— Молодцы ребята! Всех повышаю в чине. Медали раздам завтра. — Он улыбнулся одними губами, словно превозмогая мучительную боль. Евгения тоже была какая-то приглушенная, словно погашенная. Только на следующий день Вика узнала, что от них скрывали старшие — генерал привез сообщение о гибели его кабульского заместителя вместе с группой офицеров, проработавших с ним бок о бок почти пять лет.
Да что поделаешь — война есть война, и она всегда где-нибудь да есть — то в Ольстере, то в секторе Газа, то еще где-нибудь — хоть телевизор не смотри — беженцы, трупы, развалины. А в Москве — праздник газеты «Правда» на ВДНХ, выставка кошек в Битцевском парке, новая программа цирка на Цветном бульваре, гастроли королевского английского театра, иностранцы на каждом шагу, магазины, киоски, видеосалоны, как говорят, с порнухой — и просто наркотик для Макса игровые автоматы! Только успевай посмотреть, что очень не просто, если интересы шестнадцатилетней девочки и двенадцатилетнего мальчугана явно не сходятся, а еще обязательная программа — поездка на дачу и в Солнечногорск, на могилу дедушки Михаила Александровича и маминой подруги, тети Лани.
На даче Макс тут же покорил Анечку своим умением лазать по деревьям, ездить на велосипеде без рук, ловить жуков и выслеживать чужих кошек, так что она хвастала всей дачной детворе и грозила:
— Вот мой брат вам всем такое покажет!
На кладбище парень взгрустнул — он явно не знал как себя здесь вести, особенно если взрослые затаились — говорят в пол голоса, возлагают цветы и вспоминают всякие истории про «дедушку» и какую-то «тетю Лану», улыбающуюся летнему дню с большой, самодельно оправленной в металлическую рамку, фотографии. Макс вообще не мог понять, почему все люди на этих памятниках и крестах — улыбаются, а кто пришел навестить их — плачут.
— Может мне стихотворение какое-нибудь рассказать? — предложил вдруг он.
— Да ты что! Посиди смирно, — пыталась урезонить Максима Вика. А Женя посмотрела с сомнением и неожиданно согласилась:
— Давай, рассказывай. Тете Лане понравится, она очень веселая была. Макс не знал, как встать, и в конце концов расположился лицом к фотографии, наподобие пионера, рапортующего портрету мальчика-Ленина. Задумался, поскреб затылок, оглянулся на Вику.
— А что рассказать-то? Знаю! Тише. Стихотворение А. С. Пушкина «У лукоморья дуб зеленый». Вначале ему было очень забавно стоять навытяжку среди яркого солнечного дня и могил, как у доски и рассказывать урок. Но Женя с Викой странно притихли и не реагировали на его смешки и комментарии, сопровождавшие каждую запинку. «Там лес и дол видений полны…» — добрался, наконец, Максим до страшного места, и сам, поддавшись настроению, нахмурил брови и начал слегка подвывать, как полагается, если рассказываешь загадочные и страшные истории.
Каникулы кончались. Вика совсем замкнулась, не решаясь поговорить с матерью: чувствовала она, что в Одессе происходит что-то неладное. Уж очень неопределенные письма приходили от Кати. Вроде все в порядке — отец выздоравливает в санатории, Катя бывает у него каждое воскресенье. Но почему сам-то молчит? Почему телефон не прозванивается — даже Августа не берет трубку?
— Да волноваться отцу не надо, вот письма и не расписывает! — успокаивал Максим. — Ты ж сама знаешь — наш отец человек железный: если врач сказали «не волноваться» — он терпит и не волнуется. Соседский Боря уехал к бабушке на Украину. Макс теперь ходил за Викой, как привязанный. Вечерами детей отпускали в близлежащий кинотеатр, что не вызывало у Вики особого энтузиазма — зачем ходить куда-то, когда дома — «видак» и полно разных лент. Но в фойе кинотеатра работали игровые автоматы, магнитом притягивающие азартного парня.
— Ты можешь и не ходить со мной. Дай только деньги, я сам сбегаю. Полчаса — и все дела. В универсаме пока пройдись, — уговаривал сестру Макс. Но она не сдавалась и смиренно, как покладистая гувернантка, сопровождала пацана, резво припускавшего прямиком через заросший бурьяном пустырь.
Викины электронные часы уже показывали пять, но в теплом воздухе, насыщенном сизым душным маревом от огибавшего пустырь шоссе, не было заметно сумерек. Наваленные штабелями бетонные плиты какого-то долгостроя, оставленные здесь, наверно, еще со времен «застоя», почти скрывала высокая трава, в которой торчали совсем деревенские лопухи, кусты репейника и закрывающегося на день цикория.
Мужчины появились неожиданно, откуда-то сбоку, словно выросли из-под земли: высокий толстяк в светлом спортивном костюме и поджарый, «грузинского» типа, с черным галстуком на белой рубашке. Толстяк с приветливым лицом михалковского дяди Степы, слегка растопыря руки, притормозил идущего впереди Максима и обратился к подоспевшей Виктории:
— Вы дети генерала Шорникова, если не ошибаюсь?
Обескураженная Вика что-то пробормотала и Максим громко отчитался:
— Я, Максим Козловский, прибывший к сестре в Москву на каникулы.
