Я отошла и встала у камина, глядя на огонь. Да, она права. И все же происшедшее было не обычным нападением, а чем-то другим, более зловещим. Я чувствовала, как на меня надвигается что-то серое, неумолимое. Я ясно вспомнила колебание в голосе Вальтера. Мы их сдержим. Как всегда. Но не в этот раз.
Все время что-то бурлило, кипело. А я ничего не замечала вокруг себя. Жизненно важный альянс, говорила мама. Что если и вправду единственным способом его добиться было пожертвовать дочерью? Возможно, если вспомнить, сколько взаимного недоверия накопили наши страны за века. Этот союз следовало скрепить чем-то большим, чем подписи на листе бумаги, которую можно и сжечь. Его надлежало скрепить плотью и кровью.
Я посмотрела на крошечный кружевной чепчик, который держала в руках. Я собиралась подарить его Вальтеру и Грете. Теребя в пальцах тончайшее кружево, я вспомнила, как радовалась, покупая его. Грета погибла. И дитя погибло с ней. А Вальтер обезумел.
Я бросила вещицу в огонь, услыхала за спиной приглушенный шепот. Смотрела, как кружево, охваченное пламенем, скручивается, чернеет, горит, превращается в пепел. Будто и не было его никогда.
– Мне нужно вымыться, – ноги у меня до сих пор был в корке грязи.
– Хочешь, я пойду с тобой? – вскочила Паулина.
– Нет, – и я осторожно притворила за собой дверь.
Глава сороковая
По ту сторону смерти,
За великим разломом,
Где голод пожирает души,
Умножится скорбь их.
Дзинь.
Дзинь.
Дзинь.
Дзинь.
Вот уже два часа я была на лугу, снова и снова бросая свой кинжал. Мишенью был маленький пенек, но я почти не промахивалась. В зарослях дикой горчицы я протоптала дорожку, бегая за ножом и обратно. Лишь несколько раз он пролетел мимо цели – когда я позволяла себе задуматься о чем-то.
Дзинь.
Дзинь.
А потом бряк, хлоп, шлеп, когда нож не попадал и скрывался в высокой траве позади мишени. Слова Вальтера, лицо Вальтера, душевная мука Вальтера не выходили у меня из головы.
Я старалась выстроить их в какую-то осмысленную картину, но откуда взяться смыслу, когда речь об убийстве. Грета не была воином. Ребенок даже не сделал первого вздоха. Дикари. Я нагнулась, ища нож, упавший куда-то в траву.
– Лия?
Я резко выпрямилась. Это был Каден. Он соскочил с лошади. По его виду я сразу поняла, что он что-то слышал – возможно, наш тихий разговор в таверне.
– Как ты меня нашел?
– Это было нетрудно.
Луг простирался вдоль дороги, ведущей из города. Я только сейчас осознала, что все это время была на виду у всех, кто шел или проезжал мимо.
– Берди сказала, что вы с Рейфом уехали ранним утром. До восхода, – мой голос звучал безжизненно. Как будто принадлежал не мне, а кому-то другому.
– Не знаю, куда отправился Рейф. У меня свои дела.
– Обязанности, которые ты упоминал.
Он кивнул.
Я посмотрела на него. Морской ветер растрепал ему волосы, светлое золото, ярко сияющее на полуденном солнце. Его взгляд, уверенный, спокойный, был прикован ко мне.
Я поцеловала его в щеку.
– Ты хороший, Каден. Упорный, надежный – и верен своему долгу.
– Лия, я…
– Уходи, Каден, – перебила я. – Уходи. Настало время и мне подумать о своих обязанностях.
Я отвернулась и пошла прочь, не дожидаясь ответа, не посмотрев, услышал ли он меня. Вскоре за спиной раздался цокот копыт его коня. Я отыскала в траве нож и метнула снова.
Она была в синем платье. Ребенок уже шевельнулся.
Я должен что-то делать, Лия. Я должен что-то делать.
Сейчас я видела не только лицо Вальтера. Не только Грету.
Я видела Брина. Я видела Регана.
Я видела Паулину.
Я должна что-то сделать.
Глава сорок перваяРейф
Когда я вернулся, брезжил рассвет. Целый день я не ел, и голова раскалывалась. Я отвел коня в стойло и расседлал его, чувствуя, как после долгого дня, проведенного в седле, лицо горит от ветра и солнца. Еле держась на ногах от усталости, я все продолжал размышлять о том, как бы наилучшим образом все устроить. Как выйти из этого положения? Я запустил пальцы в волосы. В поездку я отправился наспех, ничего как следует не продумав, хотя прошлой ночью, после расставания с Лией, почти не сомкнул глаз.
– Нам нужно поговорить.
Я вздрогнул. Видно, был так погружен в свои мысли, что и не заметил, как она подошла. Повесив седло на крюк, я повернулся к ней.
– Лия…
– Куда ты уезжал? – Она была напряжена, стояла неестественно прямо, говорила отрывисто.
Не понимая, в чем дело, я шагнул навстречу.
– Надо было уладить кое-какие дела. Что-то не так?
– Срочные дела у безработного батрака?
Что с ней стряслось?
– Я же говорил, что не работаю лишь временно. Нужно было заказать кое-что для хозяйства.
