– Илья говорил мне правду? – я тихо спрашиваю.
– Умница! – Князь восторженно хлопает в ладони. – Умная у тебя девочка, волк.
Псих! От неожиданности мне хочется вжаться в грудь Ильи. Я борюсь с желанием обернуться и взглянуть в глаза оборотня, ища поддержки.
– Я знаю. – Серьезный голос оборотня удивляет.
– Хочешь знать еще ответы? – уточняет Александр.
– Но вы не ответили на первый вопрос, – я в замешательстве.
Меня хотят запутать, отвлечь?
– Не ответил, но предлагаю больше. Существует игра. «Эйтла Ферату». Победитель может потребовать у меня все, что ему заблагорассудится.
– Даже смерть? – вопрос сам срывается с моих губ.
– Чаще просят сохранить чью-то жизнь. Но да, можно просить и смерть, – отвечает князь.
Пальцы оборотня с силой впиваются в мои ребра, предупреждая о чем-то.
– Вашу смерть? – уточняю я, сжимаясь.
– Ты думаешь, я был бы до сих пор жив, если бы не было «но»? – интересуется князь с насмешкой. – Все, кроме моей смерти, волчица.
– Я…
– Она не будет участвовать. – Блондин решает за меня.
– Ваше право, – Александр разворачивается на пятках, – более не задерживаю, – бросает через плечо.
– Но вы обещали ответить! – восклицаю я, вырываясь.
Вампир позволяет себя остановить.
«Что я творю?!» – разжимаю пальцы. Отпускаю каменное предплечье, не зная, что последует за моим безрассудным поступком.
– Умная и решительная. Тяжелое сочетание. Твой волк не врал, – наконец произносит он. Такая короткая фраза, но какой она несет смысл. Четыре слова переворачивают жизнь, разбивают детские иллюзии. Князю кажется этого мало, и он продолжает: – Смерть от моих рук была быстра и безболезненна, если тебя это успокоит. Твоего отца сожгли вместе с остальными погибшими. Мир не много потерял. Паршивый был оборотень. Гнилой. – Такую характеристику я уже слышала и из уст Ильи. – Не жалей, волчица, о потере. С ним, – взгляд указывает на блондина, – ты обретешь куда больше.
Глава 24
Илья
***
Александр не из тех, кто изменяет своим привычкам. Каждая встреча с ним – шоу, его шоу.
Путает, пугает, провоцирует, отвлекает от основной темы разговора, делает выпады и наслаждается реакцией. Но больше всего выводит из себя его поганая черта говорить то, что не следует знать окружающим. И в этот раз на князя нападает неконтролируемое красноречие. Александр не только отвечает на вопросы, что мучают Яну.
– Истинность – такая противоречивая штука, волчица. – Князь вкладывает две хрупкие ладошки в свою, и ободряюще похлопывает сверху. – Нам кажется, что боги навязывают свое решение, не предоставляют выбора, отбирают привычное. Сейчас модно говорить: выводят из зоны комфорта. – Не выпуская женских ладоней, князь наблюдает за моей реакцией. – Несмотря на многочисленное окружение, одиночество стало для меня привычным. Признаться, я был в не меньшем удивлении, когда повстречал княгиню. С годами потерял надежду встретить того, кто заставит мое сердце биться. И получив то, на что и не смел надеяться, принял как должное. Казалось, я никогда ее не потеряю или никакой поступок не сможет вызвать у нее обиды, отторжения. Но истинность не дарит нам слепую веру и обожание, она дает лишь шанс и возможность продлить свой род, естественно. А остальное – дело только наших рук. – Он приподнимает взятые в плен ладони волчицы, демонстрируя. – Не твоих и моих, а ваших, конечно. Твой отец – яркий пример того, как можно бездарно упустить свой шанс, – добавляет с приторной улыбкой. И улыбка адресована мне, не намекает, а прямым текстом говорит, что я на верном пути к подобному концу истории. – Вижу, зверь уже нервничает. – Наконец Александр отступает от злючки. Бледнее чем обычно, девочка смотрит куда-то под ноги. – Даже самый лютый зверь чего-то да боится. – Он продолжает философствовать. – Особенно хрупких девиц с глазами цвета исландского мха.
Да когда же он захлопнет свое княжеское зевало?!
Мой немой крик услышан, Александр в привычной раздражающей манере, не прощаясь, шагает в пустоту, оставляя легкий серебристый шлейф.
Яна с безразличием смотрит на место, где секунду назад стоял вампир, словно и не слушала его.
По дороге в улей инициатором тишины был я, сейчас мы меняемся ролями. Девочка даже не шевелится, на лице нет и намека на эмоции, да и пустота во взгляде изрядно пугает.
– Не все только черное и белое, Янка. – Девочка фокусируется на моем профиле. – Бывают и другие цвета, да и иногда нужно смириться с обстоятельствами.
Стоило мне открыть рот, на место потерянной девочки возвращается злючка. Радует хоть какая-то реакция.
– Как ты миришься с выбором пары Богиней?
– Нет, как ты миришься с новой реальностью? – я отвечаю вопросом на вопрос.
Новый выпад она игнорирует и возвращается в прежнее состояние.
– Ян? Яна?! – я зову громче. Она поджимает губы и не спешит отвечать. – Пирсинг не мешает? – Облизывая кончиком языка серебряное колечко, отворачивается к окну. – Значит, помолчим, – произношу бодро. Надолго меня не хватает, и я вновь пытаюсь разговорить злючку. – Искривление заработаешь. – Минут пятнадцать Яна демонстративно смотрит в боковое окно.
