«Дочь мрази и твари!»
«…запах предателя…»
«Из-за тебя стая развязала многолетнюю войну».
– Елена сказала правду? Стая в опасности? – спрашиваю я.
Скрипнув зубами, блондин рыкает:
– Не упоминай о ней. Стая всегда в опасности, когда-то в большей степени, когда-то в меньшей.
– Теперь есть повод ненавидеть меня всем, – подытоживаю я.
– А вот самобичевание прекрати! Не нужно взваливать на себя ответственность за то, в чем не виновата. Конфликт со Светлыми набрал обороты еще до твоего рождения. Да, в нем участвовал твой отец, но не ты! Тем более участие в зачистке Светлых принимали и волки Платова, и Темный князь. Это было общее решение. Нам всем есть что беречь и за что драться.
Белоснежные хлопья врезаются в лобовое стекло, чтобы быть тут же уничтоженными, или медленно таять в углах, стекая изломанными ручьями, куда не дотягиваются щетки стеклоочистителей. Я действительно думала, что не смогу сомкнуть глаз. Но обволакивающий поток теплого воздуха расслабляет напряженное в каждой мышце тело, мягкое сиденье с подогревом удобно облегает, и мозг пользуется моментом для эмоциональной перезагрузки.
Мне не чудится запах кофе, жареного мяса и картошки. Желудок жалобно сжимается в голодном спазме.
– Просыпайся, малявка. Тебя на сиденье и не видно, свернулась клубком, как кошка.
Распрямляя поджатые ноги, я с удовольствием тянусь и смотрю в окно. Стоянку тускло освещает желтая вывеска, информирующая о круглосуточном режиме работы заведения.
– Я долго спала?
– Три часа. Налетай, – оборотень протягивает бумажный пакет. – Кофе мой, тебе взял молочный коктейль.
– Как же вкусно. – Картошка фри никогда еще не была такой хрустящей и горячей, как сейчас.
– Обыкновенная. – Илья с придиркой осматривает золотистый ломтик и закидывает в рот. – Пока ты спала, я много думал. – С полным ртом молочного коктейля я замираю, ожидая продолжения. – В этом вечере есть два плюса.
– Какие? – интересуюсь я, проглотив.
– Во-первых, ты смогла обратиться. Волчица восполняет силы, к тебе возвращаются регенерация, слух и зрение. Плюс?
– Плюс. А во-вторых?
– Ты покинула вечеринку голая. – Блондин заразительно смеется, чуть не расплескав кофе. – Ты когда-нибудь уходила с вечеринки голышом?
– Нет, – я активно трясу головой, улыбаясь.
– С почином, – Илья легонько стукает стаканом с кофе о мой, – надеюсь, это не войдет в привычку. Доедай и поехали. Если не успеем добраться до рассвета, не видать нам спокойного десятичасового сна. Мама не отпустит, пока не расспросит все-все в мельчайших подробностях.
– Мы едем к твоим родителям?! – Кусок встает поперек горла, не давая нормально говорить и дышать. Хлопнув хорошенько себя по груди, я повторяю вопрос: – Мы едем к твоим родителям?!
– Я и с первого раза расслышал. – Блондин, промокает салфеткой губы, скомкав, закидывает в бумажный пакет, стоящий на моих коленях.
– Ты не ответил. – Я не хочу паниковать, но мое сердце бешено тарахтит, а голос приобретает истеричные высокие ноты.
– Да, мы едем к моим родителям. Они живут на ферме. Мама много раз приглашала провести праздники вместе. Отдохнуть от работы и городской суеты. Почему бы нам не воспользоваться приглашением? Вдруг мы полюбим сельскую жизнь и решим осесть в деревне. Я буду пасти коров, а ты их доить. Как тебе идея?
– Пугающая.
– Не хочешь доить, можешь чистить загоны. – С громким бульканьем Илья допивает мой коктейль, взяв пакет с мусором, пробегает до контейнера и быстро возвращается. – Ну и ветрище, – впускает холодный поток в салон автомобиля. – Сотрясать воздух обещаниями, что все будет хорошо, не стану. Сама все увидишь.
Увижу… услышу… почувствую!
Знать бы, что именно я увижу? Очередную злобу? Презрение?
Оставшиеся пару часов дороги я не могу расслабиться, а тем более уснуть. Каждый съезд, каждая проселочная дорога заставляет набрать побольше воздуха в легкие и ждать, что автомобиль свернет именно туда.
– А вот и колхоз «Светлый путь». – Я не поняла, в какой момент мы покинули трассу. Ровная широкая дорога так и продолжается, не вынуждая сбрасывать скорость. – Заходим тихо-тихо. Так же тихо ложимся спать, высыпаемся, а дальше смотрим по обстановке. Ты меня поняла?
То, что Илья назвал фермой, в моем представлении выглядит как небольшая деревенька с неказистыми деревянными домами, разбитой дорогой и покосившимися заборами. На деле я вижу современное поселение: десяток добротных домов со спутниковыми тарелками на крышах; идеальные дороги; длинные одноэтажные здания с загонами для выгула скота; ангары, возможно, для техники или хранения корма.
Илья придавливает автомобильную дверь плечом и кривится, слыша хлопок:
– Янка, я же просил! – эмоционально шикает, подойдя ко мне вплотную. Он перестраховывается и паркует автомобиль через два дома от нужного. Взяв меня за руку, быстро ведет. – Идти-то тихо сможешь? Погорячился я, назвав тебя кошкой. Слон.
Никогда я еще не делала чего-то более волнительного, будто мы крались не к дому родителей, а задумали совершить дерзкое ограбление.
