– Ты говорил про шрамы. Подожди… Бывают?
Настоящее время.
Уголки его губ приподнялись.
– Когда меня называют бастардом из Тенебриса – это не совсем верно, – его губы искривились. – У меня был отец. Но потом… Меня усыновили. Это принадлежало Бабе, – он достал из кармана сферу. – А того, кто жив, – кто, порой, страдает от переполняющей его травмы, – я зову «атаир». С наших древних языков оба эти слова означают «отец».
– Как у нас отца можно называть «папой» или «па».
– Именно так, – он кивнул, поворачивая внешние пластины сферы, открывая и закрывая ее.
– Должно быть, тяжело видеть, как твой атаир переживает такие ужасные вещи.
Он повернул сферу, и все планеты одна за другой выглянули наружу.
– Мне не нравится видеть, как страдают те, кто мне дорог, – его взгляд переместился со сферы на меня.
На этот раз трусом оказалась я – не выдержав, я отвела взгляд.
– Мой отец был очень строг, – не знаю, зачем я это сказала: просто мне показалось, что именно это лучше всего подходит, чтобы заполнить паузу и отвлечь нас от того, что он только что сказал без слов.
Я услышала вздох, означающий, что он собирается говорить. Что бы он ни собирался сказать, я не была к этому готова и поспешно добавила:
– Особенно после рождения моей сестры. Теперь я знаю, что это из-за того, что она не его. Мама заключила сделку с эльфом, чтобы забеременеть, – Эвис рассказала мне об этом во время своего визита – она наполовину эльфийка, отсюда и ее магия.
Бастиан сменил положение, выпрямив одну ногу.
– Даже так?
– У нее уже была относительно взрослая я, и она отчаянно нуждалась в еще одном ребенке, и… – Я пожала плечами. – И тут сделка с эльфом. От мысли, что этот эльфийский лорд смог дать ей то, что не смог дать он, папа стал мнительным и неуверенным в себе. Сейчас я это понимаю, но в детстве… – Я покачала головой. – В одну ночь он изменился. Это казалось странным. Пугающим. Но все равно это было не так страшно, как его брат Руфус.
По моей коже пробежали мурашки. Сердцебиение участилось.
Сглотнув, я уперлась ладонями в кафельный пол. Прохладный. Гладкий. Между плитками – грубый раствор. Меня там не было, я была здесь, с Бастианом, в безопасности – по крайней мере, насколько это возможно в этой жизни.
– Он убил моего саблезубого котенка на глазах у меня и у Эвис. Мне было пятнадцать. А ей было всего восемь, – у меня защемило сердце. Я должна был защитить ее от этого зрелища. Я должна была остановить его.
Только… если бы я попыталась, я бы закончила, как и Дия, да?
Краем глаза я заметила легкое движение со стороны Бастиана – возможно, он сжал руки в кулаки. Но я продолжала смотреть на подол одолженной у него рубашки, на колени чуть ниже – они все еще были красными из-за того, что я стояла на них, когда меня тошнило.
– Я не помню точного момента. Будто мой разум отказывается запоминать этот образ. Думаю, это и к лучшему. – Я снова и снова проводила пальцем по краям плитки – это была точка опоры, удерживающая меня здесь. – Но это не единственное…
Я потерла ноги двумя руками и прикусила губу от невозможного щипания в глазах. Никаких слез. Просто расскажи ему. Хотя бы часть. Если я расскажу еще кому-то, возможно, это выветрится из моей головы и не будет так сильно меня мучать.
– Кэт, – мягко сказал он, – ты не должна…
– Я хочу. – Я прислонила голову к стене и стала считать ракушки, украшающие потолок. – В памяти всегда был пробел. В моем сознании было несколько непонятных образов, которые время от времени всплывали. Ночь. Земля. Лес. И я не знала, что там произошло, пока… – Я потянула за горловину рубашки, хотя она даже близко не была с моим горлом. – Когда он схватил меня и… и… я оказалась там.
– Ты не просто вспомнила, ты пережила это заново.
Я кивнула; глаза так жгло, что было удивительно, как слезы не хлынули по моим щекам. Я откинула голову назад, боясь моргнуть.
– Я была там, – прошептала я. – Я уже не видела коридора. Я видела все, что мой разум отказывался воспринимать. Я чувствовала запахи, ощущала грязь на своих ногах, а когда он угрожал убить меня – его руки на своем горле.
Я не помнила, чтобы давала своему телу команду двигаться, но обнаружила себя свернутой в клубок.
– О, Кэт, – тепло Бастиана просочилось в мое озябшее тело, когда он прижал меня к себе. – Любовь моя. Ты теперь в безопасности. Я позабочусь о том, чтобы он больше никогда к тебе не прикоснулся.
Я знала, что это значит.
– Нет, – я подняла голову от колен и посмотрела ему в глаза. – Я не хочу, чтобы ты сделал с ним то же самое, что сделал с Экингтоном.
В его серебристых глазах мелькнула тень холодной ярости, которую я уже видела у него в коридоре.
– Я не собираюсь ломать ему руку или нос. Я сломаю его.
– Нет. Он же мой дядя.
– Мне наплевать, даже будь он одним из богов. Он должен быть наказан за то, что сделал с тобой, и больше никогда такого не совершать.
