Мне нужно сначала позаботиться о ней. Я не могу справиться со всем этим дерьмом, не зная, будет ли она там вообще. Я бросаю взгляд на брата, пока каждая мысль о том, что она сделает, если ее поймают для допроса, проносится в моей голове, и я обнаруживаю, что его взгляд все равно направлен на меня.
Это тревожит. Каждая деталь, которую мы обсудили, кажется, что она может стать той, которая нас покончит.
Глава 20
Брейлинн
Пока я не прикасалась к деньгам. Хотя я смотрю на них с кровати и даже стоя здесь, перед комодом, надевая черные леггинсы, которые на ощупь как шелк, и большой мягкий шерстяной свитер, я чувствую их запах.
Деклан сказал, что стопки в сумме составили более миллиона. И он там, всего в нескольких дюймах от него.
Выпустив неловкий вздох, я смотрю на дверь и хочу оказаться где-нибудь еще. Я хочу просто пойти домой или к маме.
Эта комната — испытание, это поместье — ловушка, и каждую минуту я словно играю в игры разума с дьяволом.
Единственный вопрос, от которого, кажется, зависит каждое решение: любит ли он меня или нет. Любит ли меня Деклан?
Такое чувство, что он делает это, когда он со мной, но иногда мне кажется, что он испытывает меня, как будто он ждет, когда я потерплю неудачу, и я знаю, что это не любовь. Все это может быть для него больной извращенной игрой. В Деклане гораздо больше тьмы, чем я знаю. Я слишком хорошо знаю, что он делал вещи, которые заставили бы меня замереть до глубины души. Может ли такой человек по-настоящему любить кого-то? Не говоря уже обо мне?
Мое сердце болит, когда я задаю себе этот вопрос. Потому что я люблю его. Каждая темная трещина, которая делает его тем, кто он есть… это только заставляет меня хотеть любить его еще больше… даже если это убьет меня.
Звонок телефона на тумбочке вызывает у меня приступ паники. Как будто меня поймали на мысли, что я слишком много думаю, думаю о том, о чем не следует думать.
Я смотрю на него оттуда, где я нахожусь. Хотя Деклан дал мне его, это не совсем мой телефон. Даже когда я отвечаю на звонок, я знаю, что это просто еще один тест.
— Мама, — говорю я, приветствуя ее тоном, который должен ее успокоить.
— Нэна, где ты? — Ее слова пронизаны таким количеством эмоций. — Я приеду и заберу тебя. — Нетерпение в ее голосе причиняет мне боль.
— Немного болею.
— Все еще? — Я всегда была плохой лгуньей и ненавижу лгать своей матери. Я была бы дурой, если бы думала, что Деклан или, по крайней мере, его семья не прослушивают этот телефон или не проверяют его, или что они там еще делают. Когда я сажусь на край кровати, я снова смотрю на деньги. Я ничему не верю. Это все чертово испытание, и я просто хочу, чтобы оно закончилось, чтобы моя жизнь вернулась в нормальное русло. Или настолько нормальное, насколько это вообще возможно после всего этого.
— Я просто хочу остаться дома и посмотреть шоу, мама.
— Позволь мне принести тебе суп, — предлагает она, и в ее голосе звучит надежда. — Ты слишком долго болела. Дай мне тебя проверить.
— Я скоро увижу тебя, мама, но я не могу видеть тебя прямо сейчас. — Она колеблется. Тишина это все, что мне дано, и внутри меня стыд. Настолько, что слезы щиплют глаза. Как? Я не знаю. Они болят и покраснели от рыданий, которые я рыдала днями напролет. Я никогда не чувствовала себя такой слабой и беспомощной. Настолько чертовски бесполезной и жалкой.
— Ты сердишься на меня? — тихо спрашивает мама, и мне приходится собраться с духом.
— Нет, нет, мама, — говорю я так быстро, как только могу.
— Это из-за Трэвиса? — Только после того, как она произносит его имя, я понимаю, что моя мать плачет. Это чертовски убивает меня. Я ненавижу это. Я ненавижу все это.
— Нет, мама. Пожалуйста. Я просто… — Я хочу сказать ей кусочек правды. Я влюбился в того, в кого не должен был влюбляться. Но вместо этого я говорю ей: — Я скучаю по тебе, мама, и люблю тебя. Не волнуйся. Скоро увидимся.
— Почему я не могу увидеть тебя сейчас? — Пока мама спрашивает меня, из окна раздается низкий, ровный звуковой сигнал. Сначала он пугает меня; кажется, что сейчас все и вся пугает. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что это грузовик. Снаружи ведутся строительные работы, как и говорил Деклан. Мне вспоминаются слова Арии; она сказала, что сейчас самое время бежать.
— Мне пора идти, мама, — говорю я ей, чтобы попытаться заставить ее положить трубку, прежде чем я скажу что-то не то.
— Ты бы мне сказала, если бы тебе было больно или кто-то причинял тебе боль, не так ли? — Она шмыгает носом на другом конце провода, хотя, судя по тому, как приглушенно она шмыгает носом, кажется, что она пытается скрыть это от меня.
— Да, — лгу я ей. — Конечно, я бы так и сделала.
— Ты в порядке? — снова спрашивает она, как будто не верит мне, а я бы хотел, чтобы она поверила. Я бы хотел, чтобы она довольствовалась ложью.
— Я просто немного больна и не хочу вставать с кровати. — Она продолжает некоторое время, тыкая и подталкивая, а я продолжаю лгать ей. Снова и снова, пока она не позволяет мне повесить трубку. Но я не лгу, когда говорю ей, что люблю ее, и надеюсь, что не лгу, когда говорю, что скоро увижу ее.
