сти если погибший был молод или умер насильственной смертью.
Я замерла. Все, чего мне удалось добиться, убеждая себя, будто Мейсон – порождение моего стресса, мгновенно свелось к нулю. «Молод или умер насильственной смертью».
– Зачем? – спросила я упавшим голосом. – Зачем они остаются? Ради… ради мести?
– Некоторые считают, что по этой причине, а другие – что душе трудно сразу обрести мир после тяжких испытаний.
– А вы что думаете? – спросила я.
Он улыбнулся.
– Я верю, что душа отделяется от тела, в точности как учит наш Отец, но время ее пребывания на земле недоступно нашему восприятию. Это не как в кино, где призраки обитают в домах или посещают тех, кого знали. Я представляю себе эти духи, дожидающиеся перехода и обретения мира, скорее как разлитую вокруг энергию, как что-то недоступное нашему восприятию. В конечном счете имеет значение то, что происходит за пределами земли, когда мы обретаем жизнь вечную, выкупленную для нас Спасителем ценой Его величайшей жертвы. Вот что важно.
Я подумала: был бы отец Андрей так скор в своих суждениях, если бы видел то же, что и я?
#«Молод или умер насильственной смертью». И то и другое применимо к Мейсону, и сорока дней с момента его смерти не прошло. Это бесконечно печальное лицо снова возникло перед моим внутренним взором, и я задумалась, что оно выражает. Месть? Или, возможно, он поистине никак не обретет мир и покой?
И как теологические идеи отца Андрея относительно рая и ада вписываются в то, что произошло со мной, умершей и возвращенной к жизни? Виктор Дашков говорил, что я побывала в мире смерти и вернулась, исцеленная Лиссой. В каком мире смерти? В раю или в аду? Или имелось в виду именно то промежуточное состояние пребывания на земле, о котором говорит отец Андрей?
После этого я замолчала, поскольку идея ищущего мести Мейсона устрашала. Отец Андрей почувствовал изменение моего настроения, но, конечно, не понимал его причины. Он попытался отвлечь меня.
– Я получил от знакомого в другом приходе кое-какие новые книги. Очень интересные рассказы о святом Владимире. Ты все еще интересуешься им и Анной?
Теоретически да. До встречи с Адрианом мы знали о существовании лишь двух наделенных духом. Одна была наша бывшая учительница, госпожа Карп, которая под воздействием духа полностью сошла с ума и, чтобы избавиться от безумия, стала стригоем. Другим человеком был свя-
той Владимир, именем его названа наша Академия. Он жил много столетий назад и вернул к жизни свою умершую женщину-стража Анну – в точности как Лисса меня. В результате Анна стала «поцелованной тьмой», и между ними также возникла связь.
В обычных обстоятельствах мы с Лиссой пытались разузнать об Анне и Владимире все, что можно, чтобы лучше понимать самих себя. Но прямо сейчас у меня были проблемы серьезнее, чем неизменно присутствующая, загадочная психическая связь между Лиссой и мной. Ее отодвинул на задний план призрак, который, возможно, был в ярости из-за моей роли в его преждевременной смерти.
– Да… – уклончиво ответила я, отводя взгляд. – Интересуюсь… но, думаю, в ближайшее время мне будет не до этого. Я очень занята со всеми этими… ну, вы знаете, полевыми испытаниями.
Я снова впала в молчание. Он понял намек и больше не пытался меня разговорить. За все это время Дмитрий не произнес ни слова. Когда мы в конце концов закончили разборку, отец Андрей сообщил, что нам осталось выполнить еще одну задачу. Он указал на некоторые ящики, которые мы упаковали заново.
– Отнесите их в кампус начальной школы, – сказал он, – и оставьте около спального корпуса мороев. Может, госпоже Дэвис, которая препо-
дает в воскресной школе, что-нибудь из этого пригодится.
Кампус начальной школы находится довольно далеко, и было ясно, что нам с Дмитрием придется сделать по крайней мере две ходки. И все же это был еще один шаг на пути к свободе.
– Почему тебя так заинтересовали призраки? – спросил Дмитрий во время первого захода.
– Просто чтобы поддержать разговор.
– В данный момент я не могу видеть твое лицо, но у меня такое чувство, что ты опять лжешь.
– Черт побери! В последнее время все думают обо мне плохо. Стэн обвинил меня в том, что я жажду славы.
– Я слышал об этом. – Мы как раз завернули за угол, и вдали показались здания кампуса начальной школы. – Это немного несправедливо с его стороны.
– Немного? Ха! Ну спасибо, но я начала терять веру в эти полевые испытания. А временами и вообще в Академию.
Признание Дмитрия, конечно, приятно взволновало меня, но злость на Стэна не уменьшилась. Снова ожило темное, «брюзжащее» чувство, терзавшее меня в последнее время.
– Ты на самом деле так думаешь? – поинтересовался наставник.
– Не знаю. Такое впечатление, будто школа в плену правил и установок, не имеющих ничего общего с реальной жизнью. Я видела, как все про-
исходит на самом деле, товарищ. Я угодила прямо в логово монстра. И в каком-то смысле… Не знаю, способны ли эти испытания подготовить нас к реальным ситуациям.
