– Я хочу.
– Что?
– Твое сердце. Тебя. Все. И два года назад, если б не случилось то, что случилось, я бы все это взял, чего бы мне это ни стоило. Я бы взял все, и даже больше. – Я провел рукой по волосам. – Но я не могу этого сделать. Мне нельзя. Это неправильно, и мы оба это знаем. Но, даже зная это, я не в состоянии себя контролировать, и меня это пугает. Ты никогда не будешь моей, но если кто-то из этих парней разобьет тебе сердце… Я не смогу безучастно за этим наблюдать. Не знаю, что я сделаю, но, вероятно, это будет стоить мне работы.
– Это угроза? – спросила она, глядя на меня исподлобья.
– Это просто мои запутанные чувства, в которых я сам не могу разобраться. Я не знаю, что делать, Ева. Но я знаю, что не могу быть с тобой. Независимо от того, хочу я этого или нет. Поэтому мне легче ничего не чувствовать, чем чувствовать все.
Я слышал ее аромат. Она была так близко. Так опасно близко. Когда она успела подойти так близко? Я посмотрел на нее сверху вниз.
– Кингсли, – прошептала она, и у меня возникло ощущение, что я стою на краю опасной пропасти. В шаге от огромной ошибки.
– Нет, – сказал я, и это прозвучало почти как мольба.
Если она сейчас толкнет меня, я упаду. Мне не за что будет ухватиться. Ее губы слегка коснулись моих. Словно вопрос. Выбор за мой – решить, чего я хочу. Я прекрасно знал, чего хочу, и знал, что нужно делать. Знал, как правильно поступить, пусть это и не принесет нам счастья. Ответь я на ее поцелуй, я заплатил бы высокую цену за несколько секунд счастья.
Меня разрывало на части, и Ева снова поцеловала меня, нежно, легко, почти задумчиво. И в следующее мгновение я ответил на ее поцелуй. Мои губы прижались к ее. Алкоголь и вода.
Я не хотел ничего чувствовать. И все-таки чувствовал. Чувствовал каждую каплю на коже, каждый сантиметр ее тела, прижатого к моему. Мое сердце колотилось в груди, и я прижал Еву еще ближе. С ее губ сорвался вздох, и я поглотил его, прижал ее к себе, запустил руки в ее волосы, чувствуя, что теряю контроль. Как потерял все, за что цеплялся последние два года.
Два года назад целовать Еву было сродни опьянению, запретному, сладкому, голова тогда была тяжелой, а сердце, наоброт, легким, как перышко. Сейчас все было наоборот. Сердце было тяжелым, а голова совсем легкой. Целовать Еву сразу стало отчаянной необходимостью. Даже если этот поцелуй существовал только для того, чтобы раз и навсегда положить конец тому, что могло бы быть между нами. Чтобы убедиться, что ожидание никогда не соответствует реальности.
Только, к сожалению, это было не так.
Поцелуй был не просто хорош.
Он был идеальный.
Я чувствовал, как она прижимается ко мне, чувствовал ее желание. Она прижимала меня к себе так же отчаянно, как и я ее. Не знаю, кто первым раскрыл губы, но в следующее мгновение ее язык коснулся моего. Мы погружались друг в друга, пробовали друг друга на вкус, наслаждались друг другом. Едва в состоянии вздохнуть, я прижал Еву к стене душа, приподнял ее, и она тут же обвила ногами мою талию. Опираясь одной рукой о стену, другой я прижимал ее к себе. Мои поцелуи блуждали по ее губам, по линии подбородка и ниже, по ее шее. Я ощущал мурашки на ее коже, пробовал на вкус воду, стекающую по ней. Она тихо застонала, пытаясь прижаться ко мне еще сильнее. Она выгнула спину, плавным движением стянула через голову мокрую футболку и не глядя бросила на пол. Ее кожа была почти такой же светлой, как кафель у нее за спиной, выделялась только красная ткань ее бюстгальтера. Я осторожно поставил ее на ноги и свободной рукой провел по ее округлой груди. Мягкая, едва заполняющая мою ладонь. Идеальная.
– Ты бесконечно красива, – прошептал я.
Наши взгляды встретились, и она нежно коснулась моего лица. Провела пальцами по линии моего носа, спустилась к моим губам, ощупала мои плечи. Когда ее руки оказались на моей груди, я вздрогнул. У меня перехватило дыхание, а она спускалась все ниже и ниже, к моему животу, вниз к пупку.
– Ты бесконечно красив, – повторила она мои слова.
Не знаю, хотела ли она пошутить, но взгляд ее оставался серьезным, ранимым. Я медленно опустил голову, и наши губы снова встретились. Влажные, они скользили, лихорадочно ища друг друга, натыкаясь на зубы, язык, кожу. Наши стоны тонули в окутывающем нас пару.
Ева запустила руку в мои волосы, намотала их на кулак и потянула, пока я не поддался и не запрокинул голову. Ее губы нашли у меня на шее место, где учащенно бился пульс.
– Кингсли – хрипло прошептала она, осыпая мою шею поцелуями.
– Не здесь, – ответил я и, чувствуя, как я дрожу, оторвался от нее и взглянул сверху вниз. – Только сегодня. Больше нельзя, – выдохнул я отчаянно.
– Только сегодня, – подтвердила она. Мои пальцы прошлись по ее округлостям. Благоговейно, медленно. Я снова поцеловал ее. Ее рот приоткрылся в стоне, и она бросилась мне навстречу.
– Ты еще девст… – прошептал я у самых ее губ.
