Подползаю ближе к краю, с опаской гляжу вниз. Стас пробегает пару шагов, получив толчок в спину. Рыжая девица распахивает дверь внедорожника. Блондин раздраженно, на повышенных тонах говорит со своим другом, запрыгивает в автомобиль, и тот агрессивно срывается с места. Вот зачем Стас полез с претензиями? Как же глупо.
Спускаюсь торопливо, нервно поглядывая за спину в пугающую черноту арки. А в голове пульсируют мысли: что будет со Стасом?! Куда его везут?
Успокаиваю себя тем, что Стас легко мог спровоцировать конфликт и без меня. Ему не стоит труда усомниться в адекватности чьего-либо взгляда. Ссоры и потасовки часто возникали даже среди своих.
Беру телефон и откладываю в сторону, снова беру и снова откладываю, и так несколько раз, пока не набираюсь решимости нажать кнопку вызова. Меня радуют длинные гудки, ведь если бы хотели, чтобы человек исчез бесследно, абонент уже был бы вне зоны действия сети.
Зачем я себя накручиваю?
– Алло, – тихо говорю не своим голосом, но гудки отключаются, и меня переводят на автоответчик.
Что делать? Позвонить Вике, Олегу или Артему? Так они ничем не смогут помочь.
Набираю номер повторно и с замиранием сердца смотрю на экран смартфона, вызов принимают, секунды начинают отсчет. Одна, вторая, третья…
– Алло, Стас, с тобой все хорошо? Ты дома? Алло. – Тишина нервирует. – Не молчи! – кричу в трубку.
Шумный выдох – и я слышу голос своего врага. Голос без примеси посторонних звуков, музыки и криков. Приятный, если не видеть его владельца и не знать, кто он на самом деле.
– Привет, Яна Кузнецова. – Приходит мое время сохранять тишину. Имя из его уст пугает, но это лишь имя, набор букв, звуков, оно не дает какого-то превосходства. – Что ты делала в моем доме? Ну что молчишь, ты же звонила поговорить.
– Что ты сделал со Стасом? – осмеливаюсь спросить.
– А ты как думаешь?
– Не знаю.
Блондин устало хмыкает.
– Ответь на мой вопрос, и я отвечу на твой. Что ты делала в моем доме?
– Искала что-нибудь ценное, – я вру.
– И не нашла?
– Нет.
– Жаль. Я сожрал твоего Стаса. Вот лежу, перевариваю. – А я не могу понять, шутит или нет. Хлопаю ресницами, глядя куда-то в угол. Ведь такое возможно. – Что примолкла, злючка?
– Перевариваю. – Не позволяю себя напугать, отвечаю в его же манере.
– С тобой будет очень тяжело. – Враг произносит это на одном дыхании. – Зачем сбежала?
– Не хочу быть пойманной. – Выглядываю в окно, повинуясь страху.
– Логично. Твоя очередь спрашивать. – Из трубки доносятся шуршание ткани и скрип.
– Как спится по ночам?
– Странный, конечно, вопрос, но не жалуюсь. Сон мне мало что или кто может испортить.
– Даже предательство друга?! – лепечу.
Я множество раз репетировала эту сцену, в моей фантазии стою напротив Рокотова и с презрением выплевываю каждое слово, глядя в глаза врага.
– Предательство может отбить сон любому. Но меня никто не предавал. Лишь одна зеленоглазая волчица сегодня кинула, отвесив на прощание смачный удар. Не боишься, что мы так останемся без волчат?
– Ты издеваешься? – рычу я.
– И не думал, злючка. Почему ты одна? Где твоя семья?
– Ты у меня ее отобрал!
– Это вряд ли. Ты меня явно с кем-то путаешь, я тебе ее сейчас предлагаю. Сколько ты уже одна, лет десять, больше? Есть приходится в несколько раз больше обычного, – не спрашивает – утверждает, – потеря остроты зрения, нюха и слуха, холод ощущаешь или волчица еще греет? – Откуда он знает?! – Как я сразу не подумал, – дальше он разговаривал сам с собой, – ты не чувствуешь меня. Не чувствуешь притяжения так, как я. Волчица истощена, – задумчиво продолжает. – Можешь оборачиваться? – Заинтересованность в тоне неимоверно бесит. – Могу поклясться, что нет. Я могу тебе помочь…
– Твоя помощь – это последнее, что мне нужно! – я сбрасываю вызов.
Кем он себя возомнил?! Приложив ладонь к груди, тушу пожар, что разожгла злость. Пальцы цепляются за шрам, проводят вдоль, напоминая каждую секунду своего первого оборота – дня, когда я потеряла последнего родного человека и надежду на нормальное будущее.
Вспышки агрессии проявлялись чаще и чаще, школьный психолог объяснил их половым созреванием. Еженедельные беседы по сорок пять минут в маленьком кабинете, пропахшим кисловатым кофе, раздражали – совсем не помогали, лишь усугубляли положение. Тамару Антоновну я покидала с максимально скопившимся раздражением и ненавистью ко всем: учителям, соседям, одноклассникам, неторопливому кассиру в магазине, да ко всему белому свету. Клялась, что не повышу голос, не кинусь с кулаками на Лешку Гришина, донимавшего меня с пятого класса, лишь отмените ненавистные встречи. Но разве кто-то прислушается к просьбе четырнадцатилетней девчонки? Я и сама понимала, что фраза, сказанная учителем: «Кузнецова, хватит считать ворон, смотри на доску», или случайно пролитый компот на мои брюки в школьной столовой не должны захлестывать волной гнева. Меня выводило из равновесия, когда вызывали к доске и когда острый носик карандаша не замирал на поле с моей фамилией.
