— Послушай, детка, ты не должна сейчас торопиться все понять, просто расслабься, наблюдай, и если хочешь, держи меня за руку, а если будет страшно, скажи громко: «Я молодец, и папа меня не бросит!» Остин, продолжая нашептывать утешительные слова, медленно вел девушку к причалу. Она шла как слепая, неуверенно ставя ноги и даже протянув вперед правую руку (левой она вцепилась за руку Брауна). Какая-то парочка, закусывающая прямо на асфальте синим виноградом и булкой, откусывая ее поочередно, резко посторонилась. «Чокнутые или бухие», — сказал вслед странным прохожим парень, едва успев выхватить из-под ног девушки свой завтрак.
Браун подвел Викторию к причалу, возле которого покачивалась на волнах его яхта, и, достав из кармана ключи, позвенел ими в воздухе:
— Сейчас поедем домой на собственном судне. Ты не боишься плавать? Вика уставилась на белое суденышко, словно это было привидение и Остин увидел, как медленно зарождалась и расцветала на пересохших губах счастливая улыбка. Настоящее, огромное, великолепное счастье!
— «Victoria!» — прочла она тихо и повернула к нему лицо, сияющее такой любовью, что у него перехватило дыхание. — Это ты ради меня так назвал? — Голос дрогнул, она проглотила комок, дернув худой, длинной шеей. Но напрасно: переполнив распахнутые глаза, по впалым щекам, мартовскими ручейками побежали слезы.
ЧАСТЬ 5АЛМАЗНЫЕ СЛЕЗЫ
Алиса в раздумье ходила по кабинету Остина. Море штормило, резкие порывы ветра бросали потоки дождя в оконные стекла. Комната тонула в полумраке, молчали телефоны, притихли вдоль стен высокие разные шкафы с книгами, чья мудрость ни в чем не могла помочь ей сейчас.
Сколько тревожных событий произошло в последнее время! Остин отсутствовал, отравившись две недели назад в одной из своих «деловых поездок» и оставив на попечение жены привезенную русскую девушку. Уже сорок дней прошло с тех пор, как Алиса сообщила Йохиму о гибели Ванды. Католики не отмечают этот поминальный день, но Алиса, налив себе рюмку коньяка, с благодарностью подумала о Ванде, матери Антонии, которую она видела всего один раз — в тот праздник на Острове, когда Остин представил супругам Динстлерам свою семилетнюю «дочь». Чудовищная ситуация: Тони, как и следовало полагать, не откликнулась на просьбу родителей проводить в последний путь женщину, которую она почти не знала. За гробом следовал потемневший, ссутулившийся Йохим и растерянный Крис, виснувший на руке бабушки Леденц.
Алиса не могла представить Динстлера одиноким. Кем станет он под гнетом одиночества и горя — ушедшим в себя неряшливым стариком или холодным, безжалостным «сверхчеловеком», продолжающим свой рискованный эксперимент? Алиса знала лишь наверняка, что Йохим никогда не заберет у нее Тони и, увы, не найдет опоры в своем сыне. Крис не станет ему близким человеком, даже если вырастет талантливым и сильным мужчиной. И, конечно же, профессор навсегда останется вдовцом. Не надо быть ясновидящей, чтобы предсказать ему эту судьбу. Вот ты и опять одинок, Йохим…
Свинцовое море, теряющее на ветру пожухлую листву деревья, потоки дождя, грозившие потопить землю. Все это уже однажды было, гоня Алису по скользкой горной дороге вниз, в неведение, в пустоту… Как всегда бывало в моменты повышенной ответственности, на нее навалилась сонливая слабость. Организм Алисы после того, давнего потрясения, спасался от перенапряжения в забвении сна. Ей захотелось уткнуться в подушку, выйти из игры, чтобы однажды солнечным утром, выплыть из щадящей полутьмы, увидеть улыбающегося Остапа.
— Все уже позади, детка! А ну-ка взгляни какой славный сегодня денек! — скажет он, распахивая окно в солнечную синеву. Так бывало всегда, стоило лишь Остину уловить отблеск беспокойства в ее голосе или взгляде. Муж незаметно отстранял Алису от всех проблем, под благовидным предлогом. То ее срочно вызывали на какую-нибудь консультацию в солнечную спокойную страну, то Остин просил сопроводить его гостей в увеселительное морское путешествие, а после оказывалось, что именно в эти дни неугомонный Браун провел очередную, весьма рискованную операцию.
Но с тех пор как в из доме появилось это нелепое, несчастное существо, похожее на бездомного щенка, Алиса сама должна была спасать и поддерживать, мечтая о том прекрасном часе, когда войдя в комнату Виктории скажет:
— Все в порядке девочка! Посмотри-ка, что за дивный сегодня день! Но «синоптические» прогнозы были, увы, далеко не благоприятные.
Алиса в раздумье постучала в комнату Виктории и тихо приоткрыла дверь. Девушка как всегда сидела в кресле, развернутом к широкому окну, не включив ни телевизора, ни радио. Ее любимые книги на русском языке, привезенные из библиотеки Александры Сергеевны Грави, лежали на столике нетронутыми. Тщетно зацветал дюжинной розовых бутонов кустик нежных цикломенов у изголовья кровати: Виктория тупо смотрела в мокнувший под дождем сад.
