Как и ожидалось, письмо было от отца. Он узнал о моем поступлении в Маджериум и требовал срочно вернуться домой. Иначе…
Что будет, если я ослушаюсь родителя, знать не хотелось. Я не стала дочитывать и швырнула письмо на постель. Холодные слова ранили не хуже острого ножа. И без того поганое настроение испортилось еще сильнее. Словно весь мир ополчился против меня.
– Твоя семья тоже против загонщиков? – участливо поинтересовалась соседка.
– А? Почему «тоже»?
– Ну… – Эбби откинулась на подушку. Длинная челка упала ей на глаза. – Мои, мягко говоря, не в восторге от моего выбора.
Вот как? Выходит, не я одна пошла против семьи.
– Твои родные тоже маги?
– Да, менталисты! – хмыкнула Эбби. – Причем все поголовно. Даже не представляешь, что это такое. Жить с людьми, которые постоянно лезут в твою голову. У меня двое старших братьев. Я от их наведенных снов среди ночи не стенку лезла. То еще удовольствие. Ненавижу менталистов.
– Но ведь у тебя тоже есть способности? – догадалась я.
– Лучше б не было. Знать, что думают о тебе остальные, какие эмоции они испытывают, глядя тебе в глаза, отнюдь не всегда бывает приятно.
Да уж. Не позавидуешь. Теперь понятно, почему Эбби держится обособленно. Почему сторонится товарищей и всегда пытается сесть подальше от остальных.
– Значит, ты умышленно не стала поступать к менталистам? – констатировала я. – Но почему выбрала именно загонщиков?
– Так загонщики те же менталисты, – соседка деловито хмыкнула. – Только работать им приходится не с людьми, а с животными. И поверь мне, животные куда приятнее. Они не умеют лгать, притворяться, лицемерить. Они как дети. Их мысли прямолинейны и прозрачны. Видны как на ладони. И по сути сводятся к нескольким глубинным инстинктам, сочетающимся в той или иной вариации. Так что да, я предпочла стать загонщицей, чем всю жизнь копаться в чужом грязном белье. Ну или чужой голове, называй как хочешь.
Я понимающе кивнула.
– Ты молодец. Не побоялась пойти наперекор родным.
– Ты тоже, – хмыкнула Эбби. – В любом случае назад дороги нет.
Девушка посмотрела на отпечаток символа факультета на своей ладони. Я повторила ее жест и провела пальцем по своей. Спустя время знак стал почты незаметным, белесые линии, складывающиеся в очертание головы чернокрыла, можно было разглядеть разве что хорошенько присмотревшись. Издалека же ладонь выглядела совершенно обычной.
Но тем не менее знак был. Я знала об этом, как и Эбби.
Соседка была права. Назад дороги нет. Мы не в силах изменить свой выбор. А значит, остается лишь одно – упрямо двигаться вперед.
Я сгребла с постели остатки корсета и письмо отца. Швырнула их в мусорную корзину.
С прошлой жизнью покончено. Пора мне это понять. И принять правила новой игры.
И, раздери меня гремлины, я больше не позволю над собой насмехаться! И даже если упаду в грязь, сделаю это с высоко поднятой головой.
Мое утро началось рано. Солнце еще не взошло над Маджериумом, студенты еще мирно посапывали в своих постелях. Я же сидела на кровати, держа в руках длинную полотняную ленту, и примерялась, как бы пристроить ее на груди. А точнее, как сделать так, чтобы эта самая лента грудь поддерживала. От корсета после вчерашних событий я решительно отказалась, пусть у меня и была парочка запасных в чемодане. Воспользовавшись советом соседки, я раздобыла в кастелянной несколько отрезов ткани и соединила их между собой. Как и всех благородных девиц, меня учили вышивать, так что держать в руках нитку с иголкой я умела.
А вот с перевязкой груди у меня сразу не заладилось. Вместо того чтобы поддерживать, противная ткань упрямо сползала вниз. Так длилось ровно до тех пор, пока я не догадалась пустить ленту вокруг шеи. Первый успех придал уверенности. Опробовав несколько разных видов перевязки, я наконец остановилась на самом удобном. А закончив, неслышно встала и покрутилась возле зеркала.
Мне было непривычно без корсета, и, хоть грудь была плотно перехвачена полотном, я чувствовала себя обнаженной. Да и собственная фигура сейчас выглядела совсем иначе. Даже накинутая поверх стягивающей ленты сорочка не давала чувства былого комфорта. Оставалось надеяться, что все это временно и вскоре я привыкну к новому белью. Привыкла же к ученической форме и плотно обтягивающим брюкам.
На учебу я отправилась в некотором смысле обновленная и довольная собой. Первым в сегодняшнем расписании значилось практическое занятие по общей магии. После лекции ректора мы уже знали способы творения волшбы, теперь же нам предстояло опробовать их на практике.
Несмотря на позитивный настрой, я была заранее уверена в своей неудаче. Как ни крути, а за эти пару дней магического потенциала во мне не прибавилось. Оставалось лишь надеяться, что упорство и старание сделают свое дело. К тому же господин Мэдроуз упомянул, что словесные команды куда эффективнее мыслеобразов. Так может, моя проблема кроется лишь в недостатке фантазии и живого воображения?
