Кестрел осознала, как близко она стояла к Арину. Подняла лампу и, позолотив светом его лицо, осветила самый верх крыши шатра. Лампа излучала небольшое тепло между ними. Девушка отошла.
Арин коснулся руки, державшей лампу.
— Маленькие Кулачки, в чём дело? Что ты, что Рошар, вы оба такие злые. Моя вина лишь в том, что я получил удар по голове.
— И спал, и ехал верхом, и принимал ванну.
— Ну, у меня был просто отвратительный вид.
Кестрел отвернулась, зашагала к столу и впечатала лампу в столешницу.
Арин последовал за ней.
— Не знаю, как доказать тебе, что со мной все в порядке.
Она продолжала стоять к нему спиной. Что-то ужасно царапало ей горло.
— Мне повезло, — сказал Арин. — У меня есть ты. Довольно прочная голова. И божья благодать.
— Будь проклят твой бог.
Арин схватил её за руку выше локтя. Кестрел повернулась к нему. Всё веселье сошло с его лица. Его глаза были широко распахнуты, они требовали внимания.
— Не говори так.
— Почему это? Я могу сказать, что угодно. Кроме того, что действительно важно.
— Кестрел, забери свои слова. Он обидится.
— Твой бог рискует тобой.
— Он защищает меня.
— Ты его игрушка.
— Ты ошибаешься. Он меня любит.
Произнося эти слова, Арин выглядел таким одиноким. Он напомнил ей парус, изогнутый ветром, наполненный и пустой одновременно. Она обнаружила, что ревновала Арина к его богу. Внезапная ревность так крепко схватила девушку в свои объятья, что она не могла дышать.
— Это правда, — настаивал он.
И она поняла, что её слова ранили Арина, что любовь его бога к нему была такой ценной оттого, что он боялся вообще не встретить её нигде и ни в ком. И гнев Кестрел сошёл на нет.
— Мне очень жаль. Мне жаль. Я прошу прощения. И перед ним тоже.
Арин отпустил её, его облегчение было так легко прочесть.
— Я не очень злюсь на бога, — сказала она, — или тебя.
Он наморщил лоб.
— Ну хорошо, да, на тебя, немного. — Она нежно похлопал его по груди, затем приложила свою ладонь к его сердцу. Арин застыл. — Почему тебе так трудно принять заботу других людей?
Он молчал. Её большой палец покоился в выемке между ключицами. Кестрел чувствовала его пульс и ответ своего пульса. Он бился в бешеном ритме, словно пытался от неё убежать, и у девушки возникло такое чувство, будто она никогда не поймает своё сердце, не сможет удержать его на месте, не убережёт.
Но она больше не хотела его беречь.
Она сказала:
— Почему ты не хочешь увидеть, что людям ты небезразличен?
— Ты мне небезразличен, — добавила она.
— Я знаю, что ты переживаешь за меня. Но… — Арин внимательно посмотрел на неё. — Так поступил бы любой, ради друга.
— Ты больше, чем друг.
— На поле боя, ты осталась…
— Ну конечно, а как же иначе.
— У тебя ярко выраженное чувство долга. Так было всегда. Мне кажется, ты считаешь, что должна мне что-то.
— Я осталась, потому что люблю тебя.
Арин вздрогнул и отвернулся.
— Ты не это хотела сказать.
— Нет, именно это.
Снаружи ночь, казалось, разрасталась, напирая на шатер. Лампа пахла, как раскаленный камень. Его лицо медленно начало приоткрываться. Арин коснулся руки, которую девушка прижимала к его сердцу. Его ласка была лёгкой, тайной, которую она едва ощутила костяшками, тонкими сухожилиями, такими же сильными, как кость. Она почувствовала, что он обрёл уверенность.
Они не произнесли ни единого звука, когда Арин поцеловал её. Ничего не последовало и позже, когда она потянула завязки на его рубашке и нашла кожу Арина.
Он схватился за ее пояс, на котором крепился кинжал, сжал пальцы вокруг кожи, а потом просто снял его. Арин прошептал ей что-то в рот, что-то, напоминающее слова, которые потеряли свою форму и превратились в нечто другое.
Он отпустил себя. Кестрел услышала звук скольжения ткани о кожу, когда он стянул рубашку через голову, и его пальцы провели по наклонному потолку палатки, будто пытаясь поймать равновесие. Его рёбра были обвязаны марлей, тело отмечено шрамами. Одни старые, зажившие, коллоидные. Другие — розовые, свежие. Его покатые плечи были исполосованы бледными линиями, напоминающими следы от когтей, создавая впечатление, будто они были нанесены намеренно, как татуировки. Любопытно, она коснулась их.
Арин закусил губу.
— Больно?
— Нет.
— Что такое? В чём дело?
— Я скажу, — ответил он, — позже.
Его руки плутали по её рубашке, которая была восточного кроя, как и у Арина, без воротника. Довольно поношенная. Обтрепанная у шеи. Он с волнением потёр ткань между пальцами. А потом потянул её рубаху, чтобы та распахнулась, и Кестрел почувствовала, словно сама реальность стала шире и трепетнее: каплей воды на острие булавки.
— Кестрел… я никогда…
Она прошептала, что и для неё это было ново.
Потом наступила долгая пауза.
— Ты уверена, что хочешь…
— Да.
— Потому что…
— Арин.
