– Янка-дурманка. Теперь можно и ехать, – проводит пальцем по щеке. – Румянец тебя красит. – Затуманенное поцелуями сознание забывает о волнении, а тело безвольно прижимается к торсу блондина, оплетая руками за крепкую шею. Мне понравился метод борьбы со стрессом, но я не признаюсь в этом открыто. – Не переживай. Едем. Любовь Михайловна ждет нас.
Внедорожник сворачивает к частному сектору, и мое сердце вновь пускается вскачь. Я не могу найти себе места, сдвигаюсь вглубь сиденья, но тут же сползаю на край, и пальцы с силой вцепляются в панель автомобиля. Наша улица. Мамин дом. В окнах горит свет. Женская фигура проходит из одной комнаты в другую и приближается к окну, распахивает полностью шторы и замирает, глядя на автомобиль. Нас ждут. Меня ждут.
Глава 31
Взявшись за ручку автомобиля, я не нахожу в себе сил потянуть ее. Мама не отходит от окна, устремив взгляд в нашу сторону.
Вновь накрываю пальцами серебристую ручку и отпускаю ее.
Поправляю волосы и полы пальто, но простые действия решительности мне не прибавляют.
– Ян. – Забыв о том, что не одна в машине, с удивлением смотрю на блондина. Он сменяет привычную нахальную улыбку на более мягкую, подбадривающую. – Вечно отсиживаться не получится.
– Да, знаю. – Руки мне мешают. Уже дважды вытерла вспотевшие ладони о мягкую ткань пальто, сжала-разжала пальцы, переплела их в замок: – Нужно было купить что-то. Как-то некрасиво с пустыми руками.
Блондин закатывает глаза:
– Яна, мы не в гости приехали. И думаешь, твоей маме нужны цветы или сладости? Она ждет свою дочь, которую не видела десять лет!
– Ты прав, – я выдыхаю.
– После этих слов я ожидал, что мы наконец выйдем из машины. Ясно. Придется брать все в свои руки. Умелые сильные руки, Янка, а ты отказываешь и отказываешь им. И мне. Нам обидно, между прочим.
– Ты всегда думаешь о сексе? – вспыхиваю я. Не оборотень – озабоченный эгоист!
– Думал и буду думать. И сексом заниматься буду, – говорит, распахнув мою дверь. – Хотел бы я сказать, с тобой или без тебя, но тут без вариантов.
– С собой. – Дурацкий разговор меня отвлекает. – Ты забыл про этот вариант.
– Змеюшка, – шипит он, играя языком на манер змеи. – И еще злючка. Когда попробуешь Илюшу, подобного не скажешь.
Как-то незаметно для меня блондин открывает калитку и подводит к крыльцу. Я не слушаю обещания и сексуальные угрозы оборотня, ступив на первую ступень. Мама не выключила свет в комнате. Старая полированная стенка продолжает хранить в себе ненавистный хрусталь. И как жалкие десять фужеров, соусница, солонка и пара вазочек для фруктов могли испортить мое детство? На их тщательную помывку у меня уходил весь выходной.
Дверной замок щелкает, дверь жалобно крякает, наверное, и она испытывает неловкость. Мои ноги преодолевают еще две ступени и врастают в кирпичное крыльцо.
Как же мама изменилась! Я тайно навещала ее все эти годы, но два месяца моего отсутствия каким-то образом превратились в десятилетия. Лихорадочный блеск в родных глазах, и не такой, что красит человека, придает ему жизни, а болезненный. Непонимание, настороженность легли глубокими морщинами вокруг рта.
– Любовь Михайловна, разрешите войти?
– Да, конечно. – Мама проходит вглубь.
А запах в доме совершенно не изменился. Цветочные духи, шампунь и ромашковое мыло, тонкий аромат свежести, исходящий от множества комнатных растений, и мягкая ваниль. Так пахло в доме по выходным, когда у мамы было свободное время заняться пирогами.
– Я думала, вы уедете. Боялась отойти от окна. – Мамин голос дрожит. А взгляд мечется от блондина ко мне и обратно.
Коридор оказывается узок для нас троих, Илья съедает собой добрую половину пространства. Стены и потолок давят, мне катастрофически не хватает воздуха и свободного места.
Илья снимает обувь и куртку и помогает мне с пальто.
– Ты разве не чувствуешь тоску? – Горячая ладонь ложится на поясницу и подталкивает вперед.
Один неуверенный шаг навстречу – и мама подбегает, хватая меня за плечи:
– Неужели это правда? – Холодные руки поднимаются, не веря, с силой обхватывают мое лицо. – Яна. – Мама выдыхает имя, и из ее глаз льются слезы. – Моя доченька. – Я впитываю тепло. Объятия родного человека, что может быть лучше? – Какая ты взрослая. – Не размыкая объятий, мама рассматривает мое лицо. – И красивая, – смеется, стирая слезы, а я не в силах вымолвить и слова.
Никогда еще не испытывала столько радости и боли одновременно. Я не смогу себя простить. Мои правильные решения превратились в глупость, вздор и чепуху. Вздор, что лишил нас десяти лет жизни.
– Ма-мо-чка, – глажу ее волосы, целую лицо и не до конца понимаю, что это по-настоящему. Не сон, не фантазия – явь! – Прости меня, – шепчу, прижавшись всем телом. – Прости, пожалуйста. Я ведь думала, что ты не хочешь меня видеть. Ненавидишь. Презираешь.
– Ты что такое говоришь?! – Мама хватается за сердце.
– Так! – разносится над нами. – Не хватало сердечных приступов в столь радостный момент. Идемте, Любовь Михайловна, присядем. – На кухню. – Илья крепко хватает женский локоть и помогает маме занять стул со спинкой.
– У меня там корвалол.
– Я помню. – Руки сами открывают нужный шкафчик. Отсчитав тридцать капель, протягиваю бокал. – Подержи во рту, не глотай сразу, – вспоминается совет бабушки. Мама так тепло улыбается в ответ, что из глаз текут слезы.
– Предлагаю посидеть пару минут в тишине, успокоиться и после попить чаю. Вы же что-то испекли? – Илья занимает крепкий табурет, выкрашенный белой краской, притягивает меня к себе на колени. – Посиди, – пресекает на корню попытку возмутиться и встать. – Я помогу.
Его руки оплетают и ложатся на мое бедро. Что подумает мама? Но она улыбается, продолжая держать пустой бокал. А меня словно по волшебству заполняет безмятежность, вытесняя суматоху чувств.
– Как? – невольно спрашиваю я.
Блондин насмешливо вскидывает брови, уткнувшись лбом в висок:
– Ты так же действуешь, – шепчет лишь для меня.
– Давно вы вместе? – Робкий мамин вопрос застает нас врасплох.
– Да, – уверенно отвечает оборотень.
– Нет, – опровергаю я.
– Я довольно долго ее искал, – исправляется Илья. Маму только позабавила наша разница в словах. – Ваша дочь умеет хорошо прятаться.
Мамина улыбка меркнет:
– Теперь и я это знаю, – произносит она с болью. – К сожалению, характер, скорый на решения, она унаследовала от отца, а я не смогла с этим смириться. Старалась переломить. Исправить. А не должна была. Не сразу поняла. Прости меня, доченька. Прости за все, что произошло. Я не хотела, никогда бы не подняла на тебя руку. Даже сейчас не понимаю, как все произошло, просто не успела убрать нож. Господи, как же я виновата! – Закрывая ладонями лицо, ставит локти на стол. – Я по-настоящему тебя потеряла. Рядом с родителями и твоя могилка. – Мама натурально воет, ухватив себя за волосы. – А нужно было искать! Не сдаваться!
– Прекрати, пожалуйста, – я обнимаю и кладу голову на колени. – Зачем ты это рассказываешь? Зачем себя изводишь? Со мной все хорошо. Мамуль, это я должна просить у тебя прощения, а не ты. Я! – прижимаюсь теснее.
– Ты все правильно сделала. – Трясущиеся пальцы гладят мой затылок. – Я же не слышала тебя и не слушала. Ты бы ушла рано или поздно. Я это всегда знала. Непокорная. Моя гордячка. Думала, вот исполнится Яне восемнадцать и не увижу ее больше, но и тут ошиблась. Почти половину твоей жизни пропустила.
– А теперь можете все наверстать. Ян, вставай с пола. Хватит заливать друг друга слезами. Любовь Михайловна, кормите дочь и меня заодно.
Дважды повторять не приходится, мама резво вскакивает, промокая щеки кухонным полотенцем, щелкает кнопкой чайника.
– Твое любимое, – ставит полную банку клубничного варенья. – Пирог с капустой и рыбой и морковный торт. Как раньше.
Сегодняшний день создан для слез. Слез радости, тоски, обид и страхов. И мой горячий сладкий чай окропляют очередные соленые капли.
Закрываю глаза, втягиваю аромат и возвращаюсь в детство. Хоть на минуту, но я смогла это сделать.
– Спасибо, мам, – я пытаюсь вложить в слова всю гамму эмоций.
– Вы уже уходите?
– Нет! Нет! Очень вкусно, – доедаю кусок пирога. Аппетит так и не проснулся, но за меня справляется блондин. Не отказывается от добавки и самостоятельно наливает вторую кружку чая.
– Яна, а чем ты занимаешься? Ты такая худенькая, как модель.
Мама ждет ответа и точно не о моих успехах в обмане пьяных гостей ночных клубов.
– Она учится, – Илья врет складно, – первый курс медицинского. Недавно даже ассистировала в несложной операции.
– На первом курсе?
– Илья шутит. Я помогла наклеить пластырь на порез. Но учусь, – оставляю без уточнений.
– Я всегда знала, что ты добьешься своего! Яна упорная девочка, – рассказывает мама блондину. – В седьмом и восьмом классах у нее возникли недопонимания с учителями, некоторые пытались занижать оценки, но не выходило. Яна усердно готовилась.
– Охотно верю. И сейчас малявка засиживается за учебниками до полуночи, – рассказывает Илья.
– А где вы живете? – интересуется мама.
– У нас дом в Озерной долине. Извините, мне нужно ответить на звонок. Начальство. – Оборотень выходит и прохаживается по участку, тихо разговаривая.
– Яночка, доченька, ты не подумай, что лезу не в свое дело. Но… он… видно, что состоятельный, успешный. Машина у него такая дорогая, одежда модная. Это очень опасные качества в мужчине для юной девушки. Возвращайся, – она придвигает стул ближе, поглаживая мою руку. – Я одна живу, не смогла привести другого мужчину в дом. Твой отец навсегда остался в моем сердце. Теперь я понимаю, что значит фраза «одна любовь и на всю жизнь».
– Мамуль, Илья для меня, как для тебя папа. – Блондин сбивается с шага, но тут же продолжает путь по вытоптанной дорожке.
– Ты уверена?
– На сто процентов.