— Ты, наверно, голодна, Тори? Модам Лани сказала, что убрала нетронутым борщ, который сварила специально по рецепту твоей тети.
— Я не хочу есть. Мадам Алиса, позовите, пожалуйста, тетю Августу, едва слышно проговорила Виктория, не повернув головы.
— Ты уверена, что не хочешь говорить со мной? Я готова помочь в любой твоей проблеме… — робко попыталась Алиса пробить броню отчуждения.
— Нет, простите. Вы не сможете мне помочь. Пусть придет Августа…
— Ну ладно, поговорим после, — Алиса вышла из комнаты и позвала:
— Августа Фридрихновна, зайдите, пожалуйста, к девочке!
…Уже более месяца Виктория жила на Острове Браунов. Сорок дней, а кажется, что прошла целая жизнь. Виктория чувствовала себя старушкой, пробужденной от векового сна, хотя уже знала, что никакой летаргии не было. Еще в тот день, когда Остин увез ее от Динстлера, она увидела свое отражение в зеркале на яхте. Лицо оказалось осунувшимся, подурневшим, но явно — молодым. Куда же провалились эти 15–20 лет, за которые ее отец успел разбогатеть и стать солидным пятидесятилетним господином, да еще гражданином Франции? Виктория мучилась, забрасывая его вопросами и вдруг спросила:
— А почему тебя в клинике называли Остин?
— Так меня зовут здесь. Остин Браун… И, вообще, девочка, не терзай себя и меня неразрешимыми сейчас загадками. Отдохни немного и, даю тебе честное слово, все непременно прояснится, — Остин протянул руку, чтобы погладить ежик на Викиной голове, но она отстранилась, глядя на Остина полными ужаса глазами. «Неужели, это всего лишь бред и мужчина, улыбающийся отцовскими глазами, совсем чужой человек?!» — мысли Виктории путались, головная боль усиливалась, грозя разнести затылок.
— Мне нужен анальгин, — прошептала она и проглотив предложенную Брауном таблетку, прилегла на мягкий кожаный диван. Остин укрыл ее теплым пледом, стало спокойно и безразличней. Только очень интересно было наблюдать, как прыгает в окне, приближаясь и обрастая деталями, высокий, пышный как торт остров…
Спящую девушку отнесли в комнату на втором этаже, выходящую на южную сторону. Тут ее впервые и увидела Алиса — свернувшийся под одеялом комок теплой, затерявшейся в мире человеческой плоти. «Чья-то любимая дочь, внучка. Чьи-то сердца разрываются сейчас от боли при мысли об этом потерянном дорогом существе», — с содроганием думала Алиса, представив себя на месте неведомых родителей Вики.
— Мы должны поскорее вернуть ее близким. Страшно даже представить последствия этой нелепости, совершенной фанатичными арабами, — с мольбой посмотрела она на мужа, но в его молчании и ответном взгляде скрывалась такая грусть, что Алиса больше ничего не сказала, лишь прижалась к Остапу, слушая стук сердца в его груди и поняла: ничего пока сделать нельзя.
Последовавшие после прибытия девушки дни были сплошной пыткой. Они не знали, что отвечать на ее вопросы, как вести себя и единственное что могли сделать для гостьи — окружить теплом и заботой.
Виктория замкнулась в себя, почти не реагируя на попытки наладить контакты. Приглашенный Остином невропатолог, выслушав ее историю (конечно же изрядно отредактированную), порекомендовал как можно скорее устроить встречу Виктории с кем-нибудь из близких. Хороший совет, но абсолютно не выполнимый. Вот тогда Остину пришла в голову идея, на реализацию которой он потратил около месяца, использовав все имеющуюся в его распоряжении и полномочиях ИО возможности. В результате в начале ноября на причал Острова была высажена сухощавая старушка, пожелавшая самостоятельно, без помощи Малло взобраться к дому по крутой каменной лестнице. Брауны, наблюдавшие за путешествием гостьи с балкона, изумленно переглядывались — 86 лет и такой уверенный твердый шажок!
Августа Фридрихновна Белова (в девичестве Габернье), конечно же, не собралась бы в Америку, а тем более во Францию. Но Бенджамен настаивал, а после того, что произошло этим летом, Августа впервые почувствовала себя потерянной. Что за ужасная история, право же! Кто бы мог себе представить?! Верно говорят в народе «беда не ходит одна». Но таким тайфуном обрушиваться на славное, безобидное семейство — уж совсем не справедливо и слишком жестоко… Вначале положили в больницу Алексея Козловского. Наездник, силач, добряк, каких мало, красавец… Надо провести обследования, говорят. Крутили и так и этак, на консультацию куда-то возили, а ему все хуже и хуже, даже с кровати подняться не может. Записки черкнуть не в силах — руки не слушаются. Катя театр забросила, при муже сидит, хорошо еще, детей в Москву отправили. А здесь известие: «Исчезли дети генерала Шорникова, недавно вернувшегося из Афганистана. Возможно похищение…, ведется расследование.» Решили больному не говорить, и так слаб. Повременить с сообщением немного, а там либо преступников найдут, либо Алексею с головой полегчает. Да куда там… Срочно забрали больного в бессознательном состоянии на операционный стол — трепанация черепа, закупорка какого-то сосуда.
Просидела Катюша до поздней ночи под дверями «экстренной хирургии», а потом вышел к ней доктор, высокий такой, худющий и говорит: