Сегодня он смотрел иначе.
Солнце стояло у него над головой, отчего на скулах залегли тени, а голубизна глаз казалась особенно холодной на фоне блеклого ландшафта. Взгляд этих глаз в обрамлении черных ресниц был необычным – он был способен остановить кого угодно и заставить человека, вздрогнув, задуматься о своей правоте. Этот взгляд заставил вздрогнуть и меня. Рейф небрежно держал в одной руке сразу две корзины как бы в объяснение своего присутствия.
– Меня прислала Паулина. Сказала, что ты забыла это.
Я едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Конечно, это она. Моя находчивая Паулина. Даже сейчас, в таком состоянии, она оставалась истинной придворной, умело плетущей хитрые интриги, чтобы воздействовать на события издалека. И такой обаятельной девушке не смог бы отказать даже Рейф.
– Спасибо, – ответила я. – Она занемогла и вернулась домой, а я не догадалась взять ее корзины.
Он кивнул, как будто я сказала что-то важное, а потом скользнул глазами по моим плечам и обнаженным рукам. Сорочка мгновенно показалась мне совсем не такой благопристойной, как раньше, но все равно я не могла ничего исправить. Моя рубашка, вместе с кинжалом, была брошена на седло Отто. Я подошла ближе, чтобы забрать корзины, стараясь не думать о румянце, залившем мне лицо.
Конь под ним был настоящим великаном, мой равианский жеребец рядом с ним выглядел бы, как пони. В таких ценится не резвость, а сила и даже устрашающий вид. Рейф сидел в седле очень высоко, ему пришлось нагнуться, чтобы я могла дотянуться до корзин.
– Прости, если я нарушил твое уединение, – сказал он, отдав их мне.
Извинение застало меня врасплох. Его голос звучал ровно, вежливо, ничего общего с вчерашней озлобленностью.
– Не следует просить прощения за любезность, – ответила я, подняв голову, а затем… не успев запретить себе говорить, я услышала собственный голос, который предлагал ему остаться и напоить коня. – Если вы располагаете временем, конечно.
Что я творю? Что-то в этом человеке меня пугало и настораживало, но в то же время было в нем и нечто притягательное, настолько, что я забыла об осторожности.
Брови у Рейфа поползли вверх, когда он услышал мое приглашение, и я взмолилась, чтобы он ответил отказом.
– Пожалуй, я располагаю временем, – произнес он. Потом он соскочил с коня и отвел его к озерцу, но тот только фыркнул, понюхав воду. Жеребец был пегий, черный с белым, и, хотя своими грозным обликом внушал страх, все же был невероятно красив. Никогда еще я не видела такого прекрасного скакуна. Его шерсть лоснилась, а великолепные щетки[1] на передних и задних ногах поднимались и ниспадали сияющими белыми облаками, когда он скакал. Бросив поводья, Рейф обернулся ко мне.
– Вы с Гвинет собираете ягоды?
– Они понадобятся Берди для праздника.
Он подошел ближе, на расстояние вытянутой руки, и осмотрел каньон.
– Так далеко от постоялого двора? Неужели ближе ничего не нашлось?
– Таких ягод, как в этом каньоне, нет нигде, – твердо отвечала я. – Здесь они вдвое крупнее.
Он смотрел на меня так, словно не слышал моих слов. Я поняла – сейчас что-то произойдет. Мы вперились в глаза друг другу, как будто наши воли сцепились в каком-то таинственном поединке – я чувствовала, что если отведу взгляд, то проиграю. Наконец, Рейф опустил глаза, с почти виноватым видом, покусывая нижнюю губу, и я перевела дух.
Его лицо смягчилось.
– Не нужна ли помощь?
Помощь? Я неловко перехватила корзины, уронив одну.
– Сегодня настроение у вас заметно лучше, чем вчера, – заметила я, присев и шаря вокруг себя рукой, пытаясь ее нащупать.
– Мое настроение и вчера не было скверным.
Я выпрямилась.
– Было. Да и вели вы себя, как неотесанный мужлан.
Уголки его рта медленно поднялись в усмешке, той же самой невозможной, надменной, полускрытой усмешке, что и вчера.
– Ты удивляешь меня, Лия.
– Чем же? – спросила я.
– Многим. Например, тем, что так ужасно боишься кроликов.
– Боюсь кроликов?.. – Я растерянно мигнула. – Вы не должны верить всему, что болтают люди. Паулина известна тем, что щедро приукрашивает правду.
Он неспешно потер подбородок.
– Разве не все так поступают?
Я присматривалась к нему, не менее внимательно, чем к Гвинет, изучала, и все же Рейф оставался даже большей загадкой, чем она. Каждое его слово звучало весомо и, казалось, таило скрытый смысл.
А Паулина еще ответит мне за все, начиная с рассказа о кроликах. Я решительно направилась к ягодным кустам. Поставив одну корзину на траву, начала собирать ягоды во вторую. Сзади раздались шаги. Рейф подошел ближе, поднял свободную корзинку.
– Предлагаю перемирие. Временное. Обещаю не быть неотесанным мужланом.
Уставившись на куст ежевики прямо перед собой, я изо всех сил старалась не расплыться в улыбке.
– Перемирие, – ответила я.
Стоя совсем рядом со мной, Рейф сорвал несколько спелых ягод и бросил их в мою корзину.
