Светало. Солнце еще только собиралось вынырнуть из-за Гвианского нагорья, но темнота уже рассеялась, отступив от дороги, и фары стали не нужны. Водитель включил магнитолу. Диктор на испанском как раз начал зачитывать прогноз погоды. День обещал быть ясным и погожим.
«Хаммер» тем временем повернул, и впереди показался берег Комо. На сотню метров он был расчищен от растительности. У берега виднелся небольшой причал. Судя по всему, для парома. Возле него стояли две машины. Допотопный грузовик, на платформе которого была установлена огромная клетка с птицами, и такой же допотопный пикап, в кузове которого на мешках разместились две или три женщины с детьми на руках. Позади машин, по берегу Комо, стелился туман.
Сонливость Джека Мейера как рукой сняло. Он вдруг подумал, что, будь он художником, обязательно попытался бы написать картину «Ожидание на переправе Комо». Или «Ожидание парома на Комо». Просто после всей этой жуткой ночи вид мирных крестьянок, баюкающих на руках детей, показался настолько умиротворяющим, что он почувствовал себя спокойно и легко, как в детстве на Рождество.
В загрубевшей всего за несколько часов пребывания в Латинской Америке душе Мейера разлилось нежданное тепло. Деревенские мадонны с младенцами на руках олицетворяли надежду. И Джек, невольно подавшись вперед, старался впитать каждую деталь этой удивительной в своей обыденности картины. И сохранить ее в памяти…
– Стой! – вдруг приказал водителю тоже пристально разглядывавший переправу с переднего сиденья Сэм Дакота. – Мак, давай наверх!
Мейер удивленно оглянулся на мигом вскочившего и вынырнувшего к пулемету парня-мексиканца. Сидевший напротив Джека человек-куст, вскинув автомат, настороженно всматривался вперед. Диктор в магнитоле пожелал всем удачного дня, и Шакира с Алояндро запели «Ла тортуру».
– Ну что? – спросил Дакота.
Мак повернул пулемет по сторонам и отозвался:
– Вроде ничего!
– Все равно мне это не нравится, – буркнул Сэм. – Давай-ка медленно назад…
В этот самый миг привставший Джек вдруг увидел, как из-за пикапа с мадоннами резко высунулся человек с гранатометом.
– Назад!!! – завопил Дакота. – Мак!
«Хаммер» рванулся назад, пулемет на крыше загрохотал, но из-за рывка пули ушли в дорогу, вздыбив косую змейку земляных фонтанчиков перед машинами.
П-пух! – донеслось от пикапа, и к «Хаммеру» устремился светящийся комок.
Одновременно женщины с детьми с криками вскочили и начали выпрыгивать из кузова пикапа. Светящийся комок пронесся над самым лобовым стеклом «Хаммера». Мейер успел подумать, что граната прошла мимо, но в этот момент на крыше грохнуло так, что тяжеленный джип присел.
Из люка, в котором торчал Мак, брызнули осколки и куски плоти. Джек пригнулся, его сбил с ног бросившийся к бойнице человек-куст. Водитель случайно задел магнитолу, и «Ла тортура» теперь звучала на всю мощь стереоколонок. Умиротворяющий пейзаж словно по мановению дьявола превратился в кромешный ад.
Из-за кабины грузовика с огромной клеткой высунулся еще один человек с гранатометом. От берега, разорвав туман в клочья, загрохотали автоматы. Женщины с детьми с воплями бежали к причалу.
Сэм Дакота с матерным вскриком распахнул дверцу и высунулся из кабины с автоматом. Ухнул выстрел «подствольника», и воздух прочертил дымный след. Пройдя над пикапом, граната угодила в бак грузовика.
Грохнул взрыв, как будто в грузовик попала авиабомба. Так и не успевший выстрелить гранатометчик черным сломанным силуэтом полетел влево. Справа падали мадонны с детьми, но их крики тонули в общей какофонии боя, и никому не было до них дела…
Голоса исполняющих «Ла тортуру» Шакиры и Алояндро метались в «Хаммере». Джип маневрировал под шквальным огнем, сдавая назад. Почерневший от взрыва бака грузовика воздух прочерчивали пунктиры очередей. Сквозь них сверху сыпались, беззвучно кудахтая и отчаянно размахивая крыльями, куры. Угодив под пули, они брызгали по сторонам кровавыми ошметками.
Джек Мейер едва успел подняться, как человек-куст снова сбил его с ног, устремившись к пулемету. Сбросив вниз изуродованный труп Мака, он ввинтился в люк, и пулемет ожил снова.
Крупнокалиберная очередь прошлась по берегу, проделав в тумане рваную брешь. В ней, корчась, падали в реку люди. А пулемет уже повернулся вперед и наискось продырявил пикап, за которым засели еще два автоматчика. Их добил короткими очередями Дакота.
В этот самый момент в левый борт «Хаммера» словно сыпануло градом, и дикая пляска смерти возобновилась с новой силой. Джип резко развернулся и едва не свалился в реку. Пулемет на крыше то захлебывался, то грохотал опять. Шакира с Алояндро горланили «Ла тортуру», и Джек Мейер вдруг начал воспринимать происходящее как клип на их песню.
Его мозг был не в силах уловить картину боя целиком и фиксировал только детали. Крупным планом и в черно-белом цвете. И лишь кровь оставалась красной. Ее было много. Она летела брызгами и растекалась пятнами. Казалось, кровь была повсюду.
