Сподвижник сего [Макария Египетского] в делах веры, носивший то же достоуважаемое имя, Макарий Александрийский, был пресвитером в так называемых Келлиях, когда я пришел к нему. Прожив в сих Келлиях девять лет и из них три года вместе с блаженным Макарием хранив безмолвие, я частию сам видел дела и знамения доблестного жития его, частию узнал от тех, которые жили с ним вместе, а частию – слышал еще от многих других.
Однажды святой Макарий, увидев у великого отца Антония отборные финиковые ветви (он сам плел из них корзины), попросил у него одну связку этих ветвей.
Антоний отвечал ему: «Писано: не пожелай, елика суть ближняго твоего (Исх 20, 17)», и едва выговорил это, как вдруг все ветви засохли как бы от огня. Увидев сие, Антоний сказал
Макарию: «Вот, на тебе почил Дух, и ты впоследствии будешь наследником моих добродетелей».
Там же, опять в пустыне, диавол, встретив Макария, весьма утомленного, говорит ему: «Вот ты получил благодать Антония, – что не пользуешься своим преимуществом и не просишь у Бога пищи и силы для путешествия?» Макарий отвечал ему: «Крепость моя и пение Господь, а ты не искусишь раба Божия».
И вот диавол представляет ему призрак: верблюд блуждает по пустыне с вьюком, в котором были всякие съестные припасы. Увидев Макария, верблюд остановился пред ним. Святой, подумав, что это призрак (как и действительно было), стал молиться – и верблюд тотчас пожран был землею.
Этот же Макарий сошелся однажды с Великим Макарием [Египетским] и, как нужно было им переправиться через Нил, то случилось им взойти на большой плот, на который также взошли какие-то трибуны с великой пышностью: у них колесница была вся обита медью, кони в вызолоченных уздах; их сопровождали несколько воинов-телохранителей и отроков, украшенных ожерельями и золотыми поясами.
Когда трибуны увидели в углу монахов, одетых в ветхие рубища, то стали восхвалять их убожество, и один из них сказал им: «Блаженны вы, что презрели мир!» Городской Макарий отвечал им: «Так! Мы презрели мир, а вас мир презирает. Знай, что ты сказал это не сам по себе, но пророчески: действительно, мы оба называемся Макариями [блаженными]».
Пораженный сими словами трибун по возвращении домой скинул мирские одежды и, посвятив себя монашеству, совершил много дел милосердия.
Когда-то прислали Макарию кисть свежего винограда, – а тогда ему очень хотелось есть. Чтобы показать свое воздержание, он отослал эту кисть к одному брату, которому также хотелось винограда. С великой радостью получив виноград, брат сей, в намерении скрыть свое воздержание, послал его к другому брату, как будто ему самому не хотелось этой снеди. Но и этот брат, получив виноград, поступил с ним так же, хотя ему и самому очень хотелось съесть его. Таким образом виноград перебывал у многих братий, и ни один не хотел есть его. Наконец последний брат, получив его, отослал опять к Макарию, как дорогой подарок. Макарий, узнав виноград и разведав, как все было, удивился и благодарил Бога за такое воздержание братий, да и сам не захотел есть его.
Таково было подвижничество великого Макария, которому и я вместе со многими другими поучался у него!
Ежели он слышал, что кто-нибудь совершил особенный подвиг, то и сам непременно то же делал с жаром.
Так, услышав от кого-то, что тавеннисские иноки во всю Четыредесятницу употребляют пищу невареную, святой положил семь лет не вкушать ничего приготовленного на огне, а питаться одними сырыми овощами или, когда случится, мочеными бобами. Другого ничего не вкушал он в эти семь лет.
Исполнив сей обет, он, однако же, оставил такой образ жизни.
Узнав, что один инок вкушал по одной литре (12 унций) хлеба, сей совершеннейший монах решился подражать и ему: переломав все свои сухари и опустив их в кувшин, он положил правилом съедать не больше того, сколько достает рука. Велико было и это изнурение тела.
Весело рассказывал он нам об этом: «Захвачу бывало побольше кусков, а узкое горло не дает мне вынуть их – мой кувшин совсем не давал мне есть». Целых три года подвизался он в таком воздержании, вкушая хлеба унции по четыре или по пять и выпивая соответственное тому количество воды; а масла во весь год употреблял в пищу только шестую часть конги[1].
Вот еще подвиг сего ратоборца. Замыслил этот адамант преодолеть сон. И вот что он рассказал: «Целых двадцать суток не входил я под кровлю, чтобы таким образом победить сон. Днем палил меня зной, а ночью знобил холод, и так как я, – говорил он, – не хотел войти в хижину и подкрепить себя сном, то мозг у меня так высох, что я наконец приходил в исступление. По крайней мере, сколько зависело от меня, я одолевал сон, но уступил ему, как требованию самой природы».
Однажды святой Макарий на рассвете сидел в своей келлии; на ногу ему сел комар и впился в нее. Дав ему напиться крови, Макарий, когда почувствовал боль, раздавил его. Но после стал раскаиваться, что отомстил за самого себя, и за такой грех осудил себя – сидеть нагим шесть месяцев при скитском болоте, которое находилось в глухой пустыне.
