Она посмотрела мне в глаза с уверенностью, какой я в Найваре и не подозревала, а затем низко уронила голову. Она извинилась не только словами, но и всем своим существом.
– Я не хочу сидеть за книгами, – продолжала Найвара. – Не хочу зубрить историю или языки, чтобы потом работать с бумагами в душных кабинетах и в пыльных библиотеках. Но я хочу рисовать. Хочу быть художником, чьи картины будут украшать жилища. Чьи портреты будут сохранять людей в памяти, даже когда время сотрет их в пыль. Хочу, чтобы мои рисунки были в волшебных книгах сказок. Я хочу рисовать, как ты! Пожалуйста. Учи меня!
Ее пылкое желание отозвалось во мне теплой волной, что прокатилась по телу и оставила после себя мурашки. Я редко видела в людях такое рвение и отчаянное желание стать лучше, а если и видела, то часто эти порывы напоминали ураган – пронесутся и затихнут бесследно. Но сейчас, когда Найвара стояла передо мной, распахнув желания и душу, я не могла позволить, чтобы и она потухла, как свеча.
Может, потому что видела в ней себя? Ту маленькую Тиа из прошлого, которая хотела стать лекарем, но ей не позволили.
Точно так же с желанного пути может сбиться и Найвара, если не помогу ей.
Я знаю, как это больно – иметь цель, но не суметь до нее дотянуться. Во мне до сих пор живет отголосок этой раны. Но, может, если помогу Найваре, и сама испытаю желанное облегчение?
– Договорились, – кивнула я и положила ладонь на тонкое плечо. – Я буду тебя учить…
Я даже договорить не успела, а она уже начала прыгать и хлопать в ладоши от радости.
– Спасибо! Спасибо!
– Будет сложно, – входя в роль строгого учителя, продолжала я, хотя улыбка так и просилась на губы. – Иногда ты не будешь понимать, почему я учу тебя чему-то и как это связано с рисованием, но ты должна будешь меня слушаться!
– Конечно! Буду-буду!
– Со временем нам потребуются кисти и краски…
– Я все добуду!
– Но сначала хватит и карандаша с бумагой.
– Обязательно!
– Заниматься будем в столовом зале после того, как все поужинают. Если будет время до заката, то лучше выбираться на улицу, чтобы рисовать при дневном свете. Но скоро лето кончится, поэтому лучше запастись свечами. Рисовать в полумраке точно нельзя.
– Без проблем! Я все сделаю! – Счастливая Найвара выглядела совсем иначе. Живая, бодрая и цветущая, как один из юных цветков в садах Розы Гаратиса. – Тогда… Завтра?
– После ужина, – кивнула я своей новоявленной ученице. Дождалась ее улыбки и не сдержала свою.
Всю дорогу до комнаты в башне я улыбалась. Не верилось, что я наконец-то буду по-настоящему полезной в этом замке! Все еще не магическая работа, но это лучше, чем возиться с тряпкой или запрещенными книгами.
А еще во мне жила надежда, что я могу дать Найваре толчок, чтобы изменить жизнь. Кто знает, может, она действительно станет художницей? Уйдет из Розы Гаратиса, станет свободной от грязной работы и обретет независимость благодаря творчеству. Ей не придется занимать место Сариэль, чтобы платить телом и кровью за еду и крышу над головой. Ей вообще не придется зависеть от чего-то, кроме своих навыков.
В конце концов, талант – это выдумка лентяев. Все решают только труд и упорные тренировки. Я сделаю все, чтобы дать Найваре знания в полной мере, а дальше все будет зависеть только от нее.
Я вошла в комнату, закрыла за собой дверь и едва не выскочила обратно в коридор, когда поняла, что в тесном пространстве нахожусь не одна. Я дернулась, но сбежать не успела. Из тени ко мне скользнула фигура человека, такая же бледная, как лунный свет, что заглядывал в узкое окно, похожее на тюремное.
– Что вы здесь делаете? – успела спросить я, но Рафаэль не ответил.
Его пятерня легла мне на затылок и толкнула голову вперед. Вторую руку Карстро пристроил мне на талию, привлекая к себе и не давая сбежать от жалящего, жадного поцелуя.
Я задохнулась, когда его губы накрыли мои, а язык скользнул в глубь моего рта. Оторопела, превратившись в неподвижную статую, пока мой первый в жизни поцелуй воровал самовлюбленный вампир. А он будто и не замечал, что что-то не так. Целовал страстно, не давая ни секунды на передышку.
Перед глазами мелькали, быстро сменяясь, спутанные образы. Мне даже показалось, что это не мои мысли. Это пугало и сбивало с толку еще больше.
Рафаэль толкнул меня к двери, прижимая к ней спиной и вышибая из легких остатки кислорода. Клыки Рафаэля задели мои губы, когда он вжался в меня своим ртом слишком сильно, и это отрезвило.
– Прочь! – прорычала я, отвешивая мерзавцу звонкую пощечину.
Его голова дернулась, рука взметнулась к опаленной ударом щеке.
В слабом лунном свете я заметила, как изумленно округлились глаза нахала, а потом он хрипло спросил:
– Это такая игра? Притворяешься недотрогой?
Во мне взбурлило такое дикое раздражение, что даже кожу местами начало жечь. Особенно сильно жжение ощущалось на запястье, которое даже пришлось почесать, чтобы унять неприятное ощущение.
