Закусив нижнюю губу, он кивнул.
– Я уже простился с ним.
– Тогда отвернись, – велела я. – Ты не должен этого делать.
Весь дрожа, Эбен повиновался, не сказав ни слова.
Я шагнула к жеребцу. Животное было обессилено, но не сводило с Эбена широко раскрытых глаз. Его задние ноги подрагивали от напряжения – в последнее время они принимали на себя всю нагрузку.
– Тише, тише, – сказала я. – Успокойся.
Опустившись рядом с ним на колени, я стала нашептывать ему на ухо про сочные заливные луга и ароматное сено, про маленького мальчика, который всегда любил его, хотя и не находил слов, чтобы это выразить. Одной рукой я поглаживала мягкую морду, и мало-помалу конь успокоился. А потом, подражая Вальтеру, который однажды делал это в походе, я погрузила нож в его горло, и он успокоился навеки.
Вытерев лезвие о траву, я вытянула из-под мертвого коня седельный вьюк и подошла к Эбену.
– Кончено, – сказала я и протянула мешок. – Он больше не страдает.
Я опустила руку Эбену на плечо. Он посмотрел на нее, потом на меня, не зная, как поступить, и снова, на краткий миг, стал обычным ребенком.
– Можешь взять мою лошадь, – продолжала я. – А я пойду пешком. Довольно, я по горло сыта их обществом.
Вернувшись на дорогу, протянула Малику его нож, убранный в ножны. Нагнувшись в седле, он опасливо протянул за ним руку. Солдаты одновременно опустили луки.
– Отборные словечки ты знаешь по-вендански, – заметил Малик.
– Чему удивляться? Кроме этой грязи я неделями ничего не слышала от вас, – и я принялась отстегивать собственный вьюк от седла.
– Что это ты делаешь? – подъехал Каден. Я посмотрела на него долгим, тяжелым взглядом. Впервые за много дней я смотрела ему прямо в глаза. Я выждала время, достаточно долго, чтобы он сморгнул, поняв. Это еще не конец.
– Остальной путь я проделаю пешком, – произнесла я. – Здесь, внизу, свежее воздух.
– Думаешь, ты оказала парню милость? Вовсе нет, – сказал Каден.
Я отвернулась к Гризу, Финчу, Малику. Медленно окинула взглядом сотни солдат, окружавших нас, все еще ожидая, что караван сдвинется с места, и, описав круг, повернулась к Кадену. Осуждение было в моих глазах.
– Он совсем дитя. Возможно, чье-то сочувствие – это единственная милость, которую он получал в жизни.
Я стянула вьюк с лошади, и процессия тронулась. И снова я шла за бряцаньем, дребезжанием и звяканьем едущей впереди повозки, а шум внутри меня нарастал.
Шаги и мили сливались. Ветер налетал порывами. Он рвал полы моей юбки, пытался растрепать волосы, а потом вокруг воцарилась странная тишина. Воздух был наполнен только воспоминанием о жеребце Эбена и его последними вздохами. Сначала частыми и жаркими от страха, но все стихающими, слабеющими. Последний вздох. Последняя судорога, прокатившаяся по телу. Смерть. А потом глаза дюжины солдат, готовых убить меня.
Когда стрелы были наведены на меня, я в какой-то момент взмолилась, чтобы солдаты выстрелили. Я боялась не боли, а того, что не почувствую ее – что я больше ничего не смогу почувствовать.
Я никогда не убивала раньше лошадей, только видела, как это делали другие. Убить – совсем не то же самое, что представлять, как убиваешь. Убийство что-то похищает у тебя, даже если его жертвой было всего лишь страдающее животное. Я сделала это не только, чтобы избавить Эбена от бремени. Не в меньшей мере я пошла на это ради себя самой. Я бы не вынесла этого: стоять и молча смотреть, как этот ребенок забивает свою лошадь, своего любимца и друга. Тем самым я предала бы себя, отказалась от всего, что составляло мою суть. Допустить этого я не могла и не хотела.
Сейчас мой путь лежал в другой мир, в мир с другими законами, в мир, где бормочущих женщин скидывают со стен, из детей воспитывают убийц и носят черепа на поясах. Тихая радость Терравина осталась далеко позади и превратилась в смутное воспоминание. Я была уже не та беззаботная служаночка из таверны, которую целовал Рейф в спящем приморском городке. Та девушка ушла навек. Та мечта была похищена. Теперь я только пленница. Только…
Я сбилась с шага.
Ты всегда останешься собой, Лия. От себя убежать невозможно. Голос прозвучал так ясно, будто Вальтер шел рядом, говорил со мной и совершенно по-настоящему повторял свои слова. Ты сильная, Лия. Ты всегда была самой сильной из нас… Крольчатина недурна на вкус, помнишь?
Да. Недурна.
И я больше не беззаботная девчонка из таверны. Я принцесса Арабелла Селестина Идрис Джезелия, Первая дочь дома Морриган.
Та, чье имя дано было в тайне.
А потом я что-то услышала.
Тишина.
Оторвавшийся осколок в груди, который, казалось, никогда не обретет покоя, упал, застопорил движение, вонзился острым краем в мою плоть, как острый безжалостный нож. Боль была желанной, я приняла ее с радостью.