– Я не занимался этим с самого детства, – заметил он.
– В таком случае у вас неплохо получается. И в рот еще ни одной не положили.
– А что, можно было так делать?
Я отвернулась, скрывая улыбку. Он говорил весело, даже игриво, хотя и трудно было в такое поверить.
– Нет, так делать нельзя.
– Тем лучше. К тому же это не самый соблазнительный для меня вкус. Там, откуда я родом, такие ягоды редки.
– И что же это за места, если позволено будет спросить?
Его рука зависла над ягодой, точно решая, срывать ее или оставить. В конце концов он все же решил сорвать ее и объяснил, что его родина – маленький городок на самом юге Морригана. Я поинтересовалась названием и услышала в ответ, что городишко так мал, что не имеет названия.
Было совершенно ясно, он не желает вдаваться в подробности того, откуда он родом. Что ж, возможно, он, как и я, бежал от неприятного прошлого, но это не означало, что я обязана принимать его россказни за чистую монету. Можно немного поиграть, решила я.
– Город без имени? В самом деле? Какая удивительная история.
Я ждала, что он начнет выкручиваться, и он меня не подвел.
– Точнее, это просто местность. Отдельные дома, разбросанные там и сям, в лучшем случае. Мы, те, кто там живет, земледельцы. В основном земледельцы, крестьяне. А ты? Откуда ты родом?
Безымянная местность? Возможно. Крепкий, загорелый – крестьянин, конечно, мог так выглядеть. Однако в нем было и столько некрестьянского – манера говорить, осанка, то, как он держался… но особенно эти пугающие голубые глаза. Жестокие, как у воина. Они никак не походили в моем представлении на глаза мирного крестьянина, возделывающего землю.
Я забрала ягоду, которую он держал, и бросила себе в рот. Откуда я родом? Я прищурилась и ехидно ухмыльнулась.
– Из маленького городка на самом севере Морригана. В основном, крестьяне. Просто местность, в сущности. Разбросанные там и сям домишки. В лучшем случае. Названия нет.
Рейф не удержался от смешка.
– Выходит, мы прибыли из далеких, но очень похожих миров, верно?
Я смотрела на него во все глаза, не в силах поверить, что рассмешила этого сурового человека. Под моим взглядом улыбка медленно исчезла с его губ. Но едва заметные морщинки в уголках глаз все еще таили смех. Этот смех вообще смягчил, казалось, все его существо. Оказалось, что он намного моложе, чем я решила сперва. Лет девятнадцати, вряд ли больше. А интересно…
Я вспыхнула. Что же я делаю: стою и разглядываю его в упор, даже не ответив на вопрос. Я отвернулась и рьяно принялась обирать куст, не разбирая, что передо мной, так что в полупустой корзине оказалось несколько зеленых ягод.
– Не пройти ли нам немного подальше? – предложил Рейф. – Мне кажется, эти кусты мы уже обобрали дочиста, если, конечно, Берди не ждет кислятины.
– Да, пройдем дальше.
И мы стали двигаться вдоль каньона, собирая ягоды. Он спросил, давно ли я работаю на постоялом дворе, и я ответила, что недавно, всего несколько недель.
– А чем ты занималась до этого?
Все то, чем я занималась в Сивике, не заслуживало упоминания. Почти все.
– Я была воровкой, – сообщила я. – Но решила попытать счастья в честной жизни. Пока довольна.
Он улыбался.
– Что ж, по крайней мере, у тебя есть дело, которое прокормит в случае нужды?
– Вот именно.
– А родители? Ты часто с ними видишься?
Со дня нашего с Паулиной побега я не обсуждала этого ни с кем. За мою голову наверняка объявлено вознаграждение.
– Мои родители умерли. Как вам понравилась вчера оленина?
Рейф кивнул, подтверждая, что принимает такую резкую смену темы разговора.
– Очень понравилась. Отменная оленина. Гвинет была щедра и не обделила меня добавкой.
Интересно, в чем еще проявилась ее щедрость, невольно подумала я. Нельзя было сказать, что Гвинет когда-либо переступала границы приличий, но она явно знала, как привлечь внимание определенных посетителей – и мне стало интересно, не был ли Рейф одним из них.
– Так, значит, вы здесь задержитесь?
– На время. По крайней мере, на праздники.
– Вы веруете?
– Можно и так сказать.
Ответ был уклончивым, и я не поняла, что же больше привлекает его в предстоящем празднестве – угощение или вера. На ежегодных торжествах вкусной еде и возлияниям уделялось не меньше внимания, чем священным обрядам, так что каждый участник мог отдать предпочтение тому или другому.
– Я заметила, у вас все руки в порезах. Это от вашей работы?
Рейф поднес руку к глазам, точно и сам только что заметил царапины.
– А, это. Уже почти зажило. Да, это я батрачил в одном хозяйстве, но сейчас я как раз в поисках работы.
– Если вам нечем платить, Берди не уступит, выгонит прочь.
– Берди не о чем беспокоиться. Я только временно без работы. Но денег у меня хватает.
– Тогда все в порядке. А вообще, на постоялом дворе нашлось бы для вас дело – в счет платы. В домике за таверной, например, протекает крыша. С новой крышей Берди смогла бы его сдавать постояльцам и больше заработать.