Арин бросил фрукт обратно в тарелку. Аппетит совершенно пропал.
Сарсин забрала плод и съела его, а потом слизнула сок с большого пальца.
— Разве ты не рад, что некоторые из нас чувствуют себя достаточно хорошо, чтобы насладиться урожаем фруктов?
Он сосредоточился на словах сестры.
— Да, но…
— Но этого недостаточно, чтобы воевать.
— Я не хочу, чтобы ты воевала.
— И я, в общем, тоже не хочу. — Она отпила свой чай.
— Не хочешь возглавить один проект?
Она приподняла чёрные брови.
Арин вытащил сложенные страницы из внутреннего кармана своей легкой куртки. В них детально описывалось, как он создал миниатюрную пушку: процесс изготовления формы для ствола и ядра, все размеры, способ подгонки ствола в кожаное ложе.
Сарсин внимательно проглядела листки.
— Сколько ты хочешь?
— Сколько ты в состоянии изготовить.
Он умолк. Сарсин его не торопила. Арин съел немного хлеба, а потом будто бы спохватился, уставившись на кольцо Тенсена у себя на мизинце. Почему его куратор шпионов солгал?
Тенсен обещал Моли анонимность. Это было предельно четко обозначено с самого начала. А потом Тенсен, похоже, отступился от этого обещания… или он просто сдался под давлением своего же обещания верности Арину. Тенсен назначил Ришу своим самым находчивым шпионом.
Почему геранка так настаивала на своей анонимности?
Вероятно, это была прислуга из императорского дворца. Боявшаяся, что её раскроют. Император был очень мстительным.
Арин коснулся шрама. Его пальцы стали липкими.
А может, шпионкой была Далия? Но геранская портниха, заштопавшая лицо Арину, сообщала ему информацию напрямую. Зачем ей нужно было становиться анонимным шпионом Тенсена?
Словно угадав его ход мыслей, Сарсин спросила:
— Что сказать посланнику?
— Я поговорил с ним. Передай ему, что он может вернуться домой.
— Арин, границы закрыты. Он прошёл через горы из Валории. Его нельзя отправить обратно, у него нет дома.
Арин поморщился.
— Я об этом не подумал.
— Такое случается с тобой, если сердце встает на пути.
Он вновь почувствовал все то же назойливое беспокойство. Арин попытался вспомнить сон, который приказал себе забыть. Юноша встал, желая покинуть кузину, которая знала его слишком хорошо… хотя именно поэтому он и пришел к ней.
— Тогда посланник может остаться в моих прежних комнатах.
Сарсин сказала:
— Я дам ему знать, если он ещё не уехал.
Рошар находился во дворе кухни со своим тигром, который только что убил курицу. Каменные плиты были усеяны окровавленными перьями. У тигра, несмотря на то, что он всё ещё котёнок, лапы были большие. Он лежал на дворе, тяжело дыша на солнце, сложив лапы поверх своего трофея. Его морда порозовела и стала влажной.
Принц перевел взгляд на Арина.
— Это была несушка? — спросил Арин.
— У меня есть для тебя новости, и они не о курице.
— О валорианских заключенных?
Рошар сидел на краю колодца. Выражение его лица было сложно прочесть.
У Арина упало сердце.
— Что за новости?
— Ты хочешь сначала услышать плохие вести или те, которые, лично я не уверен, ты сочтешь добрыми или плохими?
— Плохие.
— Твой руководитель шпионов мертв.
— Тенсен? — Арин ждал этого, и все же боль пронзила его настолько глубоко, словно он совершенно не был готов.
— И портниха. Генерал убил Тенсена… или, по крайней мере, так говорят. Что случилось с портнихой — не ясно.
Арин был опустошен. Он помнил, как смотрел на Делию сквозь завесу собственной крови и думал тогда, что она напоминает ему мать.
— Хочешь услышать еще новости? — поинтересовался Рошар.
Нет! Арин внезапно осознал, что больше ничего не хочет знать, потому что просто не сможет этого вынести. Он чувствовал, что тонет в ужасе.
— Твоя… — Рошар запнулся.
Порыв ветра поднял куриное перо и закружил его возле основания колодца.
— Арин, Кестрел мертва.
У юноши зазвенело в ушах. У него возникло такое чувство, будто он прямо сейчас падает в колодец. Арин слышал голос Рошара откуда-то издалека. Его слова давили на него.
— Это случилось недавно, — сказал Рошар. — Болезнь. Когда она уехала из столицы в путешествие с принцем. Вся империя в трауре.
— Это неправда.
Рошар что-то сказал, но Арин не услышал его. Он был на дне колодца. Холодная и чёрная вода накрыла его с головой.
Глава 6
— Я в порядке.
— Арин, я знаю, что это не так.
Сарсин поджидала его в пустом стойле Джавелина, когда Арин вернулся со взмыленным конем. Арина что-то неприятно покалывало изнутри. Словно что-то частично проржавело, а что-то так и осталось грозно блестеть. Если бы это было чем-то осязаемым, валяющимся в грязи, то было бы понятно, что лучше это оставить там, где лежит.
