– Эта штука с ледяной броней была действительно впечатляющей, – говорит один из солдат за заграждением.
Я знаю его только в лицо. Поскольку больше не командую кавалерией, я не удосужился познакомиться с новобранцами, но слышал, что у них не лучшие моральные качества. Эсмонд настолько в отчаянии из-за нападений земельцев, что принимает в ряды армии практически всех желающих и платит им такое жалованье, которое заставило бы позеленеть многих землевладельцев. При дворе я лишь урывками слышу об атаках, потому что Эсмонд отказывается снова позволить мне или Давине присутствовать на совещаниях.
Я уже собираюсь кивнуть и пойти своей дорогой, когда один из оставшихся подает голос:
– Как вы думаете? Везде ли Ледяная принцесса такая холодная? Или она может согреть определенные места для мужчины?
Я тут же напрягаюсь и резко втягиваю воздух.
– Фульк, – рычу я. – Собери вещи и отнеси в нашу комнату.
Озадаченный мальчик, не до конца понявший, что солдат имел в виду, переводит взгляд с меня на группу мужчин. Но я смотрю на него так, что он догадывается, о чем идет речь.
Я очень надеюсь, что парни заткнутся, но они не делают мне такого одолжения.
– Не удивлюсь, если ее киска усеяна осколками льда, которые нужно будет тщательно удалить.
Теперь Фульк тоже задыхается и поворачивается к мужчинам.
– Немедленно прекрати так говорить о моей госпоже!
Солдаты разражаются оглушительным хохотом.
– Или что, малыш? Ты еще слишком зелен, но парни постарше и мужчины представляют, каково это – однажды быть с принцессой…
Он делает неприличный жест руками.
Я чувствую, как вены на лбу и шее пульсируют от гнева.
– Немедленно закройте свои грязные рты!
– Да ладно тебе, Леандр! – говорит один из них с ухмылкой. – Будто ты еще не думал об этом! Ты бы первым забрался в ее постель, если бы она тебе позволила. И тогда сможешь рассказать всем нам, правда ли…
Он не успевает закончить, потому что мой кулак с громким треском врезается ему в лицо. Я не чувствую боли, которая, вероятно, поднимается к моему плечу. Нет ничего, кроме бешеной ярости, которая течет по моим венам и заставляет меня действовать.
Еще до того, как их товарищ падает на землю, остальные трое бросаются на меня. Краем глаза я вижу, что Фульк, царапаясь и кусаясь, набрасывается на одного.
Я получаю несколько ударов в лицо и живот, но и сам наношу не меньше. Каждый раз, когда мои кулаки врезаются в препятствие, которое подается под их силой, я ощущаю прилив бодрости. Я не останавливаюсь. Не думаю, какой вред могу причинить. Единственное, чего хочу, чтобы эти идиоты больше никогда не вспоминали о Давине в том смысле, который я не одобряю. Если понадобится, я выбью у них из головы все воображение!
Громкий свист вырывает меня из кровавого безумства. С трудом я возвращаюсь к реальности.
– Что, во имя всех богов, здесь происходит? – гремит голос Эсмонда.
Мне требуется несколько попыток, чтобы сфокусироваться на нем. Он сидит на великолепном коне, которого я сам выбрал для него, в окружении двух любовниц.
Мой следующий взгляд обращен на Фулька, который с трудом поднимается на ноги и кланяется королю. Мальчику неплохо досталось. Я, наверно, выгляжу намного хуже.
– Вы, все шестеро, явитесь в большой зал и объясните мне, что означает подобное поведение, – рычит Эсмонд, после чего пришпоривает лошадь.
Вставая, я сплевываю кровь. Все мое лицо пульсирует от боли, зрение затуманено. Но если кто-то из парней осмелится еще раз открыть рот, я снова наброшусь на него.
– Пойдем, Фульк, – бормочу я, приложив усилия, потому что челюсть не слушается меня. – Мы не должны заставлять короля ждать. Но сначала мы должны смыть с себя грязь.
Фульк кивает.
– Когда принцесса увидит, что красивые костюмы запачкались, она расстроится.
Я провожу рукой по его голове и, прихрамывая, ухожу с тренировочной площадки, сопровождаемый стонами и хныканьем четырех солдат.
Фульк и я стоим на коленях в большом зале, кажется, целую вечность, пока наконец не появляются солдаты. Они поддерживают друг друга, и я с растущим удовлетворением замечаю, что все они выглядят довольно потрепанными. Поперек лица одного из них тянутся следы царапин, а нос другого, вероятно, сломан.
Как, наверно, и мой тоже.
Я еще не набрался смелости ощупать его, только убедился, что Фульк в общем в порядке. Он с гордостью показал мне щель в передних зубах, где во время драки был выбит последний оставшийся молочный зуб. Он сказал, что завтра другие оруженосцы будут ему завидовать из-за этого.
На безопасном расстоянии от нас солдаты оседают на твердый мрамор и склоняют головы перед Эсмондом, который, словно надвигающая буря, наблюдает за нами со своего трона. До сих пор он не произнес ни слова, но даже я не смог выдержать его взгляд.