Заметив, что все еще держу в руках попону, я повесил ее и подошел к Лии еще на шаг. Заглянул ей в глаза, готовый перецеловать каждую черную ресницу – и по-прежнему не понимая, как меня угораздило так влюбиться. Лия бросилась навстречу, обеими руками обхватила мою голову и в каком-то неистовом порыве прижалась губами. Ее руки скользили по моей шее, груди, ногти впивались в кожу. В ее дыхании я услышал не желание, а отчаяние. Я отпрянул и, не отрывая от нее глаз, потрогал прикушенную губу.
– Что-то случилось? – спросил я.
– Я уезжаю, Рейф. Завтра.
Я молча смотрел, не понимая, что она говорит.
– Что значит «уезжаю», о чем ты?
Лия зашла в пустое стойло, села на тюк сена.
– Я должна вернуться домой, – заговорила она, рассматривая балки над головой. – Пришла пора выполнять свои обязательства.
Домой? Сейчас? Я ничего не мог понять, мысли лихорадочно метались.
– О чем ты? Какие обязательства?
– Долгосрочные. Я не вернусь сюда.
– Никогда?
Лия смотрела на меня без всякого выражения.
– Никогда, – наконец повторила она. – Я не все рассказала тебе о своих родных, Рейф. Мне всю жизнь лгали, меня использовали в своих целях. Я возвращаюсь не потому, что хочу этого. Дело в другом: своим поступком… своим предательством я причинила им и другим людям много боли. Теперь я должна вернуться, чтобы исполнить долг.
Ее голос звучал глухо и тускло. Я потер подбородок. Как она изменилась за день. Совсем другая Лия была передо мной. Лгали и использовали в своих целях. Я отвел взгляд, пытаясь вникнуть в сказанное ей и одновременно как-то перестроить собственные рухнувшие планы. Потом снова посмотрел на нее.
– Ты уверена, что родные дадут тебе такую возможность?
– Не знаю. Но я обязана попытаться.
Завтра. Я считал, что у меня больше времени. Это слишком скоро. Как же…
– Рейф?
– Погоди, – отозвался я. – Дай мне подумать. Я должен все прояснить.
– Нечего прояснять.
– Тебе обязательно ехать завтра? Неужели это не терпит несколько дней?
– Нет. Дело не терпит.
Лия сидела, будто каменная. Что здесь случилось, пока меня не было? Ясно было одно: ее решение окончательно и неизменно.
– Мне понятно, что такое долг, Лия, – заговорил я, стараясь выиграть время. – Долг – это важно.
Не менее важна верность. Я судорожно сглотнул, горло саднило от песка и дорожной пыли.
– Когда ты собираешься выехать завтра?
– Утром. Рано.
Я кивнул, хотя все внутри противилось этому. У меня почти не оставалось времени. Но одно я знал наверняка. Я не должен отпустить ее обратно в Сивику.
Глава сорок вторая
Вещей у меня было немного. Все, что я собрала, уместилось в двустороннем седельном вьюке и еще осталось место. Я не взяла с собой купленную здесь новую одежду. Оставлю ее Паулине, тем более, что носить ее в Сивике все равно не смогу. Еще я взяла немного еды, но на этот раз собиралась ехать неторопливо и ночевать на постоялых дворах. Эта была одна из уступок, на которые я пошла, когда Паулина гневно швырнула мне в лицо мешочек с драгоценностями, которые я хотела ей оставить. Мы ссорились весь вечер. С Берди у меня тоже был длинный разговор, но она в конце концов согласилась, что я должна ехать. Что же до Гвинет, то она, кажется, все знала еще до того, как я ей сказала.
Но я никак не ожидала, что Паулина может так рассвирепеть. Такой я никогда ее не видела. Наконец я все же вытащила из шкафа свой вещевой мешок, а она, хлопнув дверью, убежала в таверну. Не могла я объяснить ей, что среди лиц, которые видела на лугу, было и ее лицо. Такое же, как у Греты, с широко раскрытыми, но невидящими глазами, новая жертва – в случае, если я буду и дальше бездействовать.
Удачным окажется альянс или нет, я не могла больше рисковать хоть одним человеком из тех, кого любила. Я должна была постараться это предотвратить. Осмотрев нашу комнату – не забыла ли чего – я заметила сиреневую цветочную гирлянду на спинке кровати. Ее я не могла взять с собой. В седельном мешке сухие цветы рассыпались бы. Я поднесла гирлянду к лицу, вдохнула слабый аромат. Рейф.
Я закрыла глаза, пытаясь прогнать жгучую боль. Даже понимая, что говорить уже не о чем и ничто не сможет заставить меня изменить решение, я все равно надеялась, что он хотя бы попытается меня отговорить. Не просто попытается – потребует. Я хотела, чтобы он привел мне сотню доводов, почему я должна остаться. Он не привел ни одного. Ему было так легко меня отпустить?
Мне понятно, что такое долг.
Я вытерла слезы, которые катились по щекам.
Может быть, он прочитал что-то на моем лице. Может, услышал решимость в голосе. Или пытался сделать расставание менее мучительным для меня.
Может быть, я просто придумываю для него оправдания.
Лия, рано утром я должен кое-что сделать, но до полудня я буду ждать тебя у синей цистерны, чтобы сказать последнее прости. К тому времени ты как раз успеешь до нее доехать. Обещай, что дождешься меня там