А потом Джек Мейер вдруг ощутил удар взрывной волны и медленно повернулся. Звуки стали приглушенными. Задней стенки «Хаммера» больше не существовало, ее словно срубило огромной гильотиной. В рваном проеме клубился дым. Когда он рассеялся, Мейер увидел выскочившего откуда-то человека с автоматом. Он был в черном, а автомат с «подствольником». Человек остановился и вскинул автомат, явно собираясь попасть гранатой в салон «Хаммера».
Тут Джек понял, что нужно что-то делать, если он хочет досмотреть клип до конца. Он плюхнулся на колени, сорвал с изуродованного тела Мака «кольт» и, держа его двумя руками, начал стрелять.
Он видел лицо человека в черном очень отчетливо. Сперва на нем отразился испуг, потом удивление и, наконец, насмешка. Все пули Джека прошли мимо, и человек в черном нажал на спуск «подствольника».
И тут Мейер в него все-таки попал. Пуля швырнула человека в черном на землю. И гранатометный выстрел угодил не в проем, а под днище «Хаммера». Джек прекратил стрелять и только тут увидел стоящего сбоку на колене Сэма Дакоту с дымящимся автоматом.
– Ты молодец, Джек! – сказал Дакота. – Но в следующий раз, как будешь стрелять, снимай пистолет с предохранителя! Вот так…
Бой у переправы Комо прекратился так же внезапно, как и начался. С последними аккордами «Ла тортуры». Диктор перешел к обзору финансового рынка. Сэм Дакота со своими парнями деловито сновали в дыму, добивая выстрелами в голову раненых боевиков FARC. Одного, контуженого, приволокли на берег, отрубили мачете кисти и ступни, после чего сбросили в реку. Раненых крестьянок никто не добивал. Они умирали сами. Оставшиеся в живых рыдали. Но на них никто не обращал внимания. Со всех сторон доносилось куриное кудахтанье. В воздухе оседал пух.
Мейер курил на подножке «Хаммера» и с отупением рассматривал свои руки. Они были в крови. Кровь была не его, а с пистолета. И сигарета тоже вся испачкалась в крови. Еще вчера Джек бы ее выбросил, но теперь ему было все равно. Кровь здесь была повсюду.
Сэм Дакота позвонил местным, потом подошел к «Хаммеру» и сказал:
– Будем ехать! А то тут где-то еще есть «фарковцы»!
Джек кивнул и забрался в салон. Сэм уселся на командирское место и, прикурив, оглянулся. Мейер вытянул ноги у трупа Мака, откинул голову на борт и курил, держа пистолет в правой руке.
– Зря ты прилетел, Джек, – сказал Дакота. – Мак должен был двигать со мной в Венесуэлу. Теперь придется без него…
Мейер выпустил дым и посмотрел на Сэма:
– Мак? А почему его звали Маком? Он же мексиканец…
Дакота стряхнул пепел, снова затянулся и сказал:
– Тебе надо выпить, Джек… Возьми там бутылку и хлебни хорошенько.
– Я не пью с утра, – покачал головой Мейер.
– Лучше выпить с утра, чем тронуться к вечеру. С тобой и так куча проблем, Джек. Не хватало еще пристраивать тебя в психушку…
82Венесуэла, Гвианское нагорье, ущелье Грома
Пока Логинов занимался заменой пробитого колеса, Игнатович обкладывал камнями тело профессора Кринецкого, чтобы до приезда представителей «Лукойла» его не обглодали птицы и звери.
В переводчике что-то изменилось. Он больше не стенал и не пытался внушить Виктору мысль, что находится при смерти. Видимо, Игнатович наконец понял, что смерть в этом сумасшедшем мире витает над каждым, так что поминать ее всуе не стоит. А нужно просто жить, ценя каждую отпущенную тебе минуту.
Затянув на колесе гайки, Логинов опустил домкрат, вытащил и закинул его вместе с инструментами в багажник джипа. Бензина было примерно полбака. Никаких запасных канистр с горючим не имелось. Виктор вытер руки и перекурил. Потом взял автомат «СЕТМЕ» и «беретту» и подошел с ними к Игнатовичу.
– Держите, Фадей Трофимович!
Игнатович, поправлявший камни, разогнулся и протянул руку к автомату.
– Я поставил на одиночные, – сказал Логинов и взял «беретту» в правую руку.
Игнатович последовал его примеру, и они, по воинской традиции, трижды отсалютовали в воздух. Опустив винтовку, Игнатович вопросительно посмотрел на Виктора. Тот повернул «беретту» и показал:
– Передвиньте флажок вот так.
Игнатович кивнул и поставил «СЕТМЕ» на предохранитель. После этого они молча прошли к джипу и уселись на сиденья. Свое оружие каждый сунул сбоку между спинкой и бортом. Никто ничего не говорил, но они друг друга прекрасно поняли. От Игнатовича не требовалось геройства, однако ему лучше было иметь под рукой оружие, чтобы хотя бы попытаться защитить свою жизнь.
Логинов снова закурил и тронул джип с места. Описав полукруг, он свернул за поворот и направился вниз по ущелью. Оно становилось все шире и шире. Гора Грома как бы пятилась от нагорья. Минут через пятнадцать Логинов чуть сбросил скорость и выудил из кармана свой служебный спутниковый телефон кодированной связи, который он, наученный горьким опытом, теперь носил в специальном прозрачном непромокаемом чехле. Индикатор показывал, что связь появилась…