Управляющий другим банком оказался более любезным. Он внимательно выслушал ее историю, немало удивился, насколько причудливо переплетаются иногда судьбы людей, и сказал, что у них есть один клиент по фамилии Мерисвейл. Но вряд ли это именно то, что ищет Николь.
Она готова была расцеловать управляющего в толстые красные щеки, потому что Мерисвейл — это первая и вполне конкретная зацепка в ее расследовании.
— Это молодой парень, который раскладывает свои сбережения по всем банкам мира, вряд ли он вам подойдет.
Николь вздохнула:
— Молодой?.. Ну а может, он получил этот счет в наследство?
Управляющий заулыбался:
— Знаете, я и так вам слишком много рассказал.
— А вы его адрес не дадите?
— Конечно нет.
— А как мне его найти?
— Не знаю.
Она взглянула на управляющего исподлобья: он намекает, что она должна отблагодарить его? Или он правда не может сказать больше?
— Мисс Монтескье, — улыбнулся он, словно прочитав ее мысли, — я не буду нарушать устав банка ни при каких условиях. Но кое о чем напомню вам совершенно бесплатно.
— О чем же? — оживилась Николь.
— Существуют адресные бюро. Думаю, Мерисвейлов во всей Ирландии не так уж много. И счета в ирландских банках не у каждого из них.
В приподнятом настроении Николь села в такси. Ей казалось, что теперь все будет хорошо. Однако по мере приближения к дому Мэри Николь все больше понимала, что на самом деле ничего важного она не узнала. Что с того, что этот Мерисвейл — молодой и у него по всему миру распихано по кусочку? Что с того, если даже она найдет его? Он не отдаст ей свое золото, потому что вообще не в курсе этой истории. А если и в курсе, то тем более не отдаст.
Она приехала домой несчастная, разбитая, с полным осознанием того, что их поиски — спонтанные, неорганизованные и непродуманные в высшей степени. Что они с Люком — словно два слепых котенка лишь тычутся носом, но ничего не узнают.
И если она могла более-менее оправдать собственную несостоятельность в стратегических вопросах (Николь хорошо осознавала, что ввязалась в это лишь затем, чтобы отвлечься от смерти отца и неудач в собственной жизни), то насчет Люка у нее вообще не было каких-либо разумных объяснений. Он явно не дурак и явно должен понимать, какое серьезное дело они затеяли. Однако Люк ведет себя так, словно ему все равно, какой будет результат. Но тогда зачем ему все это?
Чтобы быть с ней рядом? Вряд ли. Чтобы найти деньги? Такое ощущение, думала она, глядя в окно, как солнце садится за макушки деревьев и над лесом разгорается красивейший закат, что он ведет свою игру и поиски золота для него — лишь повод. Повод для чего? Ответа она не знала.
Она кратко изложила Люку результаты сегодняшней поездки, а также свои умозаключения по поводу организации процесса и, закончив речь на высокой ноте, принялась ждать от него хоть каких-то комментариев. Люк молчал.
— Ну что мы будем делать? — спросила Николь немного воинственно.
— Пойдем прогуляемся и ляжем спать, — ответил он, пожимая плечами. — А утром подумаем.
— Ты издеваешься? Мы что сюда, гулять приехали? Или, может, спать?
Люк многозначительно усмехнулся.
Николь закрыла глаза и попыталась сосчитать до десяти, чтобы успокоиться. Ей захотелось накинуться на него с кулаками.
— По-моему, нам надо заниматься этим вопросом совершенно серьезно или не заниматься вовсе.
— И то правда, — вдруг встряла Мэри. — Идите погуляйте.
Тебя тут только еще не хватало с твоими советами! — подумала Николь, метнув на хозяйку дома сердитый взгляд, но почему-то повиновалась и вышла на крыльцо.
Уже стемнело. Тишина и прохлада быстро успокаивали, и она уже начала думать — а может, Люк прав?..
Люк появился неожиданно: обнял ее за плечи и, резко развернув к себе, запрокинул голову Николь, чтобы поцеловать, но замер. Он всегда останавливался в самый последний момент, как бы желая удостовериться, что она тоже этого хочет. Николь смотрела ему в глаза и молчала.
— Я скучал без тебя, — прошептал он, сам не понимая, зачем это говорит. — А банки — это чушь.
— Скучал?
— И очень ждал.
— Люк, что с тобой?
— Ничего. Просто я засиделся, во мне бродит много энергии…
— Это больше похоже на правду.
— …и я готов тратить ее всю ночь.
— Всю ночь?
Он тихонько рассмеялся и осторожно, как будто задавая все тот же вопрос, коснулся губами ее губ. Нежно.
Николь закрыла глаза. А в сущности — какая разница? Глупо строить из себя недотрогу с высокими принципами. Он целует ее. Так целует, что тело слабеет и норовит просочиться сквозь эти объятия и лечь к его ногам, словно шелковый платок.
Ей приятно. Ей умопомрачительно приятно. Ей приятно до сумасшествия. Люк нажимает на какие-то особые, только ему ведомые точки, и Николь умирает от блаженства.
— Мы пойдем гулять? — доносится откуда-то издалека его голос.
— Мм!.. — только и может ответить она.
Это означает, что нет. Что она хочет наверх.