Последние стихи «Песни Венды» набатом звучали у меня в голове. Из чрева Морриган…
Как моя мать могла узнать? Вопрос не оставлял меня с тех пор, как я впервые прочла эти строки, но единственным ответом могло быть только: она не знала. Ее вел дар. Он проникал в нее, нашептывал. Джезелия. Но, как и со мной, дар не говорил с ней ясно. Ты всегда была самой сильной из нас. Это очень беспокоило маму. Она не понимала, что всё это означает, а потому боялась собственной дочери.
Но придет та, что будет сильнее,
Обретя свою силу через страданье,
Та, что будет сначала слаба и гонима,
Отмеченная когтем и лозой винограда.
Я посмотрела на свое плечо – там, где ткань была разорвана, на коже проступали когтистая лапа и виноградная лоза, яркие и многоцветные, как и описывала Натия. Все мы – часть великого замысла… такого, что выходит за пределы земли, ветра, времени… и даже наших собственных слез… Великие замыслы действуют по-своему.
Джезелия. Единственное из моих имен, которое я чувствовала как действительно свое, которое по-настоящему мне подходило, – но меня отказывались им называть, все, кроме братьев. Может, это и было просто бессвязное бормотание безумной, жившей давным-давно женщины, пусть так – но я добьюсь, что эти слова станут правдой, я буду стремиться к этому до последнего вздоха.
Ради Вальтера. Ради Греты. Ради всего, о чем мечтала. Похититель мечты больше ничего у меня не похитит, даже если ради этого мне придется самой убить Комизара. Может, моя родная мать и предала меня, подавляя во мне дар, но она была права в одном. Я – солдат в армии моего отца.
Подняв голову, я украдкой посмотрела на Кадена, который ехал в стороне.
Может быть, скоро для меня настанет очередь стать убийцей.
Глава семьдесят перваяРейф
– Что за черт?..
Это произошло в вахту Джеба. Он пробурчал это себе под нос это, и я ничего не заподозрил, решив, что он просто увидел какую-то диковинку вроде табуна золотистых в полоску лошадей, на которых мы наткнулись вчера.
Оррин подошел посмотреть, на что уставился Джеб.
– Ого… чтоб я сдох.
Теперь и мы со Свеном и Тавишем бросились к наблюдательному пункту среди камней. Я похолодел.
– Что это? – спросил Тавиш, хотя все мы прекрасно знали, что это было.
Это был не патруль из горстки варваров-оборванцев. И даже не хорошо организованный отряд. Это был батальон, построенный шеренгами по десять всадников – и таких шеренг было по меньшей мере шестьдесят.
И только один пеший. Она шла отдельно.
– Это она? – спросил Тавиш.
Я молча кивнул, боясь, что голос подведет. Ее окружала армия. Нам предстояло столкнуться не с пятеркой дикарей. Я слышал, как один за другим вздыхают мои спутники. Это были не те варвары, которых мы знали. Не те, которых всегда было легко отбросить назад, за Великую реку. Сражение с таким количеством воинов, это гарантированно означает смерть не только для нас, но также для Лии. Я пристально смотрел за каждым ее шагом. Что это она несет? Седельный вьюк? Не хромает ли? Сколько времени она идет вот так? Свен положил мне руку на плечо, в знак поддержки и утешения.
Я развернулся.
– Нет! Это не конец!
– Мы ничего не можем поделать. Мы не можем…
– Нет! – повторил я. – Я не допущу, чтобы она перешла этот мост без меня.
Я расхаживал по лагерю, то и дело ударяя кулаком о ладонь, пытаясь найти ответ. Нет! Я мотнул головой. Она не перейдет на ту сторону без меня. Я посмотрел на их угрюмые лица.
– У нас все получится, – сказал я. – Слушайте.
Я выложил им наспех сочиненный план, первый, который пришел мне в голову, просто потому, что не было времени продумывать другой.
– Безумие, – прервал меня Свен. – Это никогда не сработает!
– Должно сработать, – возразил я.
– Твой отец мне голову оторвет!
Оррин засмеялся.
– По-моему, ты торопишься, Свен. Я бы не стал беспокоиться из-за короля. План Рейфа прикончит нас куда раньше.
– Мы с ним уже проделывали подобное раньше. – Тавиш многозначительно кивнул и подмигнул мне. – Можем проделать и еще раз.
Джеб уже подвел мою лошадь и передал мне поводья.
– А вы чего ждете? – спросил он. – Поехали!
– Это никуда не годится! Разве это план? Ты придумал только половину! – в сердцах вскричал Свен, когда я уже продевал ногу в стремя.
– Согласен, – ответил я. – Потому-то и рассчитываю, что ты придумаешь оставшуюся часть.
Глава семьдесят вторая
Дракон свою месть замыслит,
Он предстанет во многих личинах,
На тех, кто в нужде, нашлет морок,
соберет нечестивцев,
Могущественный, как бог,
поражений не знающий,
Безжалостный в суде своем,
Непреклонный в законе своем,
Похититель мечты,
Сокрушитель надежды.
Но придет та, что будет сильнее,