– Он моя семья. Тебе может быть все равно, но для меня это важно. – Мое сердце гулко забилось оттого, что я слишком близко подошла к слухам о его отце. Но… он не мог его убить. Я видела, с какой печалью он каждый раз говорил о нем и о том, как для него важна сфера.
– Ты можешь найти семью, – он искал мой взгляд, глубокие морщины пролегли между его бровями. – Тебе не нужны такие люди, как он.
– Может, и нет, но это мой выбор. У меня есть долг перед моей семьей – и, чтобы он не сделал, в нем течет та же кровь, что и во мне. Я не могу изменить или переступить через это.
Его челюсть дрогнула, а каждая линия его тела напряглась.
– Пообещай, что не убьешь и не причинишь ему вреда.
– Я не могу этого обещать, – почти прорычал он, обнажив клыки.
Я схватила его за щеки.
– Пообещай мне, Бастиан. Пожалуйста.
Он замер, и мне даже показалось, что он меня не услышал. Затем он резко выдохнул.
– Ради всех чертей, Кэтрин. Ты же знаешь, что я не могу тебе отказать, – Бастиан зажмурился. – Хорошо. Я обещаю, что не убью и не причиню никакого вреда твоему дяде Руфусу, пока ты сама не освободишь меня от этого обещания, – вздохнув, он открыл глаза. – Довольна?
– Спасибо тебе, – я погладила его по щеке, и он стал подниматься, недовольно ворча.
– Пойдем, тебе вредно сидеть на холодном полу. Чем ты хочешь сейчас заняться? – он помог мне подняться.
– Честно? Поспать еще немного, – я улыбнулась ему с сожалением. – Я устала.
– Как пожелаешь, – он поднял меня на руки и вынес из комнаты.
– Но не настолько, чтобы ходить, – в моих словах послышался легкий смех.
Он остановился и прижал меня к своей груди.
– Мне все равно. Ведь ты почти – почти рассмеялась.
Он понес меня в спальню, слегка пружиня на каждом шаге.
Глава 64
На следующий день мои попытки поесть оказались более успешными. Сначала я ограничилась яблоком, и поняв, что желудок не отверг его, попробовала немного хлеба с сыром. Вкусовые ощущения прорезались сквозь серую дымку усталости. Когда я подняла голову, то обнаружила, что Бастиан с улыбкой наблюдает за мной.
– Ты смеешься надо мной?
Его лицо тут же стало невозмутимым, и он покачал головой.
– Никогда.
– Ты точно смеялся надо мной прежде.
– Но никогда над тем, как ты ешь. Мне нравится видеть, как ты наслаждаешься едой, особенно сейчас. Ты заметила, что, когда откусила сыр, то тихонько простонала?
Мое лицо вспыхнуло. Когда я успела потерять самоконтроль?
– Вкусный сыр.
– Да. Одно из лучших блюд, как по мне.
– Я бы выпила за это, – я вопросительно посмотрела на него. За все время, что я была у него, я не выпила ни капли алкоголя.
Он долго смотрел на меня, словно раздевал глазами.
– Один бокал не повредит, – он предложил мне на выбор бренди или виски. Я выбрал первое, а он налил себе виски.
Мы сидели в непринужденном молчании у камина, и я смаковала сладкие абрикосовые и персиковые нотки. Я не заметила их, когда пила этот же бренди в ночь смерти Лары.
Казалось, что прошел уже год, хотя это случилось всего пару месяцев назад. А когда же я впервые встретила Бастиана на дороге? Это словно было в прошлой жизни. Его лицо было все таким же до боли прекрасным, но теперь я знала, что эта боль приносит мне удовольствие.
Он перевел на меня взгляд, в котором светилось золото огня.
– Что?
– Я думала о нашей первой встрече, – бренди заставил меня сказать то, о чем я на самом деле думала, а не судорожно лгать.
Вот только… нет, дело не в алкоголе. Все из-за кокона, которым он окутал нас в своих комнатах. Словно за пределами не существовало никакого внешнего мира. Словно мы не принадлежали к народам, которые в любой момент могут оказаться как врагами, так и союзниками. Словно мне не платили за то, чтобы я шпионила за ним, хотя я и не очень-то с этим справлялась.
Здесь было безопасно – возможно, не только для меня, но и для нас обоих. Именно поэтому он рассказал мне о травме своего отца и признался, что боится за меня. Именно поэтому я смогла рассказать о своем дяде.
Я сглотнула, в горле внезапно пересохло.
– За ночь до встречи с тобой я встретила странную лису.
Его бровь слегка дрогнула.
– Да?
– Она показалась мне не совсем… лисой, – я посмеялась над собой. – Позже я думала, что, может быть, это был ты, но ты же не умеешь превращаться в животных, правда? – я прищурилась на него. – А даже если бы и умел, не думаю, что ты был бы лисом.
Посмеявшись, он сделал глоток из своего стакана; казалось, что его щеки слегка порозовели.
– Нет, это был не я. А каким животным, ты думаешь, я мог бы быть? – спросил он небрежно – слишком небрежно.
– Я скажу тебе после того, как ты расскажешь мне, что знаешь об этой лисе. Я вижу, что ты что-то знаешь.
Поджав губы, он посмотрел на меня.
– Ты слишком хорошо умеешь читать людей. Опасный навык.
– Ты хотел сказать, опасный для тебя.