Илья прикладывает палец к губам и извлекает ключ из кармана куртки. Замок оглушающе щелкает за нашими спинами. В доме пахнет оборотнями, хвоей и тушеным мясом.
Указав на третью дверь от входа, окидывает меня недоверчивым взглядом и, закинув на плечо, бесшумно пробегает.
– Раздеваемся и спать, мама скоро встанет хлеб печь, – вертит меня, помогая снять куртку. Сбрасывает одежду на пол, откидывает покрывало и первый ныряет в постель. – Ну-у-у. – Я следую примеру, прижимаясь к горячему мужскому телу. – Мы смогли, – произносит он с гордостью.
Плотно укутав в свои объятия и придавив меня бедром, оборотень спит глубоким сном. Я осматриваю комнату и бесцельно глазею в потолок.
– Мне не кажется? – интересуется женский голос.
– Нет, – так же тихо отвечает мужской.
Ну почему я не уснула до пробуждения его родителей?
– Наконец-то привез! Давай взглянем, одним глазком.
– Оля-я-я. – Мужской голос осуждающе растягивает имя.
– Так хочется ее увидеть.
– Потерпи.
Диалог, от которого сердце не на месте, а кровь пульсирует в висках, затихает.
Дом оживает.
Закипает вода в чайнике, тихо поскрипывают двери, шаги, льющаяся вода в душе, радио, вещающее о погоде… Надеюсь, я усну!
Глава 38
– Подъем! – раздается у моего уха. – Янка, ты так и ужин проспишь.
– Как ужин? – я подскакиваю в кровати, вытянув шею и выглядывая в окно.
Темно. Уже темно? Или еще темно?
– А вот так, – Илья стягивает с меня одеяло, – двенадцать часов продрыхла.
– Да ты шутишь? – Но телефон действительно показывает шесть вечера.
– Если ты не выйдешь минут через двадцать, мама возьмет комнату приступом, а папа ей поможет. Одевайся, – ухватив меня за щиколотку, стаскивает с кровати. – Что ты с собой взяла? Вот, подойдет. – Извлекает из сумки джинсы и свитер. Ощущения, что я кукла, не покидают до самой кухни. Блондин расторопно натягивает на меня одежду: – Руки подними. Повернись, – подтягивает джинсы и ловко застегивает металлическую пуговку.
– Можно, я хотя бы умоюсь и схожу в туалет?! – прошу я на выходе из спальни.
– И умоешься, и зубы почистишь, и волосы расчешешь, – открывает следующую дверь и вталкивает в ванную.
Наверное, я устала бояться, трястись и волноваться. Спокойно привожу всклокоченные за время сна волосы в порядок, слушая разговор родителей блондина:
– Уже умывается, скоро придут. Неси быстрее другие тарелки. Красивые, с гусями.
Не похоже, что на меня хотят вылить очередное ведро с помоями. Если только накормить перед этим из красивой посуды.
– Оля, не суетись. Напугаешь девочку своим напором.
– Ай-яй, не хорошо подслушивать. – Илья распахивает дверь. Я распускаю волосы и еще раз придирчиво себя осматриваю. – Женщины… одна тарелки дважды поменяла, вторая шевелюру заплетает-расплетает. Топаем, топаем.
Оборотень ведет дальше по коридору, положив ладонь мне на поясницу, немного надавливая и поторапливая.
– До чего же хорошенькая… – выдыхает русоволосая молодая женщина, в порыве прижав блюдо к груди.
– И худая, – добавляет очередная копия Ильи. Не удивлюсь, если оба брата отпочковались от отца без участия матери.
Блондин обнимает меня, светясь белозубой улыбкой. В его взгляде читается неподдельная гордость, невероятно приятная моему сердцу:
– Наша Янка. Злючка, малявка и змеюшка. – Так меня еще не представляли. – Мама и папа. – Илья тыкает по очереди пальцем, указывая, как будто я могла запутаться. – Можешь так и называть.
– Не уверена, что смогу. – Вот бы прижаться к груди блондина и затеряться в объятиях, избежав внимания двух пар глаз.
– Сын поторопился. Михал, – представляется оборотень. Извлекает меня из сыновних рук, крепко сжимая в приветственных объятиях. – Это Ольга.
– Я сама, сама. – Волчица отталкивает оборотня бедром. – Мы рады вашему приезду. И тебе, Яна, очень рады, – расцеловывает меня в обе щеки.
– Мам, не переусердствуй, и хватит слюнявить мою Янку, – ворчит блондин.
– Ты слышал, как Илья сказал «мою Янку», неужели дождались?
– Слышал, Оль, слышал. Я в двух шагах от вас стоял. – Родители шептались у плиты.
Илья не соврал, Ольга расспрашивает обо всем, что связано со мной или нашим знакомством. А в некоторых местах не просто расспрашивает, а выпытывает и не перестает улыбаться, что бы ни услышала.
Блондин рассказывает правду, не лукавя. Честно открывает тайны моего прошлого, а я сдерживаю порыв выкрикнуть: «Ваш сын махровый бабник!», чтобы хоть как-то сравняться в счете.
– Что ты надула щеки? Я же не врал. А правда ведь в любом случае станет известна. Так лучше узнают от нас, чем кто-нибудь расскажет свою версию, приукрасив и усилив. Хочешь побегать по снегу? Разомнем лапы? Раздевайся!
Насколько хватает взгляда, простирается бескрайняя степь. Прошел небольшой снежок, накрывая чужие следы, и я чувствую себя первопроходцем или космонавтом, ступившим на неизученную планету, разбивая лапами гладкую белоснежную поверхность.