Больше он ничего не сказал, а я не стал спрашивать, просто пошел следом за ним. Войдя к себе в квартиру, он ткнул большим пальцем в сторону гостиной и сказал:
— Там.
Она сидела на диване, невообразимо грязная, в разорванной и перепачканной одежде, и консьержка вытирала ей слезы.
Я сказал:
— Лили! — и она взглянула на меня покрасневшими глазами как загнанный кролик.
— Вы ее знаете, мистер Хаммер?
— Еще бы! — Я присел на диван рядом с ней и погладил ее по волосам, заляпанным грязью. — Что случилось, детка?
Глаза у нее наполнились слезами, дыхание прервалось короткими всхлипами.
— Пусть немного побудет одна, мистер Хаммер. Она скоро придет в себя.
— Где вы ее нашли?
— В погребе. Она залезла в ларь. Я бы никогда ее не увидела, если бы не молочные бутылки. Жильцы первого этажа жаловались, что кто-то крадет молоко. Я увидела пару пустых бутылок и заглянула в ларь. Она просила позвать вас.
Я взял ее за руку.
— У тебя все в порядке? Ты не больна?
Она облизнула губы, всхлипнула и медленно покачала головой.
— Она просто испугана, — сказала консьержка. — Первым делом ее надо вымыть и переодеть. У нее была с собой сумка.
— Нет, нет… со мной все в порядке, — встрепенулась Лили. — Оставьте меня, прошу вас, оставьте меня! — Лицо у нее напряглось, вокруг покрасневших глаз проступила белизна, во взгляде появилась какая-то ожесточенность. — Майк… забери меня отсюда, пожалуйста. Забери меня отсюда.
— Она попала в беду, мистер Хаммер? — спросил консьерж.
Я строго посмотрел на него.
— Это совсем не то, что вы думаете.
Он что-то быстро сказал жене на своем языке, и ее мудрые маленькие глазки ответили согласием.
— Давайте отведем ее наверх. — Консьерж взял ее сумку, помог встать на ноги. Мы поднялись ко мне на этаж в грузовом лифте, чтобы ни с кем не столкнуться, и вошли в квартиру.
— Если понадобится моя помощь, дайте мне знать, — сказал он.
— Хорошо. И прошу вас — никому ни слова. Скажите то же самое своей жене.
— Не беспокойтесь, мистер Хаммер.
— И еще вот что. Поставьте мне на дверь засов, но только по-настоящему крепкий.
— Завтра займусь прямо с утра. — Он прикрыл за собой дверь, и я защелкнул замок.
Она сидела в кресле, как нашаливший ребенок, ожидающий порки. Лицо у нее заострилось, глаза были большие, как блюдца. Я смешал для нее хайбол[11], заставил выпить до дна, налил еще.
— Теперь лучше?
— Немного.
— Расскажешь что-нибудь?
Когда она прикусила губу и кивнула, на ее грязном лице резко обозначилась полоска зубов.
— Давай с самого начала, — сказал я.
— Они вернулись, — произнесла она еле слышно. — Подергали дверь, потом что-то сделали с замком. Дверь… открылась. Я даже не смогла закричать… Не смогла пошевелиться. Им помешала цепочка. — Она вздрогнула всем телом. — Я слышала, как они шепотом спорили насчет цепочки, один говорил, что нужна пила. Потом они закрыли дверь и ушли. Я… не могла здесь оставаться, Майк. Я до того испугалась, что побросала одежду в сумку и выбежала на улицу. Но потом подумала, что они могут наблюдать за домом, и спряталась в подвале. Майк… извини меня.
— Успокойся, Лили. Я знаю, как это бывает. Ты их видела?
— Нет, нет, Майк. — Она снова вздрогнула всем телом и прикусила палец. — Когда… этот человек нашел меня, я думала… что он был один из них.
— Не надо больше бояться, Лили. Теперь ты не останешься здесь одна. Давай-ка прими горячую ванну и приведи себя в порядок. Потом приготовь себе что-нибудь поесть.
— Майк… Ты что… уходишь?
— Совсем ненадолго. С тобой посидит консьержка, пока я не вернусь. Не возражаешь?
— Ты скоро вернешься?
Я кивнул, подошел к телефону. Консьержка сказала, что она только рада помочь и придет прямо сейчас.
У меня за спиной Лили сказала:
— Я такая грязная, Майк. Скажи ей, чтобы принесла спирт для растирания.
Я сказал насчет спирта и повесил трубку. Лили допила свой хайбол и откинулась на спинку кресла, глядя на меня сонными глазами. Лицо у нее разгладилось, губы порозовели. Она была похожа на собаку, которая заблудилась на болоте, а потом неожиданно нашла дорогу домой.
Я наполнил ванну, вернулся к Лили и поднял ее из кресла. Она была легкая, совершенно безвольная и тихо дышала мне в лицо. В ее глазах, когда они оказались рядом с моими, метнулась какая-то тень, дрогнули уголки рта. Она вцепилась пальцами мне в руку и глубоко вздохнула. Но прежде чем я успел поцеловать ее, она резко отвернулась и спрятала лицо у меня на плече.
Лили все еще плескалась в ванне, когда пришла консьержка. Она заквохтала, как наседка, и хотела пройти прямо к ней, но дверь была заперта изнутри. Тогда она отправилась на кухню, чтобы приготовить еду. Бутылка со спиртом стояла на столе, и перед тем как уйти, я постучал в дверь ванной.