Арин отправился на прогулку. Он покинул дом, дабы избежать то и дело появляющихся вопросов и всего того, что могло напомнить о ней. Он сильно пришпорил Джавелина. Но когда Арин наконец притормозил коня и пустил его под зеленым пологом городской тропы для лошадей, вытер пот с лица и вспомнил, кому принадлежал конь, идущий под ним. И Арин понял, что у него нет выбора. Он понял, что даже избегание напоминаний само по себе является напоминанием.
Его руки держали поводья слишком напряженно. Его беспощадно душили знакомые эмоции. Сердце саднило. Казалось, оно сжалось так сильно, что стало твёрдым и цельным, как орех, который он мог раздавить, сжав в кулаке.
Лицо Арина было все еще влажным. Он слишком далеко уехал и повернул Джавелина обратно к дому.
Когда он увидел, что Сарсин ждёт его в тени открытой конюшни, присев на трехногий табурет, то просто прошёл мимо. Напоил Джавелина из корыта во дворе. Расседлал коня. Снял поводья. Принес ведро воды, которое медленно вылил на фыркнувшего коня, низко опустившего голову. Арин смахнул воду с тела животного и насухо его вытер. Он осмотрел копыта, убрал грязь и мелкие камешки киркой, работая пальцами только там, где нужна была аккуратность — в желобе на другой стороне вершины стрелки копыта.
Наконец Арин понял, что его молчания недостаточно, чтобы заставить сестру уйти. Он завел лошадь в стойло. Сказал, что в порядке, но она не согласилась с ним. Арин насухо вытер поводья Джавелина, повесил их на гвоздь и попытался снова отмолчаться, на этот раз уверенный, что в противном случае может сказать то, о чем потом пожалеет.
Сарсин спросила:
— Почему ты считаешь неправильным скорбеть по ней?
— Сарсин, — его голос был тверд, — если ты любишь меня, то оставишь в покое.
— Сначала ответь.
Слова острым ножом вонзились в него.
— Потому что я принимал её не за того человека. Нельзя оплакивать того, кого не знал.
— Я видела, какими вы были друг с другом. С чего ты решил, что не знал её?
— С того, что она лгунья. Она все время ведёт свои игры, и у неё всегда припасены козыри. Всякий попадается в расставленную ею ловушку. И я не исключение… — Он умолк, осознавая собственные слова. Потом он принялся чистить коричневую шкуру Джавелина. — И она не умерла.
— Нет? — Голос Сарсин прозвучал обеспокоенно.
Арин наблюдал за мышцами лошади, как они дергались и подпрыгивали под щеткой.
— Нет.
— Арин, я понимаю твои чувства. Ты знаешь, что это так. Ты думаешь, что такое невозможно, что произошла ошибка и что, если бы ты мог все исправить…
— Дело в другом. Вся история звучит неправдоподобно.
— Я не понимаю.
Щетка стремительно двигалась туда-сюда.
— Во-первых, тайный брак. Императору нужно было, чтобы свадьба состоялась в Перволетний день. Все ради престижа. Волнение, чтобы засвидетельствовать рост династии императора. Невеста. Ты знала, что она была трофеем? Что эта свадьба была не между сыном императора и Кестрел. Это император венчался с армией. Император никогда бы не отказался от этой свадьбы. Если они поженились тайно, то почему император не заставил их вновь обвенчаться, чтобы это засвидетельствовал народ? В этом нет смысла.
— Ты просто не хочешь, чтобы в этом был смысл.
— Её убила болезнь? Что-то я ни разу не видел, чтобы её тошнило, я работал на её вилле. И она только однажды не встала с постели, потому что… — Арин запнулся, вспоминая, как она прихрамывала. Как она вышла на дуэль ради него, и пострадала.
Он опустил щётку.
Арин уже проходил это. Он потратил на это всё время: придумывал сказки о Кестрел, описывающие её перебинтованное колено, то, как она поцеловала его той ночью, когда открыла дверь, разделив ею сад на крыше наполовину. Он увидел из окна своих покоев, что дверь не заперта. Он ждал, пульс зачастил. Такие мгновения, как раз перед тем, как она вновь захлопнул дверь, преследовали его в столице, заставили его додумывать детали. Прекрасные, заманчивые развития событий. Помнится, он даже задавался вопросом, не она ли была Молью Тенсена.
— Перволетний день был около месяца назад, — услышал он собственный голос.
Джавелин зафыркал и начал перебирать копытами. Он изогнул шею, чтобы уткнуться лбом Арину в грудь.
Сарсин открыла было рот, чтобы заговорить.
— Прошу, уйди, — сказал Арин. — Я ответил на твой вопрос. Я хочу побыть один. Мне нужно подумать, — добавил он, хотя и сам толком не знал о чем.
Когда она ушла, Арин запустил пальцы в гриву лошади. Кестрел любила Джавелина, но все равно бросила его.
Арин вспомнил, как она пропускала руку через гриву коня и накручивала на пальцы жёсткие волосы. Это напомнило ему немного необычную длину между мизинцем и большим пальцем, когда её ладонь охватывала октаву на пианино. Родинка чёрной звездой. Он вновь увидел её в императорском дворце. В её музыкальном зале. Он лишь однажды видел этот зал. Где-то месяц назад, как раз перед Перволетним днем. Рукава ее синего платья застегивались на запястьях.
Что-то дернулось внутри. Какое-то неявное беспокойство.
— Ты поёшь?