что я. Ты прекрасно знала, о кого ты терлась на той вечеринке. Я же узнал о тебе, только когда появился твой муж.
И все. Вторая доза его кислотного яда.
Яд заструился по моим венам, как медленная смерть, когда он отступил и вернулся к слушать объявление о помолвке.
Бастиан не был каким-то недопонятым героем с толикой жестокости, вызванной необходимостью защищаться. Я не знала, почему он решил мне помочь в забеге или спасти от дяди. Но это не делало его моим союзником. Это не делало его моим кем-то.
Потому что он вообще не был моим.
Глава 73
Когда все речи были сказаны, лакеи вынесли стулья из оранжереи, чтобы освободить место для фуршета. Тропические цветы вокруг меня не имели ни цвета, ни аромата. Вино было безвкусным. Болтовня Эллы и Перри едва ли доносилась до меня.
Я ходила за ними, умудряясь сохранять контроль. Если бы кто-то пристально наблюдал за мной, то заметил бы, что для леди я пью слишком много. Я ставила пустые бокалы рядом с цветочными горшками и брала свежий напиток каждый раз, когда мимо меня проносили поднос.
Кстати, о пристальном наблюдении…
– Кэт? – Перри дотронулась до моего плеча, глядя на меня с обеспокоенной улыбкой.
Элла сжала другое мое плечо, и я перевела взгляд с нее обратно на Перри.
– Она спросила, все ли с тобой в порядке.
– Ты сегодня очень тихая, и… – Своими зелеными глазами Перри скользнула по моей щеке.
Возможно, я бы справилась с одной Перри, но когда глубокая складка пролегла между бровей у Эллы, – которая сама советовала не хмуриться, потому что это вызывает морщины, – у меня ком стал в горле.
Я отпила вина, чтобы смыть эту тяжесть, и, прижав бокал к груди, спросила:
– Что вы делаете, когда узнаете, что кто-то оказывается не тем, за кого вы его принимали?
Элла поджала губы, ее тонкие ноздри раздувались.
– Когда кто-то показывает тебе, кто он есть на самом деле, верь ему.
Перри нахмурилась.
– Да, но… не всегда все так просто. – С ласковой улыбкой она забрала у меня пустой бокал и взяла меня за руку.
Ее нежный взгляд вернул меня в детство. Если бы вокруг нас никого не было, я бы заползла в ее объятия и позволила ей залечить мои раны, физические и душевные.
– Иногда, – говорила она, гладя костяшки моих пальцев, – люди могут притворяться, что они не те, кто на самом дела. Быть может, чтобы оттолкнуть тебя. А может, чтобы наказать. Я сама встречалась с этим и видела разрушения, которые за этим следуют. Не всегда можно знать наверняка, кто перед тобой, – сам человек или маска, за которой он хочет спрятаться.
По крайней мере, с Бастианом я точно знала, что он не солгал. А значит, Элла была права, и я должна поверить ему, как бы больно это ни было.
– Кэт, что он наделал? – Голос Эллы дрожал, но не от слез, а от нарастающего гнева. Поджав побледневшие губы, она смотрела на мою щеку.
– Ты об этом? Ничего. – Я коснулась нежной кожи и провела языком по ранке внутри. У меня хватило самообладания, чтобы не сморщиться, так что, возможно, им это не покажется таким уж страшным. – Вчера вечером я напилась и упала.
Это было проще, чем признаться, что я позволила Робину ударить себя.
– Дорогая, если он понял, что ты… – Она взглянула на Перри. – Если ты в опасности… – Она поджала губы.
Перри прочистила горло.
– Чувствую, вам двоим нужно о чем-то поговорить. Я пока пойду, найду, куда сдать это, – она указала на мой пустой бокал, – и дам вам немного времени побыть наедине. – Сжав мою руку, она исчезла в толпе.
Элла отвела меня под тень папоротников и широколиственных пальм к уединенной скамейке, рядом с которой стоял столик с пирожными.
– Кэт, если он причинил тебе боль, узнав, что ты шпионишь за ним, то неизвестно, что еще он может сделать. – Она развернула мою голову вбок, хмуро разглядывая распухшую щеку. – Если он сделал это… боюсь, он не тот, кому мы верили.
Я могла бы рассмеяться, услышав, как она буквально озвучила мои мысли. Но я была слишком опустошена, чтобы смеяться.
Элла опустила голову.
– Может быть, он опасен для Альбиона. Разве не этого опасался Кавендиш?
Я нахмурилась. Это казалось неправильным.
Я поискала его взглядом: какая-то глупая часть меня решила, что это утешит меня. Он стоял на помосте, углубившись в беседу с Ашером и королевой. Еще одним человеком на помосте был Кавендиш, который наблюдал за обменом мнениями с невозмутимым выражением лица. Но его поза выдавала его: скрещенные руки, пальца барабанят по плечу.
Элла ошибалась или я просто хотела, чтобы она ошибалась?
Если Ашер станет нашим королем, Бастиан получит доступ к любой информации об Альбионе. Он сможет даже подобраться к самой королеве.
Если он или Королева Ночи захотят нам навредить, все дороги перед ними будут открыты. Нигде нельзя будет укрыться, даже в моем поместье. Мама, Мораг, Хорвич, Элла… все они будут в опасности.