В их комнату, где они могут наслаждаться друг другом сколько угодно… Как глупо: утром она решительно отвергла его, а сейчас, стоило ему проявить настойчивость, сразу сдалась…
Его руки — крепкие и надежные. Его дыхание горячее. Он — дракон… Она — принцесса. И сейчас он унесет ее далеко-далеко…
— Эй, Люк! А куда ты меня несешь? — Николь испуганно огляделась по сторонам и снова закрыла глаза.
— Сейчас увидишь.
Голос его срывается, вокруг — зелень и ночная прохлада, и ей уже в сущности все равно. Лишь бы эти руки оставались с ней. Лишь бы эти губы и это дыхание… Дракон. Он — дракон.
Люк остановился возле какого-то низенького маленького домика в саду и осторожно поставил ее на ноги.
— Подожди. Надо открыть.
Николь вошла внутрь и осмотрелась: стол, стул и кровать, гораздо более просторная, чем та, на втором этаже.
— А что это такое?
— Это моя летняя келья. Тут я жил, если мне казалось жарко на втором этаже.
— О-о-о! Ты, наверное, водил сюда своих дев…
Он захлопнул дверь и принялся целовать ее, не дав договорить. Лицо, губы, шею, грудь…
— Здесь нам никто не помешает? — глупо прошептала она.
— Нет. И мы никому не помешаем. Можем любить друг друга громко, можем — тихо, как хочешь…
Она повернула его голову к себе и посмотрела в глаза, которые были едва видны в льющемся в окно слабом лунном свете. Но зато Николь чувствовала горячее дыхание Люка. Дыхание, без которого она не может больше жить.
— Люк. Ты дракон.
— Я знаю. Я хочу, чтобы так было всегда, Николь.
— Как?
— Вот так. Мы с тобой — каждый вечер. Вместе. А потом — утро. Тоже вместе.
А невеста? А черт с ней! Николь поняла, что не может, не в силах думать сейчас о чем-то более серьезном, чем его руки. Его губы. Его тело, спрятанное под одеждой…
— Хорошо, я согласна! — Она проворно расстегивала ремень его брюк.
— Девочка моя! — выдохнул он, подхватывая ее и относя на кровать.
На светлом потолке она видела причудливые узоры. А может, и не было никаких узоров. А может, и не было никакого потолка, а все это привиделось ей, пока руки Люка снимали с нее одежду, а губы опускались от груди — к животу, все ниже, ниже…
И прежде, чем все принялось взрываться тысячами огненных вспышек, она успела подумать, что, наверное, он специально готовил этот вечер и этот укромный уголок. И, наверное, правда очень ждал ее… Люк. Он — хороший…
Она утонула в блаженстве, сначала нежном, а потом — таком неистовом, что и правда более подходящего места, чем этот домик, на сегодняшнюю ночь им было бы не найти.
— Девочка моя, — назидательно сказала Мэри, наливая чай себе и Николь. — Ты никогда не найдешь эти деньги.
— Почему?
— А ты сама подумай…
У Мэри был острый взгляд немного тусклых голубых глаз, и иногда Николь казалось, что она видит все насквозь. Но если она видит все насквозь, тогда почему до сих пор не прогнала ее из своего дома? Ведь понятно же, что Николь — не настоящая невеста Люка. А Мэри, наверное, хотелось познакомиться с той, кого любимый внук скоро назовет своей женой…
При этих мыслях на душе всегда начинали скрести черные кошки: Николь становилось очень обидно. Сейчас каждую ночь Люк проводит в ее объятиях и, кажется, искренне счастлив, а потом — вернется в Бостон и будет целовать другую…
За это время ей так и не удалось узнать ничего про его прошлую жизнь, отчасти потому, что было просто некогда (днем они объезжали банки, адресные бюро и архивы, а вечером спешили в маленький домик в саду, где им было не до разговоров). Но Николь не покидало чувство, что Люк где-то в глубине души уже все решил за двоих, расписал все роли, и сейчас им всего лишь надо доиграть эту сказку до конца. А потом… Про «потом» она старалась не думать.
За неделю они навели справки во всех старых банках Ирландии и поняли, что дело не сдвинулось с мертвой точки ни на сантиметр. А для того, чтобы оно сдвинулось, надо как минимум составить жесткий план. Отец бы сказал «бизнес-план». Отец… Он не приходил к ней больше во сне, словно решил оставить в покое, чтобы она по ночам могла наслаждаться обществом Люка.
Она и наслаждалась. Каждый вечер они спешили в свой домик и до самого рассвета предавались любви, оставляя на сон совсем немного. Они бы, пожалуй, не выходили оттуда вовсе, но дело, по которому они приехали, требовало хоть каких-то действий за пределами домика.
Люк с самого начала сказал, что слишком надолго не сможет задержаться в Ирландии, как бы ему того ни хотелось, потому что дела в салоне требуют его присутствия. И вот сегодня ему позвонили с каким-то вопросом, и он, проговорив по телефону почти час, решил, что надо возвращаться. Единственное, что он хотел сделать в последний день перед отъездом, это обойти друзей детства, с которыми так и не выбрал времени встретиться…
— Ты не жадная, — пояснила Мэри. — Ты ищешь не деньги, а приключения. Всего лишь хочешь себя чем-то занять, почувствовать, что жизнь не пуста, что ты кому-то интересна и нужна… Ты можешь остаться пока здесь, — неожиданно закончила она.