Культовые книги, коллекция монет, оружия, масок, заняли достойное место в кунсткамере у лорда Астора, деликатно свидетельствуя о былых увлечениях. Но иногда потустороннее бесцеремонно вторгалось в жизнь Джона, напоминая о его причастности. Эта девушка, Антония — кем послана и откуда явилась? Из преисподней, из светящегося тайной зазеркалья? Зачем вошла она в его жизнь накануне свадьбы и предвыборной компании, которую Астор надеялся выиграть? Загадка, колдовство, тайный знак…
Астор посетил с Патрицией собор Святого Иоанна Крестителя, но не для того, чтобы причаститься и исповедаться. Он хотел убедиться, что его не разобьет молнией перед старинной иконой Святого Иоанна, в честь которого назвали его родители, позднего, вымоленного ребенка — Джон. Иоанн улыбался мудро, всепонимающе, и Джон покинул церковь в просветленном состоянии, пожертвовав крупную сумму на приют имени святого. В предзакатную, тихую, золотистую пору, так ласково врачующую душу. А утром, выждав пару нервных часов, позвонил на виллу Браунов и все же разбудил дремавшую еще Тони. Астору пришлось обмануть прислугу, назвавшись именем первого, пришедшего ему на ум модельера. Дора, запыхавшись от волнения и крутой лестницы, растолкала Тони:
— Детка, там тебе Коко Шанель звонит. Деликатный такой!
— Кто-кто? — Тони изумленно таращила глаза, не успев объяснить Доре, что Коко — дама, причем, уже почившая. Из трубки глухо зазвучал незнакомый голос:
— Это Джон Астор. Доброе утро, Антония… Я должен тебя увидеть. От этого зависит моя жизнь. Проси что хочешь, но не отказывай. Тони молчала, сбитая с толку. Голос лорда был похож на механический, каким в кино говорят роботы. Слова и вовсе не были непонятны.
— Ты согласна? Я не сделаю тебе ничего плохого, ты нужна мне… Могу я прислать свой самолет?
— Да, — ответила Тони, все еще не понимая, что от нее требуется. — Завтра.
— Сегодня в 13 часов спортивный MW0318 будет ждать тебя во Флорентийском аэропорту. Назовешь свое имя летчику. Антония опустила трубку. Вот это да! Почему этому мрачному типу удалось так ловко уговорить ее каким-то невнятным бормотанием? С какой стати она полетит куда-то? Впереди еще два дня каникул, которые должны принадлежать бездумному отдыху.
— Вау! — подпрыгнула Тони, сообразив наконец, что начинается новое, заманчивое приключение. Теперь-то мадмуазель Браун натворит глупостей, а лорд Астор, конечно же, джентльмен, что скучновато, но в каком-то смысле весьма привлекательно. От Артура отделаться не удастся, да это и к лучшему — опытная дуэнья лишь подчеркивает привлекательность юной особы.
Артур не очень удивился сообщению о приглашении Астора и даже не стал отговаривать Тони:
— Почему бы и не прогуляться? Поглядим, на что способен этот «самый перспективный политик» в частной жизни… Только во что, Тони: по-моему, еще рано ставить в известность родителей о вашей свадьбе. Тони прыснула:
— Не думаю, что сэр Джон Астор способен на двоеженство.
— Двоежонство отпадает, — серьезно заявил Шнайдер. — Но насколько я знаю английских аристократов, после сегодняшних заявлений он обязан на тебе жениться.
…Получилось, что по уровню ясновидения в окружении Тони первое место занял Шнайдер. Уже через неделю Антония получила от Джона официальное предложение. А он еще и не пытался затянуть ее в постель.
События разворачивались с судорожной быстротой, как кадры старых кинофильмов: прогуливающийся джентльмен замечает на балконе отдыхающую девушку, он же, в белых перчатках, вручает ей, смущенно потупившейся, букет пышных бутафорских роз, он же в костюме жениха под руку с невестой спускается по ступеням собора и вот, о ужас! Девица, погнавшись за бабочкой, падает со скалы в морскую пучину, а безутешный молодожен рыдает над вытащенным на прибрежный валун юным трупом в чудесным образом уцелевшим и даже не намокшем кудрявом парике.
Прибывшая в Лондон мадмуазель Браун была доставлена в номер-люкс фешенебельного отеля «Рондо». Шнайдер получил достойный апартамент рядом. К обеду шофер Астора привез девушку к лорду домой, где вначале в дождливом, промокшем, осеннем парке, а потом у пылающего жаром камина состоялась весьма содержательная беседа.
— Антония, я не молод. В ноябре мне исполнится 36 («как Шнайдеру!» подумала Тони). Многие пророчат мне отличную политическую карьеру. Но даже в случае неудачи мое состояние позволит обеспечить твое существование не хуже принцессы Монако. Ты будешь представлена ко двору, у тебя будут выезды, свой дом и прислуга. Ты сможешь оставить свою работу или сохранить для удовольствия часть самых интересных контрактов. Если пожелаешь — можешь начать любое другое дело — я окажу тебе финансовую и деловую поддержку, — Астор жадно глотнул воздух, продолжил: — Я здоров, ты можешь получить подробную справку у моего домашнего врача. Я имею довольно необычное, но не претящее женщине хобби. Сейчас я покажу тебе мою, ставшую знаменитой коллекцию. — Он методично шагал рядом с Тони по бесконечной кленовой аллее, не замечая усиливающегося дождя. «Боже, лорд, кажется, хочет предложить мне содержание. Мне — Антонии Браун! — молнией пронеслось в голове Тони. — Я покажу этому наглому аристократишке!»