И нет, он не бил меня, но он предал своего отца. Он явно был не тем, кем он казался мне.
Когда я снова повернулась к Элле, она протянула мне блюдечко с миниатюрным лимонным пирожным на ней.
– Ты выглядишь так, будто тебе не помешает что-то сладенькое, чтобы проглотить эту горькую пилюлю.
Я застонала.
– Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
Откусив пирожное, я почувствовала во рту пепел.
Я положила его обратно на блюдечко и извинительно улыбнулась Элле.
– Лэнгдон был прав.
Она поморщилась и забрала недоеденный кусок.
– Да? И в чем же?
– Может, я все-таки не смогу и пирожное съесть, и в платье влезть?
Дни проплывали, как в тумане. Я говорила себе, что это из-за скорой зимы, но не верила в это даже наполовину. Я засовывала в себя еду только для того, чтобы переварить бренди, который пила в своих покоях, каждый раз как возвращалась в них. Ну, хотя бы Робин избегал меня – я не видела его и ничего о нем не слышала. Видимо, он уже достаточно натворил.
После объявления о помолвке другие придворные дамы стали относиться ко мне с уважением: оставляли для меня место ближе всех к королеве и предоставляли мне выбирать наряды, когда мы помогали ей одеваться. Мне поручили разливать медовуху на предстоящей свадебной церемонии, и Элла по секрету рассказала, что некоторые из них мне завидуют.
Идиотки. Они бы не завидовали мне, если бы знали.
Вот только идиоткой была я. Как я раньше не догадывалась, что представляет из себя Бастиан на самом деле?
Великолепный, соблазнительный, столько внимания ко мне? Конечно, он был слишком хорош, чтобы быть настоящим. Похоже, я привлекаю к себе только последних негодяев.
Кавендиш был прав – он ослепил меня удовольствием. Хуже, я сама позволила ослепить себя. Я позволила соблазнить себя, хотя это я должна была соблазнить его.
Я потеряла представление о том, зачем приехала сюда. Я потеряла представление о своем долге, – о единственной вещи, которая действительно имела значение.
Еще два платежа, и я буду свободна от судебного пристава. Поместье будет спасено.
Мне просто нужно как-то пережить эти два месяца, и я никогда больше не увижу Бастиана Марвуда.
И мне больше не придется выносить на себе его осуждающие взгляды. Каждый раз, когда я входила в комнату, его острые, как сталь, глаза устремлялись на меня. Эта встреча с Кавендишем, Ашером, королевой и ее архидруидом, на которой обсуждались приготовления к свадьбе, не стала исключением.
Его взгляд резал меня и в то же время заставлял ощетиниться. Какое, черт возьми, он имеет право осуждать меня? У меня была всего лишь интрижка, а он – убил собственного отца. Одно значительно перевешивало другое.
А он вел себя так, будто это одно и то же.
К моему раздражению, чем больше я размышляла над этим, – сидя прямо, несмотря на тяжесть постоянно направленного на меня взгляда, – тем больше сходств я начинала замечать.
Он никогда не лгал мне о своем отце. Я просто не спрашивала. А со временем, привыкнув к нему, я решила просто поверить, что слухи не могут быть правдой.
Точно так же Бастиан решил поверить, что я вдова, поскольку я вела себя как вдова. Я никогда не лгала ему об этом. Он просто не спрашивал.
Убийство своего родителя – та черта, за которую я не могу переступить.
И нарушение супружеской верности – черта, за которую он не переступил бы… по крайней мере, осознанно.
Если смотреть на эти две вещи через призму морали, то они не так уж и отличаются.
Если ему с детства прививали, что супружеская измена – такой же грех, как мне говорили про убийство родителя, то, возможно, я могла его понять.
Но мне от этого легче не стало.
Наоборот, стало даже хуже, потому что я невольно заставила его нарушить табу. Это делало меня еще более виноватой в том, что причинила ему боль.
И все же…
Я не должна его жалеть. Мне должно быть все равно на его боль.
Я должна проклинать его имя.
И разумом я так и сделала. То, что осталось от здравомыслящей части меня, знало, что он не тот, кого я себе представляла, но подавляющая, глупая, часть меня тосковала по нему.
Когда мы сидели рядом, глупая девчонка во мне скучала по скользящим вверх касаниям его руки по моему бедру, скрытому под столом.
Я напоминала ей, какой он на самом деле.
Безжалостный.
Опасный.
И хотя он не мог быть моим врагом, но и моим союзником не мог тоже.
Так, день за днем, я позволяла шипам расти на пустыре, образовавшемся в моей груди. Они были полезнее, чем то, что было на их месте раньше.
Они защищали меня там, где не могло защитить сердце.
Глава 74
В тот же вечер Элла пришла ко мне и плюхнулась на диван.
– Чудесный денек, не правда ли? – Я вопросительно посмотрела на нее поверх своего бокала. В нем было больше бренди, чем она одобрила бы, и к тому же это был уже второй бокал за вечер. Сегодня я решила нарушить все правила. Все, что угодно, лишь бы притупить остроту, которой Бастиан теперь пронизывал на меня.