– Какая еще игра? – Я уперлась ладонью в грудь Рафаэля, когда он вновь попытался приблизиться.
Мне было не на шутку страшно. Вряд ли сейчас в башне есть другие слуги. Все остались в том зале, чтобы перемыть мне кости. Все думают, что я неравнодушна к Рафаэлю, и он, судя по всему, тоже так считает.
Никто не придет мне на помощь, если господин пожелает меня испить или еще чего похуже. Никто не посмеет перечить Карстро, даже если случайно окажется рядом.
Я плотнее сжала бедра, невольно представив, что может произойти между нами в этой тесной комнатушке. Я этого не хочу! Не хочу быть как моя мама! Нет!
– Да ладно, Тиа, не прикидывайся, что не хочешь. Просто забери свою награду. Ты заслужила. – Он облизнул губы кончиком языка и наклонился ко мне.
И хоть моя рука все еще твердо упиралась в грудь Рафаэля, он все равно смог приблизиться. Сжал запястье, отвел дрожащую руку и склонился к губам.
– Тебя напугал напор? Я могу быть нежнее.
Я крепко зажмурилась, уже готовясь к тому, что Рафаэль снова будет терзать мои губы, израненные клыками. Но поцелуй, легкий, как касание лепестка, коснулся моего запястья.
– По нашему договору вы не можете принуждать меня, – напомнила я, чуть осмелев.
– А я разве принуждаю? Ты ведь сама дала понять о своих желаниях.
Пока я ошарашенно молчала и пыталась понять, что он имеет в виду, Рафаэль ласково заправил выбившийся из прически локон мне за ухо. Он смотрел в глаза и ждал, когда пойму и признаюсь в том, чего нет.
– Разве не этого ты добивалась? Не хотела привлечь мое внимание тем рисунком? Не моей благодарности жаждала?
И тут до меня дошло.
Я предполагала, что он решит, будто нравится мне, но не ожидала, что все будет настолько плохо.
Слова вырвались из горла вместе с нервным смехом:
– Вы мне не нравитесь.
– Ты тоже не в моем вкусе, рогатая. Но я же должен отплатить тебе за старания. Так что давай разберемся с этим поскорее.
Он снова попытался прильнуть губами к моему рту, но я грубо толкнула его. Теперь во мне не было страха. Только гремучий коктейль из чувства униженности и жалости к тому, кто не умеет благодарить.
– Думаете, я рисовала вас, потому что хотела… этого? – я окинула его брезгливым взглядом с головы до пят.
Теперь мы оба чувствовали себя облитыми помоями.
Рафаэль медленно отстранился и с оскорбленным видом выпрямился.
– А чего еще ты могла хотеть?
Я даже прыснула от возмущения. Действительно!
– Мой рисунок – не признание. Не просьба. Не товар. Мне не нужно платить за него.
– Не ври. – Он сузил глаза и нехорошо, колко улыбнулся. – Ты все знаешь. Ты видела меня в покоях у зеркала, а потом в том портале… Признайся, ты заглянула в мою память? Увидела, как он запретил мне просить?..
Рафаэль не успел договорить, потому что я вскрикнула:
– Нет!
– Нет. Ты знаешь, что я скучаю по своему отражению. Знаешь, что не могу – физически не могу! – просить изобразить себя. Знаешь, что я забыл собственное лицо!
И пусть меня окатило холодом от его слов и тяжелого взгляда, я не смогла промолчать:
– Я понятия не имела об этом, – прочеканила каждое слово. – И я не пыталась выторговать что-либо этим портретом.
Рафаэль отвернулся к крохотному окну. Даже в темноте я видела, как вздулись желваки под его скулами, а ладони сжались в кулаки.
– Ничего не бывает просто так. У всего есть своя цена.
– И вы привыкли расплачиваться телом? – не то с издевкой, не то с сочувствием спросила я.
– На что-то большее у меня нет права, – от его интонации стало жутко. – Ты же видела и все понимаешь. Понимаешь, что «господин» я только на словах. Понимаешь, что ни здесь, – он широко раскинул руки, имея в виду всю Розу Гаратиса, – ни где-то еще моего ничего нет. Так чего ты добиваешься? Скажи!
Он снова оказался лицом к лицу со мной. Ничего не осталось от напускной властности, растаяла поддельная томная дымка в глазах. Рафаэль обратился в чистейший страх.
И как же странно было осознавать, что сейчас он боится меня.
– Хотите откупиться от меня? Думаете, что что-то должны за портрет, за тайны, которые храню? Ничего не нужно. Просто уходите из моей комнаты.
Он было повернулся к выходу, но остановился. Посмотрел на меня так, что я поняла – есть что-то еще, другая причина, почему Рафаэль здесь. И он не уйдет, пока не получит то, за чем явился.
– Подумай, чего ты хочешь, – настоял он, но, к счастью, больше не пытался приблизиться. Однако на всякий случай я стянула со стола остро заточенный карандаш.
Вампира он не убьет – на это способны лишь солнечный свет либо жесточайшее расчленение, – но, если воткну в бедро, хотя бы отвлечет.
Рафаэль проследил за моей не слишком незаметной подготовкой к бою со слабой ухмылкой.
– Чего ты хочешь, кроме моего исчезновения, – добавил он и бедрами привалился к столу. – Может быть, я смогу это исполнить. Хотя бы попытаюсь.