Толстяк представился:
— Капитан Степанцов, Кузьма Кузьмич. Леонид Ефимович Шорников срочно отбыл с супругой Евгенией Михайловной в подмосковную часть по секретному заданию Генерального штаба. Планы резко изменились. Нам поручено позаботиться о детях. То есть, вас, Виктория, мама попросила подождать дома, а Максима мы должны срочно переправить назад в Одессу.
— Как это, как это? Я сестру ни за что без надзора Москве не оставлю. К ней и так на улице кто-нибудь всегда привязывается, — Максим и для убедительности взял сестру за руку.
Высокий вопросительно посмотрел на брюнета, державшегося в стороне:
— Что будем делать, товарищ начальник?
«Грузин» медленно подошел, внимательно посмотрел на Максима. Максим, демонстрируя свою решимость, прижался к Виктории.
— Ну, раз такое дело, Степанцов, — повезем детей к генералу, пусть он сам решает, — сказал с заметным кавказским акцентом.
Они прошли наискось, петляя между рытвинами и трубами к кустам боярышника, отделявшим пустырь от шоссе. В тени единственной хиленькой липы покорно ждала черная «Волга», из которой вышел еще один мужчина в штатском и вопросительно посмотрел на приближающуюся компанию.
— Едем все вместе. Придется разместить на заднем сидении четверых. Давайте-ка, ребята, загружайтесь живее, время не ждет, мать, наверно, волнуется, — скомандовал Степанцов. «Грузин» нырнул первым, потом сели Максим с Викой и, наконец, Кузьма Кузьмич, плотно захлопнув дверь. Впереди находился молчаливый шофер, и тот человек, что поджидал их в машине.
— Едем к пункту главного назначения! — распорядился Кузьма Кузьмич водителю и серьезно посмотрел на детей: — Примите во внимание, дорогие ребята, дело очень серьезное. Мы нарушаем приказ командира, забирая вас в часть. Поэтому прошу сохранять полное молчание в любых обстоятельствах. Сами понимаете, уже взрослые — строгая секретность!
Машина развернулась, и судя по тому, что проспект, ведущий в центр, остался в стороне, выехала на окружную. Мужчины упорно молчали, не поддерживая бесконечные попытки Максима прояснить обстоятельства поездки. «Грузин» искоса поглядывавший ни сидевшего рядом мальчика, вдруг спросил:
— А что теперь разрешают в школе в Бога верить?
— Почему это? — удивился тот.
— Вижу, на шее у тебя крестик висит.
Максим вытащил из-под футболки золотую цепочку с амулетом, подвешенную перед отъездом в Москву Катей. («Наверно, это твой талисман?. Уж не знаю, что там изображено, не по-нашему написано. Думаю, от дурного глаза и колдовства. Так что, пусть тебя в пути защищает» — сказала Катя, с трудом защелкнув замок. — И застежка какая-то мудреная! Уж точно, не потеряется.) — Это талисман от колдовства! — показал брюнету золотой шестигранник Максим.
— Вижу, вижу, спрячь, никому не показывай — вещь хорошая, наверно, дорого стоит, — предостерег «грузин» и обменялся взглядом со Степанцовым. Тот довольно крякнул и обратился к Вике:
— Мы решили, что детям генерала Шорникова можно доверить некоторые детали нашего секретного задания… Мы все здесь — коллеги Шорникова по Афганистану, боевые, так сказать, друзья. Ситуация складывается несколько сложнее, чем мы вам вначале вынуждены были обрисовать. Не имею права сказать большего, дело военное и сугубо секретное, генерал вам сам, что можно, расскажет, когда приедем. Но сейчас мы должны сделать небольшой перелет, надеюсь, вы не боитесь лететь на самолете?
— Вот еще! Вика уже сто раз летала. А мне вообще в самолете очень нравится! — обрадовался перспективе Максим. — А стрелять в нас будут?
Мужчины переглянулись и Степанцов криво ухмыльнулся:
— Надеюсь, нет.
— А почему мы вещи не забрали? Как же я полечу так, в одном сарафане, в тапках, да еще без паспорта? Давайте быстро домой заедем… всполошилась Вика.
— В ваш дом возвращаться опасно. Там может быть засада, доверительно сообщил Кузьма Кузьмич. — И вот, что ребята, путь далекий, вы, должно быть, голодны. У нас здесь есть спецпаек — бутерброды и «Пепси».
— Здорово! Я один целую бутылку могу выпить! — похвастался Максим.
Степанцов щелкнул замком кейса, извлек пакеты с бутербродами, бумажные тарелки, стаканчики и большую пластиковую бутылку «Пепси-колы».
— Жуйте и дорога покажется короче, — он весело подмигнул.
— Мне что-то пока не хочется, — отказалась Вика, почувствовавшая легкую тошноту, как перед выходом к доске. В отличие от Максима, это приключение ей почему-то не нравилось.
— Ну хоть бутербродик с семгой пожуй, рыженькая, — только в нашем штабном буфете бывает, — Кузьма Кузьмич протянул Вике тарелочку. Рыба оказалась очень соленой и Вика запила бутерброд целым стаканом шипучего вкусного напитка.
— Вот и отлично! «Пепси-кола» слегка тонизирует. Настроение будет бодрым, чтобы родителей не огорчать, — разлил по стаканчикам остатки довольный Кузьма Кузьмич и собрал остатки пиршества.
Они ехали теперь уже где-то за городом, пересекая поля, пролески и небольшие, удивительно уютные в косых лучах заходящего солнца деревеньки.