– Я же готова! Я выучила тему! – выкрикивала я, вскакивая с места.
Вспышки не поддавались контролю, в меня словно вселялся другой человек, он желал наказать даже за крохотную обиду, доказать, что со мной так обращаться нельзя.
Это произошло после двенадцатой еженедельной беседы с психологом. У Тамары Антоновны, кажется, закончилось терпение, и беседа, на которой я в сотый раз пыталась объяснить причины, по которым Гришин получил скакалкой по ладоням на уроке физкультуры, и отказывалась приносить извинения, плавно переросла в угрозы. Открытые, с четкой перспективой вечерней школы или справкой об окончании вместо аттестата. Я не торопилась возвращаться, долгая прогулка к дому привела меня в порядок, так я думала, пока не переступила порог.
– Яна, я просила тебя вынести мусор? – Мамин вопрос застал меня в коридоре. Почему она не напомнила минуту назад, пока я не сняла куртку и сапоги?! Слышала же, как я расстегиваю молнию, как, стуча каблуками, убираю обувь на полку. Или сделала специально, чтобы я точно запомнила, хотела проучить? Молча прошла на кухню, резко взялась за ручку ведра, рывком подняла. Да так резко, что черная пластиковая дуга осталась сжатой в моей ладони, а содержимое разлетелось по полу.
– Яна, как можно быть такой криворукой? – От окрика к досаде прибавилась волна ярости. – Веник ты знаешь где. Быстро убери за собой. – Мама перешагнула через картофельные очистки и включила воду в раковине. – Мне звонила Тамара Антоновна, – не поворачиваясь, начала родительскую нотацию. – Настоятельно рекомендует обратиться к психотерапевту. Возможно, пропишут корректирующие препараты. Они будут подавлять агрессию. Ты рассекла мальчику кожу на руке, ему наложили швы. – Мама отложила губку и, размахивая ножом, продолжила: – Во вторник идем на прием.
– Мам, он задрал мне футболку на уроке! Хотел проверить, действительно ли я девчонка. – Одноклассницы предпочитали платья, блузы и юбки, я же носила бессменные брюки и водолазку. Не пользовалась косметикой и не обсуждала мальчишек. – Я не пойду к психу. Пусть Гришину пропишут корректирующие препараты.
– Мы идем! Это условие директора или останешься без аттестата.
– Я учусь на отлично, нет предмета, по которому кто-то учился бы лучше, дир не имеет права оставить меня без аттестата, – я поставила перевернутое ведро. – Хоть сейчас могу сдать экзамены за девятый класс, но ты не разрешаешь.
– Да. Я считаю, что социальная адаптация важнее. Ты же дикая, как уличная кошка. Шипишь, кидаешься, выпускаешь когти без повода, тебе нужно научиться контактировать.
– С кем, с Гришиным, что всю физкультуру лапает девчонок и прячется в нашей раздевалке?
– Есть же и хорошие ребята, – продолжает мама.
– Где-то, наверное, есть. Отец был бы на моей стороне, не позволил пичкать таблетками просто так. – Я намеренно коснулась темы отца, желание сделать больно было импульсивным – через минуту жалела о сказанном.
– Отец? – тихо спросила мама. – Отец?! – взвизгнула, часто задышав. – Он бросил нас! Запомни уже это. Хватит витать в облаках, он не вернется, никогда! Люди предают, запомни!
– Это неправда, с ним что-то случилось! – я отпихнула ногой пустое ведро.
– Просто ты не нужна ему. – Мое тело сотрясла дрожь. Нутро вибрировало, а я от гнева забывала дышать. – Я ему не нужна! Мы ему не нужны!
– Ты вр-р-решь! Он обещал вернуться.
Виски пронзила боль, тело скрутило. Я, не сдерживаясь, кричала, хваталась за голову, топталась по мусору, пока металась в неконтролируемом приступе по кухне. Боль простреливала грудь, голову, живот, жгла спину и лицо, ноги подгибались, а руки не слушались. Ища поддержки, развернулась к маме. Прижавшись бедром к раковине, она выставила нож перед собой. Я сделала шаг навстречу, а мама направила кончик лезвия прямо мне в грудь.
Вибрация и мелодичный перезвон возвращают в реальность.
«Жив твой знакомый. Знаю, что сменишь номер, но сохрани мой».
Еще вибрация, и я смотрю на фото блондина. Оборотень устало отвечает на мой взгляд с экрана телефона, лежа в кровати.
«Привыкай к моей роже, Яна».
Глава 15
Илья
***
Я был прав, после встречи со своей истинной мозги оборотня работают с перебоями. Зачем принял входящий вызов?! Хотел услышать голос? Удостовериться, что с ней все в порядке? Ведь уже с утра мог спокойно отследить брюнеточку и продолжить знакомство на своей территории. Что и следовало ожидать – моя злючка сменила номер.
Буду надеяться, что она решит проверить правдивость моих слов и захочет навестить бывшего дружка. Там-то я ее и перехвачу. Эта мысль успокаивает не только меня, но и зверя. И вновь ошибаюсь: Яна не появляется ни у дома Стаса, ни в гараже, где он работает.
– Почему ты не попросишь помощи? – Роман идет позади, буквально ступая на пятки. – Стая прочесала бы город за сутки.