Вопреки ожиданиям, практическое занятие у нас вел не ректор, а уже знакомый мне по вступительному тестированию профессор Берроуз. Преподаватель знал о моих проблемах, и потому сразу пересадил меня в дальний угол аудитории, подальше от любопытных глаз одногруппников. Я благодарно улыбнулась ему и подумала, что все не так уж и плохо. По крайней мере, профессор заботится о моей репутации.
– Итак, приступим. Сегодня мы начнем с элементарного заклинания призыва в руку. Многие из вас уже с ним знакомы и успешно применяют на практике. Однако наша задача состоит в том, чтобы довести данную команду до автоматизма. Чтобы даже не глядя на предмет, а имея в голове лишь воспоминание о его местоположении, вы могли его притянуть.
Профессор Берроуз раздал учащимся по цветной атласной ленте, с которой надлежало тренировать необходимые команды. Передо мной же на стол легла пресловутая шпилька для волос. Профессор беззлобно улыбнулся.
– Тренируйтесь, мисс Легран.
Что ж, шпилька так шпилька.
Пока одногруппники поднимали в воздух ленты и заставляли их парить по всей аудитории, я сосредоточенно пыталась сдвинуть шпильку с места. Получалось плохо. Но я призывала себя не паниковать раньше времени. В конце концов, это лишь первое занятие.
– Пожалуйста, не забываем произносить заклинание. Четко и громко. Ан’но маре! – скомандовал профессор, вырывая из рук одного из учащихся синюю ленту. – Ан’но тор! – скомандовал он, возвращая кусочек атласа на исходное место.
Теперь в аудитории стало еще и шумно, потому как студенты наперебой загалдели, выкрикивая озвученные профессором команды. Господин Берроуз ходил между рядов и лично поправлял каждого из учеников, добиваясь идеального произношения и постановки голоса. Очередь дошла и до меня. И пусть я произносила все верно, но, увы, шпилька так и не подчинилась.
– Потренируйтесь еще в свободное время, – посоветовал преподаватель и мягко похлопал меня по плечу.
А потом взялся за свой журнал и принялся делать заметки тонким металлическим пером. Сомнений не осталось – последнее место в рейтинге группы мне обеспечено. Но, как говорится, когда ты на самом дне, у тебя есть только один путь – наверх!
Тренировка с капитаном Байроном, как и в прошлый раз, началась с пробежки. И я с гордостью могла констатировать – перевязь из лент, поддерживающая грудь, отлично справилась с задачей. По крайней мере, к концу пробежки она с меня не свалилась. А вот заменить простой хлопковый материал на более эластичный – не помешало бы. Это дало бы мне дополнительную свободу движений, что немаловажно на занятиях по физической подготовке.
– Эй, Изабель, гляди! – Пока я пыталась отдышаться после забега, Эбби заметила на небе несколько приближающихся черных точек. – Спорим, это полночники?
И правда, когда точки приблизились, увеличившись в размерах, я без труда узнала в них полночников, на спинах которых восседали загонщики-старшекурсники. Видимо, наше с ними занятие на полигоне опять совпало. Или, быть может, расписание было построено таким образом намеренно?
Около пяти чернокрылов друг за другом приземлились на полигон. Последний же, шестой, на несколько мгновений завис над площадкой, потом облетел полигон по кругу, словно что-то проверяя, и приземлился неподалеку от своих товарищей. В спрыгнувшем на землю всаднике я без труда узнала Ская. В памяти тут же всплыло неприятное воспоминание о срезанном корсете, и я поспешила отвести взгляд. Пересекаться с выпускником совершенно не хотелось. Ни сейчас, ни когда-либо еще.
– Как думаешь, скоро нас пустят в загоны? – с надеждой спросила соседка. В ее глазах горели восторг и еле сдерживаемое предвкушение, и я против воли улыбнулась.
– Надеюсь. – Мне и самой не терпелось поближе познакомиться с чернокрылами. Ведь именно ради них я поступила на факультет загонщиков.
Старшекурсники повели животных к загонам, я же не отказала себе в удовольствии еще немного полюбоваться этими прекрасными созданиями. Тонкие, гибкие, покрытые черной матовой чешуей, не отражающей ни единого лучика солнца, они буквально притягивали взгляд. Так и хотелось подойти, провести рукой по теплой шкуре, тронуть трепещущие на ветру кожистые крылья. Между собой студенты называли ящеров полночниками как раз за их редкий матовый окрас, способный сливаться с ночным небом. И сейчас я искренне завидовала выпускникам, которые могли легко оседлать своих полночников и умчаться высоко в небо.
– Ну что, салаги! – Громовой голос капитана Байрона мигом вернул нас с небес на землю. – Стройся! – велел преподаватель и вытащил из-за уха короткий, искусанный с одного края грифель.
Мы шустро выстроились в линию и с недоумением покосились на наставника. Судя по выражению лица, он явно задумал какую-то каверзу.
– Итак, сегодня, можно сказать, решится ваша судьба, – вдруг заявил капитан и коварно улыбнулся. – Я, как говорится, один, а вас много. Так что каждому из вас будет назначен личный куратор из числа старшекурсников. Кураторов слушаемся беспрекословно, выполняем их команды равно как и мои. За вашу жизнь и здоровье они отвечают головой. Все ясно? – Капитан окинул нас цепким внимательным взглядом, а потом оглянулся через плечо.