— Эй, будешь делать растирание?
Плескание прекратилось.
— Если хочешь, могу помочь, — сказал я.
Она засмеялась, и у меня стало спокойнее на душе. Я поставил бутылку рядом с дверью ванной, сказал консьержке, что ухожу, и ушел.
Семь тридцать. Серое небо опустилось на город ранними сумерками, окутало мокрым саваном дома и людей. В такой вечер город уходит в самого себя, оставляя пустые тротуары, и люди за стеклянными фасадами магазинов бесцельно смотрят в сырую мглу.
Я оставил свою машину там, где она стояла, и взял такси до Канэл-стрит. Водитель высадил меня у Паскаля, и я вошел в дверь справа от входа в бар. В просторном вестибюле было чисто и светло. Шум голосов из пивного зала за стеной постепенно затихал по мере того, как я поднимался по лестнице.
Невысокая женщина с аккуратно уложенными волосами встретила меня вежливой улыбкой.
— Госпожа Уоллес?
— Да.
— Моя фамилия Хаммер. Я хотел бы поговорить с вашим мужем, если можно.
— Муж дома. Проходите, пожалуйста.
Она отступила в сторону, закрыла за мной дверь и позвала:
— Харв, здесь к тебе пришли.
Из комнаты доносились шелест бумаги, тонкие детские голоса, которые притихли при звуке мужского голоса. Он вышел на кухню, вопросительно взглянул на меня, кивнул жене, потом протянул мне руку.
— Мистер Хаммер, — сказала ему женщина и снова улыбнулась. — Я пойду к детям, если вы не возражаете.
— Присаживайтесь, мистер Хаммер. — Он махнул рукой на стул и сел сам. Это был дюжий малый с крутыми плечами и лысеющей головой, по виду ирландец с примесью скандинавской крови.
— Я не займу у вас много времени, мистер Уоллес. Я следователь. Мне приходится выкапывать всякие малоприятные вещи, такая уж моя работа. Все, что вы мне скажете, никуда дальше не пойдет.
Он двинул челюстью и кивнул.
— Дело касается прошлого. Вы вели грузовик, который сбил насмерть мужчину по имени Ли Кавольский.
У него дернулась щека.
— Я уже объяснял…
— Вы еще не знаете, что я хочу спросить, — сказал я. — Не торопитесь. Что касается вас, это был чистейший несчастный случай, первый в вашей работе. Одна из тех случайностей, которые невозможно предусмотреть, и вашей вины здесь нет.
— Совершенно верно.
— Хорошо. Как я уже сказал, с тех пор прошло много времени. Вы были единственным свидетелем происшествия. Скажите, вы пытались когда-нибудь восстановить в памяти, как это произошло?
— Знаете, мистер Хаммер, — тихо сказал Харви, — бывают ночи, когда я вообще не могу заснуть.
— Перед вами проходит вся картина, иногда детали выступают отчетливо, иногда ускользают, ведь так?
Он скосил на меня глаза.
— Вроде того.
— Что вам кажется непонятным?
— Вы что-то знаете, мистер Хаммер?
— Возможно.
Он подался вперед, и на его лице появилось выражение озадаченности.
— Вот что непонятно, мистер Хаммер. Я вижу, как мужчина выходит из-за стойки светофора на проезжую часть. Я кричу ему и жму на тормоза. Груз в кузове сдвигается с места и бьет в кабину, и я чувствую, как колеса… — Он запнулся и взглянул на свои руки. — Он не мог появиться так быстро, если бы просто шел. — Харви посмотрел на меня вопрошающим взглядом. — Вы понимаете, что я хочу сказать? Я вовсе не оправдываюсь.
— Знаю.
— Когда я выскочил из кабины, он был под передней осью. Помню, я закричал, позвал на помощь. Иногда… память говорит мне, что мужчина бежал. Иногда я не уверен в этом.
Я поднялся и надел шляпу.
— Не терзайтесь сомнениями, мистер Уоллес. Не было никакого несчастного случая. — У него округлились глаза. — Это было убийство. Кавольского толкнули под колеса. Вас хотели сделать подставкой.
Я открыл дверь, помахал ему рукой.
— Спасибо за помощь.
— Спасибо… вам, мистер Хаммер.
— Дело закончено, так что нет смысла возиться с протоколом.
— Да… Но я рад, что узнал правду. Теперь я не буду вскакивать по ночам.
Девять десять. В холле гостиницы все телефонные кабинки были свободны. Парень и девушка сидели в дальнем углу, взявшись за руки. Еще один человек, по виду не постоялец, читал газету, и с его промокшего плаща капало на пол.
У девушки за журнальной стойкой я разменял доллар на десятицентовые монеты и вошел в крайнюю телефонную будку.
С третьего раза я дозвонился. Трудно было поверить, что этот зычный голос выходит из цыплячьей шеи. Он всегда ходил небритый, в мятом костюме, но ему все это было до лампочки. Он был никто, ноль без палочки, пока не зажали букмекеров[12], и тогда он сразу стал важной персоной. У него была память, как у вычислительной машины, и он использовал ее на всю катушку в операциях с подпольным тотализатором.
— Дейв? — спросил я.
— Он самый.
— Майк Хаммер.
Голос приблизился к трубке и стал подчеркнуто безразличным.
— Здорово, парень, как делишки? — Я мысленно представил себе, как он прикрывает ладонью микрофон, а глаза шныряют по сторонам.
— Что поговаривают, Дейв?