, которая у него припасена для каждого участка земли, на сердце у меня становится все тяжелее. Ничего из этого не осталось. Только покрытые копотью камни и руины.
– Почему твоя семья не восстановила замок? – спрашиваю я. – Так же, как хижины в деревне. Они новые.
Скорее всего, их тоже уничтожили земельцы. Или пожар разгорелся и охватил большую часть деревни. Но это не объясняет, почему ее центр, замок, до сих пор лежит в руинах.
Леандр опускает взгляд, и вся радость исчезает с его лица. Он кажется таким бесконечно грустным, будто все счастье исчезло из мира. Я часто видела его пренебрежительным и разочарованным, но никогда таким подавленным, как сейчас. Снова мне представляется, что я чувствую его боль, будто она моя собственная, – на этот раз даже сильнее, чем прежде. Я прижимаю свободную руку к груди, чтобы заглушить тупую боль. Не отвечая на мой вопрос, почему замок не был перестроен, он ведет меня к засохшему дереву, которое, должно быть, когда-то чудесно цвело весной. Жаль, что я не могла теперь этого увидеть. Всю свою жизнь я знала только лед и снег – никаких цветов или бутонов. Но я читала о них и видела рисунки. Весной здесь, в Огненных землях, деревья покрыты розовыми, желтыми или белыми цветами, источающими чудесный аромат.
Но дерево передо мной, похоже, пылало, как и остальная часть замка. Его кора хрупкая, угольно-черная.
– Ви, я хочу познакомить тебя со своей семьей, – неуверенно произносит Леандр, когда мы останавливаемся перед деревом.
У меня сжимается горло, когда мой взгляд падает на пять простых каменных могил у основания дерева. Две большие рядом и три поменьше недалеко от них.
Леандр опускается на колени и сметает несколько увядших листьев. Слезы жгут мне глаза, когда я вижу его согбенную позу и чувствую бесконечную печаль, исходящую от него, которая завладевает и мной.
Я не смею спрашивать о подробностях, потому что все и так понятно. Земельцы убили его семью – родителей и сестер. Они сожгли его дом и мечту всей жизни. Все уничтожено.
У Леандра есть все основания ненавидеть земельцев всеми фибрами своей души. Неудивительно, что он тщательно скрывает свои истинные чувства за фасадом злобы и отрицания. Гнев и темная пустота, которые должны бушевать внутри него, уничтожили бы большинство людей – меня, возможно, тоже.
Я становлюсь на колени рядом с ним и помогаю ему выщипывать травинки, пробившиеся сквозь камни.
– Последние несколько лет я жил только ради мести, – говорит он, не отрываясь от работы. – Я хотел убивать. И часть меня хотела, чтобы меня убили. Я хотел отправиться к ним, где бы они сейчас ни были. Хотел сказать, как мне жаль, что меня не было рядом, когда я был нужен.
Я тяжело сглатываю.
– Где ты был? – спрашиваю я.
– При дворе. Застрял в середине обучения, которое было сложнее, чем я себе представлял. Дни я переживал только потому, что рисовал себе будущее. Я мечтал здесь, вдали от двора, разводить лошадей и не заботиться ни о политике, ни об этикете. Вдали от манер, изысканной одежды и откровенной лжи. Я хотел быть свободным.
Свободным. Я тоже этого бы хотела. Я тоже не собираюсь возвращаться ко двору, который до сих пор был моим домом. Но, в отличие от Леандра, у меня нет перспектив.
Я кладу руку ему на плечо, и после недолгих колебаний он наклоняется ко мне, чтобы я могла обхватить его обеими руками и притянуть к себе. Требуется несколько вдохов, чтобы его напряженные мышцы слегка расслабились, он прислоняется лбом к моему плечу. Я чувствую, каких усилий ему стоит преодолеть этот краткий миг слабости. Он всегда должен был казаться сильным: во время обучения, после ужасной смерти семьи и, наконец, ради своего короля. У него вообще было время горевать?
Я поглаживаю его по спине.
– Ты бы ничего не мог поделать, – бормочу я. – Ты был мальчиком, все еще в процессе обучения. Ты не смог бы, как сегодня, выстоять против