— Вашего дворецкого не затруднит вызвать мне такси? — светски холодно улыбнулась она. — Но прежде я должна хотя бы просушить обувь. Хочу обратить ваше внимание на не совсем благоприятствующую прогулкам погоду.
Джон смахнул со лба мокрую прядь и робко улыбнулся:
— Простите, простите меня, Антония! Я готовил эту речь уже два дня, как перед выступлением в парламенте. Кажется, я переутомился. Скорее греться в каминный зал — он у меня всегда великолепно протоплен!
Седой, солидный слуга с невидящим взглядом принес вазу с бисквитами и хрустальные бокалы с золотыми гербами.
— Что вы будете пить? Мне кажется, надо что-то погорячее, учитывая грозящую простуду! — Дони открыл — дверцу в дубовой панели, представив подсвеченный изнутри бар.
— У вас нет возражений против шотландского глинтвейна? Конечно, он более приемлем в матросской таверне, но выглядите вы сейчас, как после хорошего шторма. — Астор кивнул слуге. Тони отрицательно покачала головой и поднялась.
— Кажется, мне удалось немного согреться у огня. Благодарю за гостеприимство, но, боюсь, что мне пора. Ваша речь удалась, но адресат выбран неверно. Сэр Астор, вы чрезвычайно щедры в своих намерениях устроить мою жизнь. Увы, я слишком молода для того, чтобы пренебрегать условностями. Кроме того, меня хорошо воспитали!
— Антония! — Астор вскочил. — Антония — вы поняли меня превратно! Я никогда не посмел бы предложить вам… Боже… как вы могли подумать такое! — Астор сморщился как от зубной боли.
— Если я правильно информирована, вы помолвлены с леди Патрицией Грейс, — смиренно опустила ресницы Тони. Искоса она наблюдала за его смущением, за ставшими вдруг не ловкими движениями провинившегося школьника. Казалось, Джон не мог найти слов, прислонившись к камину, он молча созерцая танец огня. «А он мил, решительно — очень мил. И вовсе не стар. Эти скрутившиеся от дождя завитки, грустные умные глаза и какая-то роковая тайна, скрывающаяся за сумасшедшей безрассудностью поступков», думала Тони, загрустив вдруг по несостоявшейся пока в ее жизни любви. Она машинально взяла принесенный слугой горячий напиток и память тела, скорее чем память души, взмолилась о продолжении этого вечера, о том, чтобы Астор остался рядом. Она, как бы на минутку, присела на краешек кресла, задумчиво теребя брелок на запястье.
— Джони, я не назвала главной причины моего отказа: я настолько наивна, что мечтаю о настоящей любви…
— Вы уверены, что не сможете полюбить меня? — спросил Астор таким тоном, будто собирался выслушать смертный приговор. — Думаю, что не смогу сейчас объяснить, что произошло со мной за эти дни, нет — за часы, прошедшие с той роковой минуты, когда я увидел вас. Я знаю — это судьба. Жить без вас мне неинтересно и невозможно. Мое существование — песок, убегающий сквозь пальцы. Сухой серый песок. Вправе ли я назвать это чувство любовью? Не знаю… Может быть, оно больше любви, а может — нечто другое… — более опасное, могучее… — Астор глубоко вздохнул и решительно продолжил: — Я буду ждать, Антония. Сегодня вечером, каким бы ни было ваше решение, я расторгну помолвку с леди Грейс. Я должен сделать это в любом случае. А ровно через сутки (он посмотрел на огромные напольные часы) в 17 часов ноль минут я жду вестей. В случае вашего согласия — я вечером представлю вас своей матери. А если нет — вы свободны. Мы никогда не увидимся больше и никто не узнает о состоявшейся здесь встрече.
— Но вы так и не сказали, чего, собственно, ждете от меня, Джон, чего хотите, — Тони поставила свой бокал и поднялась.
— Я прошу Вашей руки. Вернее, согласия, просить вашей руки у ваших родителей… А хочу я того, что не произошло той ночью во Флоренции. Страстно, болезненно, обреченно… Простите за откровенность и не поминайте меня злом. Астор позвонил в колокольчик, и тот же молчаливый слуга проводил леди к автомобилю.
— Так что, я почти леди Астор, ты настоящий оракул, Артур, — Тони радовалась, как ребенок новой игрушке, доложив Шнайдеру о встрече с лордом.
— Ну нет, детка! В этих кругах такие события впопыхах не происходят. Начнутся смотрины, выводы в свет, знакомства, сбор досье, помолвка, оглашенная во всех средствах массовой информации, сплетни, слух и копание в вашем прошлом. И если вы выдержите год — пожалуйте под венец. Но, предупреждаю, дистанция, поистине, марафонская. Представив все «за» и «против», Артур сокрушенно покачал головой. И вдруг, подхватив, закружил Тони по комнате.
— А знаешь, Карменсита, я счел бы себя первоклассной свахой, если бы сумел устроить этот брак!
Апартаменты, отведенные Максиму во дворце эмира, поражали роскошью. Такое можно было увидеть разве в кино, и то лишь в таком как «Синдбад-мореход», «Багдадский вор» или «Али-Баба». Понадобилась бы неделя, чтобы облазить и осмотреть — залы, украшенные как драгоценные шкатулки, мраморные дворики с лениво журчащими фонтанами, круглую, выложенную золочеными плитками купальню под сверкающим, подобно новогоднему хрустальному бокалу куполом. Здесь было почти не жарко, и любое пожелание, как в сказке, сразу исполнялось. Залы, сады и даже бассейны предназначались только для Максима. Помимо этого у него появилась свита, одетая с восточной роскошью и никогда не показывающая Максиму спину. Он безумно хохотал, представляя как будет рассказывать в школе об этих толстяках, пятящихся под его взглядом оттопыренным