– И после выпуска и поступления на службу к Рафаэлю ты ни разу не возвращался домой?
– Мне там не особо рады, – потускневшим голосом отозвался Каян. Всего на несколько секунд он стал блеклой, печальной копией себя прежнего, но быстро взял в себя руки. – Тиа, не надо ходить вокруг да около. Я понимаю, к чему ты ведешь.
– Тогда спрошу прямо. Ты не переживаешь за родных?
– Нисколько. Всем ведь объявили, что мирных жителей выводят с опасных территорий.
– И ты просто веришь?
– А что я, по-твоему, должен делать? – слегка раздраженно спросил он. – Бежать в деревню и искать родных? Уверен, их давно нет там. Как и моего дома. Как и всей деревни.
– Каян…
Он мог бы хотя бы попытаться связаться с ними. Мог бы попросить меня написать родным письмо. Я бы сделала это без раздумий. Но, похоже, солнечный Каян своей семьи избегал. Или избегал случайных мыслей или подтверждений того, что никого из его близких уже нет в живых.
Каян сделал вид, что этого разговора не было. Он открыл передо мной двери в общий зал и радостно объявил:
– Пришли!
По периметру просторной комнаты были расставлены диваны, обитые плотной тканью благородного темно-зеленого цвета. На некоторых из них уже отдыхали люди, о чем-то разговаривая между собой. Стоило нам зайти, голоса стали тише, некоторые слуги и вовсе умолкли, уставившись на меня.
Я ощутила себя так же неловко, как в первый день в Розе Гаратиса. На меня смотрели так, словно моя кожа излучала сияние. Чужое внимание липло, как репей к одежде. Так и хотелось стряхнуть его с себя!
– Всем добрый вечер! – на выручку, разумеется, пришел Каян. – Еще не начинали играть?
Стоило ему выступить вперед, лица отдыхающих смягчились. Некоторые все еще поглядывали на меня с опаской, но скоро у них не осталось на это причин.
– Тиа сегодня присоединится к нам. – Каян положил руку мне на плечо и подтолкнул к центру зала.
Я чуть не ударилась коленкой о столик, уставленный блюдцами со скромным печеньем. От носика пузатого чайника, что стоял в хороводе тарелок с десертами, тянулся приятный аромат – листья смородины и лепестки незнакомых цветов с тонким, пряным запахом. В животе тут же заурчало.
– Никто не возражает? Ведь чем больше игроков, тем интереснее! – С широченной улыбкой Каян прошел глубже в зал и поманил меня за собой.
Я уже не раз замечала, что его речи действуют на окружающих почти как гипноз. Он очаровывает улыбкой и своим теплом, заставляя невольно плясать под его дудку. Вот и теперь в зале не осталось никого, кто смотрел бы на меня с упреком или страхом.
По крайней мере, никто не делал это открыто.
Мы заняли тесный диванчик неподалеку от помоста в конце зала. Места было немного, и наши плечи и колени соприкасались. Особенно когда Каян подавался чуть вперед, чтобы видеть кухарку, с которой обсуждал правила приготовления лучшего в Гаратисе травяного чая.
Я слушала вполуха. От общего разговора меня отвлекал сам Каян. От его тела исходило приятное тепло, которое передавалось мне даже сквозь ткань одежды. В какой-то момент в голове проскочила абсолютно дурацкая мысль – он слишком горячий. Почему никто не заподозрил в нем драконорожденного? Наша кровь всегда горячее человеческой.
А потом в зал вошла Найвара.
Я заметила ее первая, но даже не шевельнулась. Девчонка явно избегала меня, и я не собиралась ни бегать за ней, ни наоборот – отталкивать еще сильнее. Я просто наблюдала.
Когда Найвара, пройдя поглубже в зал, где уже было достаточно народу, вдруг заметила меня, то застыла. Точно зверек, который заметил охотника и теперь готовился сбежать.
Хмыкнув, я отвела глаза. Что за детские игры?.. Будто я собираюсь прямо тут всучить ей книги и заставлять учиться вместо вечернего отдыха. Я сделала вид, что слушаю разговор Каяна и других слуг, и краем глаза заметила, что Найвара все-таки не ушла. Она заняла самый дальний угол и встала там, прислонившись плечом к стене. Еще немного, и она могла бы спрятаться за гобеленом с дурманом, что висел рядом. Хотя, полагаю, именно для этого Найвара там и встала.
Спустя полчаса в сборе были все. И каждый раз, когда гости зала видели меня, реакция была одна и та же. Сначала удивление, а порой даже очевидное раздражение, которое сменялось принятием после болтовни Каяна.
Все-таки его умение располагать людей к себе пугающе эффективно.
– Сегодня играем в портреты! – Каян встал с дивана и прошел в пустующий центр комнаты.
Негласный лидер, он притягивал взгляды, как сверкающий на солнце янтарь.
– Ура! Давненько у нас такого не было, – захихикала черноволосая кормилица – подруга Сариэль.
Все три красавицы занимали один диван. Их юбки были такими пышными, что походили на цветастое облако: красный атлас брюнетки, золото шатенки и изумрудный лоск одеяний Сариэль.
– Сложные игры, – простонала брюнетка, и третья девушка легонько шлепнула подругу по плечу.
– Не жалуйся, Вида! Будет весело!
– Да, я соскучилась по рисованию, – потерла ладони Сариэль и нетерпеливо поерзала.