– Это лучше, чем видеть тебя, – шепчет она. Ее ладонь стыдливо поднимается к лицу и ложится обратно на колено.
– Янка, ты плачешь?
– Нет, – девчонка рвано выдыхает.
– Это хорошо, а то мне показалось, что ты плачешь.
– Тебе показалось. – Яна разворачивается спиной ко мне.
Остаток пути, не замолкая, несу откровенную чушь, поглядывая на хрупкую фигуру, свернувшуюся под моей курткой. Завтра же нужно одеть девчонку, мерзнет, но не признается.
– Я хочу побыть одна.
Яна прерывает мой нервный треп. Да и я не против в одиночестве переварить события последних двух суток, потому предложение волчицы приносит облегчение. Не умею я оказывать моральную поддержку девчонкам. Другое дело Мит или кто-то еще мужского пола, пара глупых шуток сделали бы свое дело. Они всегда вызывают ответную не менее глупую реакцию, разряжая обстановку. Но с Яной этот метод не работает.
– Оставайся в спальне, я как раз хотел прогуляться. Ян, может хочешь размяться? – Не понимаю, что означает нервный жест плечами, наверное, это «нет». – Спать буду на диване, – кричу, я поднимая голову к потолку.
Я лелею надежду, что пробежка по лесу успокоит зверя и меня.
Но зверь продолжает тянуть наверх, в спальню, он чувствует гнетущую тоску. Хочет прижаться к девочке, согреть теплом, быть рядом.
– Нас там не ждут, – убеждаю я звериную часть себя, продолжая топтаться перед дверью собственной комнаты, не решаясь повернуть ручку. – Или трех часов достаточно, чтобы побыть одной?
Приоткрыв створку, не сразу понимаю, что скомканное одеяло в центре кровати – это волчица. Спит, подтянув ноги к самому подбородку, пропустив между колен одеяло и обняв его.
Совсем еще ребенок…
Вид спящей в одиночестве волчицы неприятно колет под желудком, отравляя тревогой и беспокойством. А вот и первые признаки разжижения мозга…
– Малец, – я мягко сбегаю на первый этаж. – Я приму у тебя душ?
– Не вопрос, – пожимает равнодушно плечами брат.
«Нужно вернуть привычный ритм жизни», – я принимаю решение, исследуя полки шкафа брата.
Еще тридцать минут, и я паркую автомобиль перед самым шумным клубом города. В «Клеопатре» ни дня без шоу, даже в будний день кто-то да на сцене.
Здесь бар находится на возвышении, с него отлично просматриваются танцпол и посетители за столиками.
Возбужденные голоса, приятный ритм музыки, разгоряченные тела, изгибающиеся в танце… шикарно!
– Угадай кто?! – Накрыв ладонями глаза, Соня пританцовывает за спиной, якобы случайно касаясь бедрами и грудью.
– Машуль, ты? – я уточняю издеваясь.
– За что я только тебя люблю, Коваль? – получаю шлепок ладонью между лопаток. – Что за идиотские шутки, а?
Приходится развернуться на гневный высокий голосок.
– За шутки и любишь. – А самого скручивает от формулировки «люблю». – Привет, Со-ня.
– Привет-привет, – она отставляет правую ногу. Девица проходит по мне придирчивым взглядом. – И где ты пропадал? Ни тебя, ни Мити. Завязали с веселой жизнью?
– Типа того, – я приглашаю за освободившийся стул у барной стойки.
– Работа?
– Работа… семья…
– Ну да, ну да. У всех вас одна отмазка.
Я серьезно сказал «семья», думая о злючке?
– Шампанского? – спрашиваю я.
– Ты чего ржешь? – Соня насупливается, вытягивая пухлые губы.
– Тебе показалось, – я подавляю улыбку.
– Так что насчет шампанского?
– Сейчас закажу, – я жестом подзываю бармена.
Соня пьет с удовольствием, совершенно не смакуя, крупными глотками.
– Я так хотела пить. Будешь?
– Я за рулем, – напоминаю я.
– Что такое один фужер на твой вес?
– Не стоит. Так что дальше?
– Эта дура и говорит, что не может поменять мне туфли. Пришлось оформлять возврат и выбирать другие. Новые туфли не подходили к синему платью, и мне пришлось возвращаться домой, подбирать новый образ, а я опаздывала!
– А куда ты опаздывала? – спрашиваю совершенно без интереса.
– Сюда! С десяти был розыгрыш лотереи. – Соня смотрит на меня пристально, ждет сочувствия.
– Выиграла что-нибудь?
– Нет. А я рассчитывала на халявную неделю в отеле. Давно не чувствовала себя такой опустошенной. Ну что ты молчишь?
– Боюсь разрыдаться. Мне пора. – Кроме как «полная дура» в голове ничего не крутится.
– Эй! Напоил, а теперь бросаешь одну. Ты просто обязан доставить меня в целости и сохранности домой, – капризничает Соня.
– Зато я помог заполнить твое «опустошение», – справедливо замечаю я.
Осушив остатки, девица улыбается, кивая.
– Поехали, – я указываю головой в направлении выхода.
Мой правый локоть оплетают женские руки:
– Сегодня-то зайдешь? – мурлыкает Соня, прижимаясь к плечу.