Мои слова остаются со мной даже после окончания разговора: я просто немного больна и не хочу вставать с постели.
Когда я вешаю трубку, я понимаю, насколько правдивы эти слова. Я не хочу вставать с кровати. Я не хочу рисковать увидеть его семью. Я не хочу рисковать идти по коридору и вспоминать, что случилось в комнате с ванной. Я едва могу дышать, думая об этом сейчас. Когда я опускаюсь на матрас, я понимаю, насколько парализует эта ситуация.
Все, чего я хочу, это остаться здесь, пока Деклан не вернется домой и не скажет мне, что я могу сделать. Потому что если я не дождусь его… все, о чем я буду думать, это то, что я не хочу умирать.
Глава 21
Деклан
Облегчение, которое я почувствовал, когда проверил систему безопасности и увидел, что она не тронула деньги и все еще была там, в моей постели, ожидая меня, покидает меня в тот момент, когда я открываю дверь спальни и вижу, в каком она состоянии.
Она не взяла денег. Она не сбежала. Но моя Брейлинн — лишь тень самой себя.
При звуке закрывающейся двери ее большие, покрасневшие глаза смотрят на меня. Сглотнув, я подавляю мысль, которая резонирует больше всего. Облокотившись на бок, ее тело застыло, пока между нами повисала тишина. Я, блядь, ненавижу себя за то, что я с ней сделал.
— Звонила мама, — говорит она мне, пока я расстегиваю воротник рубашки. Я едва могу смотреть на нее, пока она ябедничает сама на себя. — Мы немного поговорили, но я ничего ей не сказала.
Я напеваю ответ, а затем стягиваю рубашку через голову, позволяя ей упасть на пол. Когда я сбрасываю туфли за каблуки, я поворачиваюсь к ней лицом, и легкая улыбка сама собой возникает от вида ее пристального взгляда на меня.
Хочет одобрения от меня. Ей оно, блядь, нужно.
— Ты можешь поговорить со своей матерью, когда захочешь… Я доверяю тебе. —
Ее горло сжимается, когда она сглатывает, а затем объясняет: — Она хочет меня видеть.
Поставив одно колено на кровать, я останавливаюсь, прежде чем дать ей дюйм свободы. — Если ты хочешь увидеть ее, Нейт может отвезти тебя, когда и куда ты захочешь. —
Я ожидаю, что она почувствует облегчение, может быть, даже воодушевление, но кровь отливает от ее лица.
Под мешковатым свитером моя Брейлинн кажется такой маленькой и хрупкой. Ее губы больше не темно-красные, которые меня соблазняют, вместо этого ее глаза имеют тот цвет. И мне стыдно.
— Нейт? — Она едва выдыхает его имя. Страх проникает в ее выражение лица. Складка ложится на мой лоб, когда я хмурюсь. Она так боится, что мне нужно пойти с ней? Что Ария ей сказала?
Кровать стонет, когда я откидываюсь на спинку и вытягиваю руку.
— Иди, — мягко командую я.
Я никогда не думал о Брейлинн как о хрупкой или слабой. Никогда до этой недели. Я думал, что ей просто нужно поправиться, но женщина, которая лежит рядом со мной, закрывая глаза в тот момент, когда ее бок касается моего — она сломана.
Ее сердце бьется так быстро и сильно, что я слышу его, прежде чем она сглотнет.
— Я не хочу, чтобы ты выходила одна… — Я почти рассказываю ей о федералах и показаниях. Я почти признаюсь, что есть очень большая вероятность, что ее будут допрашивать о смерти Скарлет. Но, глядя на нее сверху вниз, я понимаю, что она уже на грани. Слова Картера преследуют меня: она чертовски напугана.
— Я хотел пойти домой и взять кое-какие вещи, заскочить к маме, и если я…
— Нейт может забрать тебя, или я могу, когда что-то случится.
Ее глубокие карие глаза широко открыты и бесцельно смотрят на мою грудь.
Я притягиваю ее ближе и прижимаю к себе крепче. Я провожу рукой по ее волосам и пытаюсь ее успокоить.
— Ты можешь взять меня сегодня вечером? — спрашивает она, и ее голос напряжен. Как будто ей нужно, чтобы мой ответ был — да.
Макхейл сказала мне оставаться дома. Никуда не выходить. В Клубе скоро будет облава. Как мне ей это сказать?
— Я тоже сегодня застрял здесь, моя наивная девочка. — Допрос Нейта запланирован, так что нет риска, что он выйдет. Она будет держаться подальше от всей этой ерунды, свидетелем которой она рискует стать, находясь со мной.
— Ты застрял со мной? — спрашивает она хриплым голосом.
— На данный момент все должно успокоиться, поэтому я бы предпочел, чтобы мы никуда не ходили сегодня вечером или вообще на этой неделе.
Поцеловав ее в висок, я ожидаю, что она поймет, но она не понимает.
— Я не могу оставаться здесь вечно, — шепчет она.
— Все, что тебе нужно из дома, Нейт может принести, — предлагаю я ей.
Она неловко ёрзает.
— Я не хочу, чтобы Нейт куда-то меня водил или…
— Нейт будет заботиться о тебе и делать все, что я ему прикажу. Ты моя, — говорю я ей, хватая ее за подбородок и приподнимая его так, чтобы она была вынуждена смотреть на меня. Она отводит взгляд, пока я не провожу подушечкой большого пальца по ее губам.