Найвара стояла в тени за спиной старшей сестры. Она даже не пыталась приблизиться к Сариэль, и пока та сияла улыбкой, Найвара неловко переминалась с ноги на ногу.
– Нужно напомнить правила? – Каян повернулся, взглядом коснувшись каждого.
И пока все качали головами или кричали «нет», мне оставалось неловко улыбаться. Конечно, я не знала правил.
Когда мой взгляд встретился с взглядом Каяна, тот подбадривающе улыбнулся.
– На всякий случай повторим, ладно? – сказал он. – Тем более сегодня с нами новый игрок.
Каян подмигнул мне, и я залилась предательским румянцем.
Я заметила, что кормилицы наблюдают за мной. Я ожидала, что они неодобрительно нахмурятся или скорчат мины, но… Ничего. Все трое почти сразу отвели глаза, потеряв ко мне интерес, когда Каян заговорил:
– Итак, на столиках вы найдете чистые листы бумаги и угольные карандаши. Андрат, поможешь раздать всем? – он обернулся на мужчину, стоящего у стены. Тот кивнул и приступил к делу, пока Каян продолжал: – Всем играющим нужно загадать человека, которого знает каждый в этом зале, и нарисовать его за отведенное, равное для всех время.
– Нарисовать или попытаться нарисовать? – кокетливо похлопала ресницами черноволосая Вида.
– Кто как может! Не страшно, если не умеете рисовать, так даже лучше!
– О, конечно, – засмеялся кто-то в зале, и остальные поддержали его дружным хохотом.
– Так интереснее и веселее отгадывать! – Каян вернулся к нашему дивану, по пути прихватив бумагу и карандаши для нас обоих. – Главное, постарайтесь найти в загаданном человеке какую-то особую, выделяющую его деталь. И тогда даже художником быть не надо, чтобы все поняли, кого вы изобразили. Ну что, готовы рисовать?
И на следующие минут двадцать зал погрузился в творческое молчание. Слышался шорох бумаги и скрип грифелей.
Первое время я осторожно, исподлобья смотрела на присутствующих, пытаясь понять, кого лучше изобразить. Рисовать я умела хорошо – навык отточила в школе, когда помогала Анти с порталами. Так что не сомневалась, что мой портрет получится узнаваемым.
Но кого рисовать?
Первый, кто пришел на ум, – Каян. Но я отбросила этот вариант тут же, едва мысль о нем промелькнула в голове. Слишком очевидно. Да еще и может сойти за флирт, а я этого не хотела. И без того испытывала к Каяну более теплые чувства, чем стоило.
Я метнула взгляд в конец зала. Туда, куда почти не дотягивался свет свечей.
Найвара усердно рисовала, приложив бумагу к стене. Изобразить ее было бы хорошей идей… Если бы девчонка меня не избегала. Загадаю в игре ее и буду выглядеть доставучей прилипалой. Найвара ясно дала понять, что мое общество ей не особо интересно. К чему даже неосознанно пытаться пробить эту броню?
Рисовать кормилиц я не хотела, потому что еще слишком ярко помнила об увиденном в карете… и в воспоминаниях Рафаэля. Изобразить кого-то из слуг, с кем мы обменивались хотя бы парой фраз, я не могла, потому что для быстрого портрета не слишком хорошо помнила их лица, а выделить яркие черты не могла.
И тогда я решила, что самым простым и безопасным путем будет изобразить того, кого в этой комнате сегодня нет.
Рисуя Рафаэля, я испытывала смешанные чувства. Злилась, изображая его дерзкую улыбку. Я восхищалась, когда плавные линии ложились волнами кудрей. Сочувствовала, когда росчерки карандаша превращались в остроконечные уши. Смущалась, с невероятной точностью изображая глаза с легким прищуром.
И, наконец, я ужаснулась, когда портрет был закончен. Уж больно реальным он получился. Будто это не бумага, а зеркало, в которое Рафаэль жаждал заглянуть, но не мог.
– Время истекло! – объявил Каян, когда тонкая свеча на столике перед нами догорела.
Все отложили карандаши и грифели и перевернули бумагу рисунками вниз. Некоторые шутливо просили соседей показать свои творения, поделиться, кто на них изображен, но все упрямо молчали.
– Кто-нибудь хочет показать свой портрет первым? – Каян выпрямил спину и оглядел всех присутствующих. Пока смельчаки решались, он наклонился ко мне, чтобы шепнуть: – Сейчас будем выходить по очереди, чтобы остальные угадывали, кого мы нарисовали.
Я в последний момент успела перевернуть свой рисунок, чтобы Каян не увидел, кого я изобразила. Сердце забилось чаще, когда поняла – в моей работе нет никакой загадки. Это признание Рафаэлю и всем вокруг: его образ прочно отпечатался в моих мыслях.
Первые участники уже выходили в центр зала. Они поднимали рисунки над головами и медленно поворачивались так, чтобы все могли рассмотреть портреты. Если угадать долго не получалось, то бумагу с творениями пускали по рукам.
Мужчины и женщины выкрикивали имена, аплодировали, если угадывали, и разочарованно всплескивали руками, если нет. Они смеялись и спорили, зная, что в этой игре нет ни победителей, ни проигравших. Это просто забава.
Но я не чувствовала себя ее частью, пока в сердце бушевала непогода.