— Возможно, ты…
— Арин.
Кестрел рассмеялась, и он последовал её примеру, осознав, что они нашли кровать. Слова отступали. Может быть, они улеглись на землю, накрытые одеждой, под небрежно свернувшимся поясом для кинжала. Может быть, позже они вновь вспомнят, как это — говорить. Чтобы осмыслить случившееся, но не сейчас. Сейчас балом правили осязание, вкус и слух.
Когда он входил в неё, она была рада, что лампа так и не погасла, и освещала его кожу. Навлекая тени на его тёмные влажные волосы, демонстрируя его плоть и шрамы, которые делали его Арином. Она не отвела взгляд.
Позже, когда они затихли, Арин взглянул на неё. Растянувшись рядом, Арин приподнялся на локте.
— Мне показалось, что я ещё сплю. — Его пальцы парили над ней: нос, ресницы, растрепанная коса, плечо. — Красивая.
Она улыбнулась.
— Как и ты.
Арин скептически откашлялся и скривился. Он нашёл кончик её косы и, как кисточкой, поводил по её щеке.
— Это правда, — сказала она. — Ты никогда не веришь, когда я это говорю.
Фитиль лампы вспыхнул искрами. Значит, скоро лампа погаснет.
— Я люблю твои глаза, — сказала она. — Я полюбила их сразу же, как увидела.
— Они такие же, как у любого другого.
— Нет. — Она провела пальцем по его изрезанному шрамом лицу. — Это. — Он поёжился. — Я люблю это. — Она прикусила его подбородок. — И это. — Она продолжила водить пальцем по его лицу.
— Серьёзно?
— Да.
— И это тоже. — Прозвучало, почти как утверждение.
— И это тоже.
Она чувствовала, как в нём нарастает смех и что-то ещё, нечто тихое, но куда более насыщенное.
— Твой рот, — сказала она, — неплох.
— Неплох?
— Вполне сносен.
Он выгнул дугой одну бровь.
— Сейчас я тебе покажу.
Они перестали разговаривать.
Глава 35
Стоило Рошару утром увидеть их лица, как он закатил глаза.
— Хочу обратно свой шатер, — сказал он.
Кестрел рассмеялась.
Она загружала седельную сумку на Джавелина, слушая, как армия разбивает лагерь: клацанье и бренчание, кто-то мочится на дерево, звон конской упряжи, стук подошвы ботинок по решётке для приготовления еды на огне, чтобы сбить сажу. Джавелин мотал хвостом. Арин неподалеку осматривал копыта своей лошади. Кестрел хватило одного взгляда на животное, чтобы понять, что это кобыла. Прошлый его конь остался на пляже. Хозяин этой кобылы тоже, скорее всего, был мёртв.
Арин отрегулировал подпругу. Осмотрев всю лошадь, он спросил:
— Как думаешь, почему на нас ещё не напали?
Кестрел медленно застегнула седельную сумку.
Он сказал:
— Я не об этом хотел спросить.
У него был невыспавшийся вид, рот слегка опух, но очень загорелая кожа, как будто блестела. Кестрел подумала, что, должно быть, она выглядит примерно так же: словно желание сточило все острые углы, девушка сияла как камень, отполированный речной водой, блестящий, благодаря своей гладкости.
— Как бы мне хотелось… — И тут он спохватился, и от того, как он оглядел оживленный лагерь, она решила, что Арин хотел сказать: как бы ему хотелось, чтобы не было войны, чтобы они смогли потеряться друг в друге, не потеряв при этом ничего.
Но это было не совсем правдой для него и для неё, и ей так же, как и ему, хотелось победить в войне.
— На нас не напали, потому что плацдарм укреплений моего отца остался на берегу. Подкрепляет свои войска довольствием. Им нужно восстановить силы. Им эта победа дорого далась. И ему не нужно ликвидировать нас прямо сейчас, только после того, как его армия станет сильнее. Но скоро он выступит. Займёт территорию вдоль дороги, отрежет все отходы в город.
— А ещё? — Арин посмотрел на неё.
— А ещё, — ответила Кестрел неохотно, — он считает, что покорит город малой кровью.
— Мы сами себя загоняем в ловушку.
— Да, но…
Он подождал.
— Это даст нам время, — продолжила говорить девушка. — Если мы на самом деле отступим, а не сделаем вид, что отступаем, а его разведчики доложат об этом, тогда мы сумеем найти способ контратаковать, застав его врасплох. Иногда лучше действовать, а не имитировать действие… особенно, когда нет намерения действовать так, как ожидает враг.
— Что ты задумала?
Она погладила Джавелина по носу.
— Я пока толком не знаю.
— Чёрный порох — это самая большая проблема. Если у валорианцев его не слишком много, то у нас есть шанс выстоять против них.
— Ну вот.
— Что ну вот?
— Я могу его уничтожить.
Арин потёр затылок и сморщил лоб, пока слушал её объяснение, что конкретно она хотела сказать.
Ему это не понравилось.
— Ты же знаешь, я всё равно пойду.
Он оставил свою лошадь и похлопал ладони друг о друга, чтобы стряхнуть пыль от лошадиных копыт. Когда Арин подошёл ближе, у Кестрел возникло такое чувство, будто она вышла на мороз и оказалась рядом с костром. Арин коснулся кинжала на её бедре и пробежал большим пальцем по символу на его эфесе: круг в круге.