Комары здесь величиною с ос и прокусывают кожу даже у кабанов. Ими он так был весь искусан и изъеден, что некоторые думали, не в проказе ли он.
Когда через шесть месяцев он возвратился в свою келлию, то по голосу только узнали, что это сам господин Макарий.
Захотелось ему однажды, как он сам рассказывал нам, сходить на могилу Ианния и Иамврия[2] – волхвов, живших при фараоне, чтобы посмотреть на нее или даже встретиться с жившими там демонами; а это место Ианний и Иамврий силою своих волхвований населили множеством демонов, и притом самых лютых. Гробницу воздвигли сами Ианний и Иамврий, которые в то время занимали по фараоне первое место, как всех превосходившие волшебным искусством. Пользуясь при жизни своей великою властию в Египте, они соорудили это здание из четвероугольных камней, воздвигли здесь себе гробницу и положили тут много золота, насадили всяких деревьев и вырыли преглубокий колодец на этом сыром месте. Все это сделали они в той надежде, что после смерти будут наслаждаться утехами в сем прекрасном саду.
Поскольку раб Божий Макарий не знал дороги к этому месту, то и соображал свой путь с течением звезд, как делают мореходцы. Так прошел святой муж всю пустыню.
Нашедши здесь несколько тростнику, он через каждое поприще ставил по одной тростинке, чтобы по ним знать, как воротиться назад.
В девять дней он прошел всю эту пустыню и был уже недалеко от того сада, но с наступлением ночи несколько заснул.
Злобный демон, всегда враждующий против подвижников Христовых, в то время как Макарий спал не далее версты от гробницы, собрал все тростинки и, положив их у самой головы его, удалился. Проснувшись, Макарий нашел, что все тростинки, которые он ставил по дороге для приметы, собраны в одно место.
Может быть, Бог попустил это, призывая Макария к большим трудам, дабы он полагался не на указания тростинок, а на благодать Бога, Который сорок лет вел Израиля по страшной пустыне посредством столпа облачного.
«Когда я стал подходить к гробнице, – говорил святой, – из нее вышло навстречу мне до семидесяти демонов в разных видах: одни из них кричали, другие скакали, иные яростно скрежетали на меня зубами, а другие, как крылатые враны, бросались мне в лицо и говорили: “Что тебе надобно, Макарий? Зачем ты пришел к нам? Ты, вместе с подобными себе, завладел нашей пустыней, вы и оттуда выгнали родственных нам демонов. У нас с тобой ничего нет общего. Зачем идешь в наши места? Как отшельник, довольствуйся пустыней; устроившие сие место отдали его нам, а ты не можешь быть здесь. Зачем хочешь ты войти в это владение, куда ни один живой человек не входил с тех пор, как мы похоронили здесь братьев, основавших оное?” И много еще шумели и жалобно вопили демоны.
Но я, – говорил Макарий, – сказал им: “Пойду только и посмотрю, а потом уйду отсюда”. Демоны сказали: “Обещай нам это по совести”. Раб Божий отвечал: “Обещаю”,– и демоны исчезли.
Вошедши [в сад], – рассказывал он, – я осмотрел все и между прочим увидел медную бадью, повешенную на железной цепи над колодцем (бадья от времени покрылась ржавчиною), а также яблоки, внутри совсем пустые, ибо они высохли от солнца».
Затем спокойно вышедши из сего места, святой через двадцать дней воротился в свою келлию[3].
Только с ним случилось немалое несчастие: у него недостало хлеба и воды, которую от носил с собою; так он почти ничего не ел во все те дни странствования по пустыне. Может быть, через это он искушаем был в терпении, как и оказалось на деле.
Когда уже он был близок к изнеможению, показался ему кто-то, как сам он рассказывал, в образе девицы, одетой в чистую льняную ткань и державшей кувшин, из которого капала вода. По словам Макария, она была от него не дальше, как на стадию. Три дня шел он и все видел, как будто она стоит с кувшином и зовет его, – но он никак не мог настигнуть ее.
Впрочем, в надежде утолить жажду свою, святой три дня мужественно переносил усталость.
После сего явилось множество буйволиц, и одна из них, с буйволенком, остановилась прямо против старца (здесь водятся они во множестве); по словам Макария, из сосцов ее текло молоко.
«Подошедши к ней, – говорил он, – я досыта напился молока. Но чтобы еще более показать мне милости, Господь, вразумляя малодушие, повелел буйволице идти за мною до самой келлии. Послушная Его велению, она шла за мной, кормя меня молоком и не давая сосать своему буйволенку».
Еще в другое время сей доблестный муж, копая колодец для пользы монахов (а возле колодца лежали всякие листья и хворост), был ужален аспидом (это самая ядовитая змея). Святой взял аспида руками за обе челюсти и растерзал его, сказав: «Как ты осмелился приблизиться ко мне, когда не посылал тебя Господь мой?»
Тот же великий Макарий, услышав о дивном житии тавеннисских монахов, переменил свое одеяние и в мирском платье поселянина пошел в Фиваиду.