Я ожидала, что он начнет спорить, но, к моему удивлению, он сказал:
– Иногда я готов с этим согласиться.
Мы как раз входили в спальный корпус, и я едва не споткнулась. Вестибюль мало чем отличался от тех, что у нас, в кампусе средней школы.
– Неужели?
– Именно так. – Легкая улыбка скользнула по его лицу. – В смысле, я не согласен, чтобы новичков выпускали в мир в возрасте десяти лет или где-то около, но иногда мне кажется, что полевые испытания должны протекать действительно в полевых условиях. Первый год службы стражем дал мне больше с точки зрения знаний, чем все годы обучения. Ну… может, не все. Но это абсолютно другая ситуация.
Мы обменялись взглядами, довольные общим согласием. Что-то теплое разлилось внутри, и злость начала стихать. Дмитрий понимал мое недовольство системой обучения, но, если уж на то пошло, он понимал меня. Наставник оглянулся, однако за стойкой никого не оказалось. В вестибюле были только несколько учащихся чуть старше десяти. Они занимались или болтали.
– Ох, мы попали в спальный корпус старших ребят. – Я сместила вес своего ящика. – Младшие – соседняя дверь.
– Да, но госпожа Дэвис живет в этом здании. Давай-ка я разыщу ее и спрошу, куда нужно отнести ящики. – Он осторожно поставил свой ящик. – Сейчас вернусь.
Проводив его взглядом, я тоже поставила свой ящик. Прислонившись к стене, я осмотрелась и едва не подскочила, разглядев всего в паре футов от себя моройскую девочку. Она стояла так неподвижно, что раньше я не заметила ее. На вид ей было лет тринадцать-четырнадцать; высокая, гораздо выше меня, что лишь усугублялось ее худощавостью. Волосы напоминали облако темно-каштановых кудрей, на лице веснушки – большая редкость у бледнокожих мороев. Увидев, что я смотрю на нее, она широко распахнула глаза.
– О господи! Ты ведь Роза Хэзевей?
– Да, – с удивлением ответила я. – Ты меня знаешь?
– Кто же тебя не знает? В смысле, о тебе все слышали. Что ты сбежала, а потом вернулась и убила двух стригоев. Это так круто! У тебя есть знаки молнии?
Она тарахтела с такой скоростью, что едва успевала дышать.
– Да. Два.
От мысли о крошечных татуировках на задней стороне шеи по коже побежали мурашки.
Ее бледно-зеленые глаза распахнулись еще шире – если это было возможно.
– О боже мой! Класс!
Обычно меня раздражает, когда поднимают шум из-за моих знаков молнии. В конце концов, обстоятельства, связанные с их получением, крутыми не назовешь. Однако девочка была такая юная, такая… трогательная.
– Как тебя зовут? – спросила я.
– Джиллиан… Джил. В смысле, просто Джил. Не то и другое вместе. Джиллиан – мое полное имя. Все зовут меня Джил.
– Правильно, – сказала я, пряча улыбку. – Я так и поняла.
– Я слышала, морои использовали магию во время вашего сражения со стригоями. Мне хотелось бы стать такой же. Хорошо бы, кто-нибудь научил меня. Моя стихия – воздух. Как думаешь, можно использовать воздух в сражении со стригоями? Все говорят, я сошла с ума.
На протяжении столетий использование мороями магии для борьбы считалось греховным. Все были убеждены, что ее нужно применять исключительно в мирных целях. В последнее время некоторые усомнились в правильности такого подхода, в особенности после того, как Кристиан во время нашего спасения в Спокане продемонстрировал полезность магии.
– Не знаю, – ответила я. – Тебе нужно поговорить с Кристианом Озера.
Она потрясенно открыла рот.
– И он будет разговаривать со мной?
– Если ты поднимешь вопрос о сражении с помощью магии, то да, он будет разговаривать с тобой.
– Ух ты! Это был страж Беликов? – спросила она, резко меняя тему.
– Да.
Клянусь, я подумала, что она прямо тут, на месте, грохнется в обморок.
– Он еще симпатичнее, чем я думала. Он твой наставник? Твой персональный учитель?
– Да.
И где, интересно, он пропадает? Разговаривать с Джил было немного утомительно.
– Здорово! Знаешь, вы ведете себя не как учитель и ученица. Вы кажетесь… ну, друзьями. Вы общаетесь помимо тренировок?
– Ну, типа того. Иногда.
Я вспомнила, как недавно подумала, что я – одна из немногих, с кем Дмитрий общается за пределами служебных обязанностей.
– Понимаю! Я даже представить себе этого не могу – лично я рядом с ним все время просто тряслась бы от волнения. А ты такая крутая! «Да, я с этим потрясающим парнем, но вообще-то это не имеет значения».
Я рассмеялась вопреки собственному желанию.
– Думаю, ты считаешь меня лучше, чем я есть.
– Ни в коем случае. И знаешь, я не верю всем этим рассказам.
– Ммм… рассказам?
– Ну, о том, что ты подставила Кристиана Озера.
– Ну, спасибо.
Значит, слухи о моем унижении просочились даже к младшим ученикам. Зайди я в корпус малышей, и, вполне вероятно, какая-нибудь шестилетка выдала бы мне, что слышала, будто я убила Кристиана.
На лице Джил возникло выражение неуверенности.