– Нет, – хрипло прервала она мой вопрос. – Но все, что до было до тебя, не имеет значения.
– Ты уверена? Тебе этого будет достаточно? Одной ночи?
Ева отступила назад. Ее глаза скрывала темнота. Меня буквально разрывало изнутри. Ее пальцы лежали в моей руке.
– Да, – сказала она.
Его пальцы касались меня. Его губы касались моих губ. Его поцелуи покрывали мое тело. Его дыхание сливалось с моим. Его сердце билось рядом с моим. Он шептал мое имя. А я шептала его. Сначала он был на мне, потом во мне, и я поняла, что это ошибка. Но некоторые ошибки стоят того, чтобы их совершить. И если я о чем и буду жалеть, точно не об этом мгновении. Оно принадлежало только нам двоим.
– Ева, – прошептал Кингсли, опускаясь на меня.
Пот блестел на нашей коже. Шуршание простыни звучало так же громко, как и наше дыхание. Я благоговейно провела кончиками пальцев по татуировкам на его коже. По спиралям и зубцам, вверх к его груди, где с бешеной скоростью билось его сердце.
– Кингсли, – повторила я, целуя его губы.
Это была ошибка. Но это была самая прекрасная ошибка, которую я когда-либо совершала.
Теплый солнечный луч упал мне на лицо. Мягкая подушка под щекой, на ней узор длинных волос. В моей ладони нежная рука. Ева спала рядом со мной. Ее грудь поднималась и опускалась с глубокими вздохами. Я смотрел на нее, не в силах пошевелиться. Солнечные лучи медленно заполняли комнату и скользили по коже принцессы.
Моя рука дернулась, я крепче сжал ее пальцы, переплетенные с моими, и перевел взгляд на тонкий шрам у нее на лбу. Вот здесь она и поранилась. Когда на нас напали те типы в масках. Я осторожно провел большим пальцем по шраму, напоминающему по форме маленькую звездочку.
Ева нахмурилась, а в следующее мгновение обвила мои ноги своими и зарылась лицом мне в грудь. Я замер. А потом осторожным движением убрал прядь волос с ее лица. Под глазами у нее залегли темные круги, а когда она приоткрыла рот, меня сразило ее дыхание. Я слегка скривил лицо. От нее пахло так, словно она ограбила ликероводочный завод. Но в то же время от нее пахло свежим утренним воздухом и… мной. Я тихо рассмеялся, чувствуя, как все внутри меня становится мягким и теплым. Ева. Солнечный свет скользнул по ее руке, ее маленький нос дернулся, и в следующее мгновение она чихнула.
– Будь здорова, – прошептал я.
Она сонно моргнула и приоткрыла опухшие веки. Гадая, уснет ли она снова, я затаил дыхание, как вдруг она замерла. Даже дышать перестала, а потом снова моргнула и посмотрела на меня. Как будто искала что-то.
– Прошлой ночью… – прошептала она и, помедлив, облизнула губы.
– Прошлой ночью. И больше никогда, – напомнил я, чувствуя, как саднит в горле.
Она глубже зарылась в простыню и кивнула.
– Я знаю.
Она сосредоточенно провела пальцами по моим бровям, погладила мою щеку и остановилась на моих губах. Я улыбнулся и наклонился к ней. Поцелуй. Последний. На память.
В это мгновение дверь комнаты распахнулась, и мы с Евой застыли. Отпрянули друг от друга. Я чуть не выругался. В дверях как назло стоял Уэствинг. С подергивающимся левым глазом он пытался переварить увиденное.
– Сейчас вы мне скажете, что это все не то, чем кажется? – спросил он с видом голодного кота, готовящегося сцапать канарейку.
Я разинул рот. Но даже не успел сообразить, что вообще хотел сказать, как Ева резко села, обернула вокруг себя простыню и бросила на Дориана суровый взгляд.
– Нет, – сказала она, – сейчас ты скажешь мне, чего ты хочешь в обмен на молчание, и уберешься отсюда. А если захочешь меня обмануть, не забывай: я знаю, что случилось с Мистером Голубем, школьным талисманом…
Дориан скривил рот.
– А что случилось с Мистером Голубем? – беспокойно спросил я.
– Ничего. Прискорбное стечение обстоятельств, – отмахнулся Дориан.
Ева подняла одну бровь.
– Ах, неужели? У меня и фотографии есть.
Уэствинг тихо выругался и провел рукой по волосам. В лучах утреннего солнца его кожа казалась еще белее. А сам он выглядел усталым. Под глазами темнели круги. За километр было видно, что он вчера много пил и мало спал.
– Ладно, – наконец сдался он. – У меня сегодня урок этикета с первоклашками, который я абсолютно не горю желанием вести. Сходи вместо меня, и мы квиты.
– Договорились, – быстро сказала Ева.
На мгновение мне показалось, будто Дориан сожалеет о том, что не потребовал большего. Но в итоге он просто вздохнул и, сморщив нос, покачал головой.
– Что ты вообще здесь делаешь? – спросила Ева.
Дориан посмотрел на нас усталыми глазами.
– Ты понимаешь, что вообще-то это тебя тут быть не должно?
Ева пожала плечами.
– Ты тоже постоянно находишься там, где не должен быть.
– Возможно, в этом отношении тебе не стоит брать с меня пример.
Он бросил на нас обоих выразительный взгляд, и я вмешался, пока ситуация не стала еще страннее.
– Чего ты хочешь, Уэствинг? Еще минуту, и я начну взымать плату за пребывание.