После недавней стычки отношения между нами заметно охладели. Я никогда не прощу ему, что он ударил Давину, так же как он никогда не простит мне, что я наставил на него оружие. Даже сейчас не чувствую ни малейшей потребности встать перед ним на колени, но, не желая провоцировать новый инцидент, делаю то, чего от меня ждут. Надеюсь, до Давины не дойдет, что ее ритари вызвали к королю…
– Поскольку никто из вас не захотел ответить мне раньше, я спрошу снова, – рычит Эсмонд. – Что это там было? Вам прекрасно известно, что я не терплю драк в своих рядах!
Прежде чем кто-то из солдат успевает открыть рот, дверь в зал распахивается и, словно ледяной ветер, врывается Давина. Сейчас на ней легкое воздушное платье, которое мягко облегает ее тело и настолько не соответствует нынешней моде, что Эсмонд кривится. Но Давина этого не замечает, ее взгляд устремлен только на меня. Беспокойство и страх мелькают на ее лице, когда она видит наше с Фульком состояние.
– Что случилось? – спрашивает она.
– Да, я бы тоже хотел это знать, – ворчит Эсомнд, которого явно не радует, что невеста прервала его. – Леандр? Я слушаю.
Я откашливаюсь.
– Простите, мой король, но я не хочу повторять в присутствии принцессы то, что сказали те люди.
– Мы лишь защищали честь нашей госпожи, – добавляет Фульк.
Шаги Давины становятся жесткими, когда она подходит к нам и опускается перед нами на колени. Сначала она нежно одним пальцем приподнимает голову Фулька, осматривая его со всех сторон, и, наконец, мою. От беспокойства в ее взгляде, когда она разглядывает мои раны и синяки, у меня тяжелеет на сердце.
– Мой храбрый ритари, – шепчет она.
Двумя пальцами она берется за мой нос и слегка тянет его. Я хочу закричать, но холодное заклинание льда тут же снимает мою боль.
– Извини, – бормочет она, – но я не хотела рисковать, вдруг он криво срастется.
Затем она проводит большим пальцем по моим лбу и щекам, где мне досталось больше всего. Я снова чувствую прохладное волшебство, которым она уже излечивала мою ножевую рану в Бразании. Наконец она берет меня за руки и осторожно проводит пальцем по ободранным и окровавленным костяшкам. Кожа тут же заживает.
Затем она поворачивается к Фульку, но мальчик в защитном жесте поднимает руки.
– Благодарю вас, принцесса, но мне досталось меньше, чем моему минхеру. Я с гордостью буду носить эти несколько синяков.
Давина наклоняется и целует его в лоб.
– Спасибо тебе, мой юный ритари.
Покраснев, Фульк опускает глаза и бормочет что-то, чего я не могу разобрать.
Когда Давина поворачивается к солдатам, вся мягкость исчезает с ее лица. Когда она поднимает взгляд, ее окутывает холодный туман. Я быстро толкаю Фулька себе за спину.
– Принцесса, – говорит тот, кого я ударил первым. – Нас тоже избили. Как насчет того, чтобы вы помогли и нам забыть этот неприглядный инцидент? – отвратительные ухмылки его дружков вызывают у меня желание снова наброситься на них и на этот раз сломать им челюсти, чтобы они вообще не могли улыбаться в ближайшее время. – Ваши… как вы их называете?.. Ритари не умеют веселиться.
Уголки рта Давины подергиваются.
– Знаете, кто еще не умеет веселиться? Я.
Она вытягивает руку, шевелит пальцами – и в следующее мгновение солдат пролетает через ползала и врезается в колонну. Остальные мужчины испуганно отступают от нее, но она величественно шагает к отброшенному солдату, который пытается снова встать.
– Я не понимаю шуток, когда дело касается моих ритари. Что бы ты и твои дружки ни сказали, у моих ритари была причина помешать вам продолжить болтать.
Она призывает осколок льда, кончик которого держит прямо у горла парня.
Он судорожно сглатывает и прижимается спиной к колонне.
– Если ты снова попадешься мне на глаза или до меня дойдут притянутые за уши слухи, некому будет сдерживать моих ритари. И я помогу им. Я ясно выражаюсь?
– Д-да, принцесса, – заикается он.
Осколок льда исчезает, и Давина без лишних слов отворачивается от солдата. Она останавливается между мной и Фульком. Ее левая рука лежит на копне волос Фулька, а правая – на моем плече.
– Тогда это все, мой король? – спрашивает она Эсмонда, который, широко раскрыв глаза, наблюдал за вспышкой гнева своей будущей жены.
– Я… эм… – Он беспокойно ерзает на троне. – Я все еще думаю о наказании.
– Наказании? – резко переспрашивает Давина. – За то, что они защищали мою честь?
Эсмонд погружается в себя.
– Ну, я… я, наверно, могу сделать исключение.
– Хорошо, – она убирает руки и кивает нам. – Следуйте за мной.
Словно за ней кто-то гонится, Давина спешит к нашим покоям. Она останавливается напротив.
– Фульк, – бормочет она, – иди в соседнюю комнату и скажи Кларис, что я хочу ее видеть.
Мальчик кланяется и убегает, а я приглашаю Давину войти к нам.
– Что они сказали? – тихо спрашивает она.
– Я не хочу это повторять, – я беру ее за руку. – Тебе не о чем беспокоиться. Никаких слухов. Только… глупая болтовня озабоченных парней.